Февраль

Инфляция и дороговизна приводят к введению карточек на основные продукты в городах России. Перебои в добыче нефти и угля, паралич железнодорожных перевозок («паровозный кризис») становится причиной перебоев в снабжении столицы. Температура в домах Москвы и Петрограда не выше 11–12 градусов. Председатель Думы М. Родзянко представляет императору доклад о катастрофическом состоянии дел в России («в стране разруха»). Все фракции Думы выступают за создание правительства, ответственного перед парламентом. «Дело Манусевича-Мануйлова» – разоблачение придворных кругов, замешанных в коррупции и шпионаже в пользу Германии.

В Петрограде появляются первые очереди («хвосты») за хлебом. Фабрикант Путилов объявляет локаут бастующим на его заводах рабочим. Десятки тысяч людей выброшены на улицу.

22 февраля Николай II уезжает из столицы в Могилев, в Ставку Главнокомандования. Первые столкновения полиции и казаков с демонстрантами. Постепенно на сторону митингующих переходят части Петроградского гарнизона.

28 февраля депутаты Государственной думы объявляют о создании Временного комитета, который берет на себя всю полноту власти в стране.

01.02

В этот день – 19 января 1917 года по старому стилю – в Петрограде начались заседания Международной конференции стран Антанты, на которой должны были обсуждаться проблемы военного сотрудничества. Перед началом переговоров союзники, опираясь на многочисленные ситуации, ставшие им известными, давали понять, что очень озабочены состоянием дел в России, испытывают по этому поводу тревогу, поскольку не уверены в готовности императорского двора и правительства продолжать войну. Вслух даже озвучивались подозрения о возможности заключения между Петроградом и Берлином сепаратного мира. Со своей стороны союзники демонстрировали готовность помочь русской армии и в целом экономике Российской империи. Однако первый же раунд переговоров показал, что гости не так уж и готовы обсуждать что-либо конкретно. Стало понятно, что делегации Британии, Франции и Италии получили от своих правительств лишь неопределенные инструкции, и никакого направляющего принципа для координации усилий, никакой программы коллективного действия для ускорения общей победы у них нет.

Получалось, что целью визита был зондаж обстановки, выяснение, насколько усилились в России антианглийские настроения. И, соответственно, насколько правдивы слухи, что царь и его окружение ведут тайные переговоры с Германией. Показательно, что Ленин из своего швейцарского далека язвительно откликнулся в тот момент на происходящее: «Спор идет между этими в кавычках милыми дружками только из-за того, когда и как повернуть от борьбы против Германии к борьбе против Англии». Под «милыми дружками» лидер большевиков имел в виду две противоборствующие между собой придворные партии – германофильскую и англофильскую. Парадокс состоял в том, что, с одной стороны, все были уверены, что такие партии есть, но никто толком не знал и не понимал, какие именно люди в них состоят и насколько на самом деле к их мнению прислушивается Николай II. И даже задним числом в историографии вопроса в советские времена никакой ясности не появилось. Если фундаментальная трехтомная «История дипломатии» утверждала, что царизм в тот момент склонялся к сепаратному соглашению, то в четырехтомном издании «Мировые войны XX века» говорилось: «В советское время в течение 70 лет во всех хранилищах днем с огнем искали свидетельства заговора двора, его готовность пойти на мировую с Германией. Не нашли ни единой страницы, ни единой строчки. И Николай, и Александра стояли за войну до победного конца». Это к тому, что в начале 17-го года ясности и понимания в этом вопросе было еще меньше. Единственное, что было очевидно, это нежелание царской семьи что-либо с кем-либо обсуждать всерьез. Руководитель британской делегации на Петроградской конференции лорд Мильнер после приема в Царском Селе, где он вручил Николаю два письма от его кузена короля Георга Пятого, сказал своим подчиненным: «Император и императрица хотя и держались очень любезно, но отчетливо дали понять, что не потерпят никакого обсуждения российской внутренней политики». И что же? Можно ли решать серьезные вопросы без серьезных разговоров? Вопрос этот риторический.

02.02

В этот день – 20 января 1917 года по старому стилю – в Круглом зале Мариинского дворца в Петрограде состоялось очередное пленарное заседание конференции союзников по Антанте. Забегая вперед, скажем, что это крупнейшее в дипломатии военного времени мероприятие длилось целых три недели. Закончилась Петроградская конференция буквально за считаные дни до начала Февральской революции. И призвана она была, в первую очередь, предотвратить сползание России в революционную смуту. Вот правильно, с одной стороны, говорить, что Февральскую революцию никто не готовил специально – ни одна партия, все произошло стихийно. Но, с другой – общее мнение современников события говорит о том, что к этому все шло – о скором крушении монархии не говорил только ленивый. Можно было попытаться исправить ситуацию принятием каких-то конкретных общезначимых решений в области военного сотрудничества, слаженных действий на фронте. Но в этом смысле конференция потерпела полное фиаско, и обнаружилось это уже в первые дни ее проведения.

Во-первых, союзники вместо подтверждения ранее согласованного плана одновременного начала наступления на Западном и Восточном фронтах против немцев уже в феврале 17-го неожиданно получили отказ. Генерал Василий Гурко, сын прославленного фельдмаршала, освободителя Балкан, временно исполнявший тогда обязанности начальника штаба Верховного главнокомандующего, заявил, что русская армия не готова к наступлению в связи с глубокой структурной реорганизацией. Это усилило подозрения тех, кто уже начал сомневаться в желании императорского двора продолжать войну с Германией. В конце концов союзники добились от Гурко обещания начать наступление на Восточном фронте во второй половине апреля 17-го года. Столь же неопределенно и сложно шло обсуждение взаимных поставок вооружений и продовольствия. Русская делегация сделала заявку на двадцать с половиной миллионов тонн грузов, для справки – это больше, чем вся пропускная способность железных дорог в стране. Союзники соглашались на поставки, в три раза меньшие по объему. Неожиданно трудно решался и вопрос об ответных поставках российского зерна в Англию и Францию. Казалось бы, что тут могли возразить союзники? Оказывается, как заявил источник на переговорах, «не очень доверяя четкости и слаженности работы транспорта в России, англичане хотели, чтобы в этой работе участвовали их офицеры, и вообще, чтобы у британских специалистов был доступ к информации об использовании вооружения и техники, предоставляемой Антантой России». Показательно еще одно направление сотрудничества – платежи России по старым долгам и вопрос о новых английских займах. Это то, что потом откажутся платить большевики, – долги царского правительства. Но кто бы помнил, что все эти долговые обязательства были обеспечены, и не просто какими-то гарантиями на бумаге. В тот день постановили, что для решения финансовых дел внутри Антанты русское правительство высылает в Англию золота на сумму 20 миллионов фунтов стерлингов! Проще говоря, все необходимые России вооружения и снаряжение были оплачены, причем в предварительном порядке!

Ну и наконец, новой, но не менее сложной проблемой на конференции стал румынский вопрос. Вступив в войну на стороне Антанты, Румыния тут же начала терпеть поражения, ее столица Бухарест была захвачена австро-немецкими войсками, а спасать ситуацию вынуждена была Россия. Русская армия теперь на новом фронте – Румынском. С этой целью в Петроград в тот день прибыл сам премьер-министр Румынии Брэтиану. Впрочем, о положении дел на фронте подробнее расскажем в последующих сюжетах.

03.02

21 января 1917 года по старому стилю сводки с фронтов Первой мировой не содержали в себе ничего существенного. Шла обычная позиционная война, войска всех воюющих армий крепко сидели в своих окопах, что само по себе подтверждало мысль – в этой войне победит тот, у кого окажутся крепче нервы, у кого будет надежный тыл и достаточное количество ресурсов.

Однако было исключение. Румынский фронт – это исключение, подтверждавшее правило. Вступив в войну на стороне Антанты в августе 1916 года, румынское королевство оказалось небоеспособным. Немцы и болгары быстро стали одерживать над ним победы. И уже в декабре того же года был сформирован Румынский фронт русской армии. Полковник Александр Верховский, будущий военный министр Временного правительства, после Октября перешедший на сторону советской власти, а в тот момент – начальник штаба русских войск в Румынии, описывал ситуацию в катастрофических тонах: «Немцы, естественно, не стали ждать, пока скрипучая машина русского командования придет в действие. Привезли в Трансильванию несколько дивизий и перешли в стремительное наступление. Первыми побежали румынские генералы, за ними офицеры, потом солдатская масса. Не лучше обстояли дела и у наших. Корпус генерала Вебеля столь же стремительно бежал от Черновиц к Станиславу (ныне Ивано-Франковску). Немного [времени] спустя болгары перешли в наступление, потеснив наш 47-й корпус, присланный на помощь румынам. Я думал о том, как устранить все то, что угнетало Россию, мешало успешному ведению войны. И тут мне пришла в голову нелепая мысль пойти к императору. Коллеги смеялись надо мной. “Пусть это смешно, – возражал я, – но так моя совесть будет чиста”. Я был Георгиевским кавалером, а тогда было такое правило – Георгиевских кавалеров по записи, из тех, что оказались в данный момент в Петрограде, приглашали на завтрак во дворец. Я решил этим воспользоваться. Император жил в маленьком двухэтажном доме рядом с оперативным отделом Ставки, обстановка была подчеркнуто простая. Несколько офицеров с фронта, в том числе и я, стояли у двери во внутренние покои. Вошел император в походной форме – маленький, серый, неуверенно шагающий человек с усталыми глазами. По очереди подходил ко всем представлявшимся, останавливался, выслушивал фамилию, глядя куда-то в пространство, молчал, видимо не зная, что сказать. Мнеповезло. Император, видимо, припомнил меня по событиям 1905 года и удостоил важным для меня вопросом: “Ну, что делается в Румынии?” Я кратко изложил тот кошмар, свидетелем которого стал на протяжении последних месяцев. Император сразу почувствовал, что разговор приобретает необычный характер, насторожился. Уже внимательно посмотрел мне в глаза и спросил: “Как здоровье генерала Беляева?” – “О здоровье генерала ничего сообщить не могу, но должен сказать, что в Румынии идет прямая измена русскому делу”. Можно было ожидать, что за этим последует резонный вопрос: “А в чем же дело? В чем измена?” Но император сделал вид, что ничего не понял, повысив голос, повторил: “Передайте генералу Беляеву, что я его благодарю за верную службу”». Весьма показательный случай. Офицер, дворянин, воспитанный на исторических примерах Петра Великого, вдруг обнаруживает, что царская власть интересам Родины, России не отвечает. Столько мерзостей, столько ненужных поражений, столько напрасно пролитой крови… «Когда я ехал к царю, – заканчивает Верховский, – во мне горела еще какая-то искра надежды. Но после того, как удалился в свои внутренние покои этот маленький ростом и духом человек, развеялись мои последние иллюзии».

06.02

Характерное разнообразие событий начала февраля 1917 года лучше всего прослеживается по газетным публикациям. Газета «Русское слово» под заголовком «Эвакуация Румынии. Переезд королевской фамилии» писала: «Из Киева сообщают, что румынская королевская фамилия прибыла в Одессу, откуда переедет в Петроград. Управлению Юго-западных железных дорог предписано отправить для этого салон-вагон. Неизвестно, проследует ли сам король вместе с семьей в столицу России или останется в районе фронта»