Необходимо каждому женившемуся мужчине говорить себе: «В мире нет больше женщин, кроме моей жены!» Это должно быть вбито в голову гвоздем. Так же должна думать и женщина: «В мире нет больше мужчин, кроме моего мужа».
Для того чтобы старость была красива, нужно, чтобы жизнь была прожита правильно. Доброта в глазах, степенность и немногословность в речи, умилительная седина – все это и многое другое – знак свободы от страстей, которые или побеждены и попраны, или выжжены скорбями и болью прожитых лет.
«Ну это же моя мама!» Все эти «сю-сю-сю» не нужны! Женился – бери жену подмышки, в другую руку свой чемодан, свой нехитрый скарб и дуй на съемную квартиру! Чтобы твоего духу не было ни одного дня в родительском доме! Все, начинай жить самостоятельно!
Детки – это вечная печаль. Нету их – печаль. Есть они – забота о них, тревога. Болеют они – мы сходим с ума. Ведут себя не так, как мы хотим – снова с ума сходим, и так далее. Мы очень часто видим в детях свои грехи. В них актуализируется, расцветает каждая наша ошибка. Все, что в нас было свернуто и скручено – в детях развернулось как серпантин. Мы видим воочию всю нашу глупость, умноженную в несколько раз, на детях. Поэтому с детьми вечная печаль.
Когда загорелось у тебя чувство к женщине и ты в пожаре разных мечтаний стоишь под ее балконом – это еще совсем не любовь, это половое возбуждение, это еще какие-то фантазии, это всевозможные естественные желания по весне обостряются, но это еще не любовь. Любовь – это гораздо более серьезная вещь. Любовь – это целые годы настоящего труда. Надо переделывать человека – в хорошем смысле, и поддаваться ему для переделки, потому что муж и жена меняют друг друга: они через некоторое время становятся совершенно другими. А кто не хочет меняться – тех разносит в разные стороны.
Союз мужчины и женщины – это опорная точка мироздания, оттуда вырастает все святое. Потому что брак – это школа добродетели. В браке люди учатся терпеть, учатся любить. А любить надо уметь.
Это естественный, непреложный духовный закон: помочь человеку в духовной беде может тот, кто сам в этой беде уже с собой разобрался, для кого эта беда уже понятна, кто научился с ней бороться – иначе невозможно.