– Итак, вы – Филимонов Александр? – строго спросил следователь, вглядываясь в человека лет тридцати пяти, сидящего на противоположной стороне его рабочего стола. Мягкие черты лица и безучастное выражение раздражали с первой минуты, как его доставили в участок.
– Все верно, – последовал ответ. Приведенный с любопытством изучал разложенные по столу бумаги и папки. Взгляд задержался на необычной ярко-красной ручке с надписью, которая выбивалась из общей строгости вещей.
Следователь опустил глаза в паспорт и нахмурился. Что-то тут явно не сходилось. С фотографии в документе на него смотрело то же самое лицо, что и у человека напротив. Но возраст?
– Здесь написано что вам, – последовала секундная задержка, – шестьдесят девять лет?
– Ммм, – неопределенно промычал задержанный. – Получается, что так.
Следователь закрыл паспорт, осмотрел его со всех сторон, затем пролистал и отдельно изучил каждую страницу. На это у него ушло минуты три. Затем он отложил паспорт в сторону и, сделав максимально серьезное лицо, взглянул на Александра. Ярко-зеленые глаза имели по-детски невинное выражение. Обычных правонарушителей, даже мелких хулиганов следователь Сергейцев видел насквозь. Но здесь не было даже намека на жадность, страх, скрытую агрессию. Мужчина не льстил и не нервничал. Он будто бы и вовсе не понимал, что за поддельный документ можно получить большой срок. Если только…
– Вы же понимаете, что у вас – поддельный документ? – наставническим тоном начал следователь.
– Как поддельный? – искренне удивился Александр. – Нет, нет, я получал его, как и все, в УФМС, в 1994 году. Все правильно.
– Послушайте, – терпеливо начал следователь, – я все понимаю, что могла быть ошибка, но…
– Никакой ошибки здесь нет, паспорт – настоящий, – с легкой ноткой настойчивости заявил Александр.
Следователь сжал губы. Он не любил, когда его перебивают.
– Я сделаю несколько звонков, чтобы уточнить детали, но пока что я вынужден вас задержать на сутки, – он снова посмотрел на искренне детские зеленые глаза и зачем-то добавил – Извините.
Следователь сделал знак и сержант, до сего момента тихо стоящий в углу комнаты, подошел и взял мужчину за руку чуть выше локтя. Тот не сопротивлялся, тихо встал, не отрывая пронзительного взгляда от Сергейцева, и послушно ушел вместе с сержантом. В комнате повисла мертвая тишина. Спустя пару минут сержант вернулся.
– Надо покурить, – кивнул ему следователь и они оба покинули кабинет.
Курилка была в стороне от здания, проветриваемая, с прочной металлической крышей, дающей отличную защиту от зноя. Сергейцев чиркнул зажигалкой и задымил. Сержант стоял рядом.
– Ну и, что ты думаешь насчет этого? – спросил следователь, щурясь от сигаретного дыма.
– Купил паспорт? – предположил сержант.
– Я тоже об это подумал, но если так давно, то должен был понимать, что пора заменить. А если купил сейчас, то не мог не заметить такой даты. Семьдесят лет ему исполнится через 3 месяца, представляешь? – покачал головой Сергейцев.
Сержант хмыкнул. Растерянного Филимонова он привел в отделение после того, как задержал его на ж/д станции. Тому не хватило денег на билет, а большая часть предложенных контролеру купюр оказались еще советскими, что вызвало недопонимание и, как результат, поездку в отделение.
– Дремучий он какой-то, – сказал он наконец.
– Какой-какой? – переспросил его следователь.
– Дремучий. Одет так, как сейчас уже лет 15-20 не ходят. Джинсы старые, вытертые. Кеды. Футболка – таких я даже в магазинах не видел.
– Может мы с тобой по таким местам не ходим, а он ходит, – попытался оправдать его следователь. – Мало ли сейчас стилей. Вот деньги и документы – другое дело. А внешний вид… Он странный, я согласен. Что-то здесь не так.
– Он прилетел к нам на машине времени из прошлого – попробовал пошутить сержант Пакин.
– Так и напиши в рапорте: «был снят с машины времени за недостачей денег на билет до 2050 года».
Сержант довольно загоготал, смял окурок и выбросил его в урну. Сразу же туда улетела недокуренная сигарета следователя.
– Не терпится узнать, что же здесь нечисто, – сказал он и стремительно вышел из курилки.
Он вошел в кабинет, завернул за стол, с размаху опустился в офисное кресло и побарабанил в нетерпении пальцами по столу. Пробить паспорт труда не составляло, можно было даже позвонить старому другу без официального запроса и уже через полчаса узнать ответ о странном человеке. Только он протянул руку к стационарному телефону, как он издал пронзительный звон и следователь вздрогнул, но взял трубку.
– На лесопилке рабочий пострадал, – на другом конце провода был дежурный. – Сильно пострадал, говорят, возможно это даже не несчастный случай. Кого бы отправить?
– Я пошлю сержанта Пакина, – сразу же ответил Сергейцев. – У меня тут задержанный.
– Хорошо, – трубку повесили.
Следователь отправил Пакина на служебном мотоцикле на другой конец населенного пункта. Тот нехотя умчал, оставив начальника одного в отделении. Сергейцев решительно направился к камерам в другом конце здания. Прочная железная дверь была надежно заперта. Погремев ключами, следователь вошел внутрь.
Три камеры располагались вдоль стены. Толстые решетки из крашеной арматуры в палец толщиной давали надежную защиту от буйных и опасных преступников, которые сейчас уже были большой редкостью. Сквозь маленькие зарешеченные окна лился яркий свет, но ртутные лампы под потолком ровно звенели, не оставляя ни одного темного угла в помещении.
Сергейцев сделал пару шагов по коридору и посмотрел в камеры. Темный рисунок футболки удачно маскировал Филимонова на фоне оштукатуренной цементом стены. Он сидел боком, опустив голову. Глубоко вздохнув, он отпер решетку и вошел внутрь. Наставлять провинившихся на путь истинный было его любимым делом.
– Гражданин Филимонов? – постарался он привлечь внимание, – послушайте. Я пока еще никуда не звонил, потому что думаю, что вам не нужны большие проблемы. Ваша история кажется мне очень подозрительной, но думаю, что вы вполне сможете помочь и нам, и себе. Заявление с признанием уменьшит ваше наказание и облегчит нашу работу.
– Это мой паспорт и с ним все в порядке, – Филимонов поднял голову и пристально посмотрел на следователя. Того пробрал холод: необычные ярко-зеленые глаза стали обычными карими.
– М, а… ваши глаза? – слегка запнувшись начал было следователь.
– Что с ними? А, они на солнце всегда ярче, это особенность радужки, – отмахнулся мужчина, продолжая внимательно изучать Сергейцева.
– Хм, – чуть смутился тот, – ну ладно. – Он присел на скамью, но чуть поодаль. – То есть, вам действительно шестьдесят девять лет, хотя я бы дал не более сорока максимум. Я не вижу следов хирургии – черты лица полностью совпадают с теми, что я видел на фотографии в документе. – Теперь он видел задержанного в профиль. Тот посмотрел на потолок.
– Хотите правду, пытливый человек? Вы никогда не верите правде, предпочитая то, что кажется более реалистичным. Я не в первый раз сталкиваюсь с этим.
– Правду? – спросил Сергейцев растерянно. – Конечно, этим вы действительно поможете и себе…
– И вам. Как же. Если я скажу, что мне действительно шестьдесят девять лет, вы поверите?
– Ничуть.
– И правильно. Мне больше. Могу вас шокировать цифрой.
– Двести? – с усмешкой спросил следователь, подозревая в задержанном тихого умалишенного.
– Две тысячи семьсот девяносто восемь лет.
Следователь расплылся в улыбке: другу можно не звонить. Похоже, стоит набрать другой номер и проблема решится сама собой через пару часов. Про документы можно будет не упоминать – любое упоминание Филимоновым о паспорте на 69-летнего старика будет воспринято примерно так же, как и его «реальный» возраст.
– Вы, наверное, еще и иго монголо-татар застали?
– А его не было – вполне серьезно ответил Филимонов. – Можно ваш пиджак и ботинки?
– Что?! – от такой дерзости следователь едва не потерял дар речи, но Филимонов повернулся к нему лицом и тот захлопнул рот. Он словно смотрел в зеркало. Рука потянулась к табельному пистолету.
– Не стоит, – спокойно произнес Филимонов-Сергейцев. – Вам это не поможет совершенно. Просто отдайте пиджак и ботинки.
– Что ты такое?? – севшим голосом спросил Сергейцев.
– Вы не поверили в мой настоящий возраст, вы не поверите и тому, что я скажу. Поэтому предпочту не отвечать на данный вопрос. Пиджак, пожалуйста. Ах да, и еще ключи, конечно же.
Следователь скинул пиджак и ботинки, протянул Филимонову связку ключей.
– Вы – добрый человек, да и я не привык делать людям больно. Поэтому я просто запру вас здесь, а ключи оставлю на вашем столе. Не ищите меня. – Филимонов накинул пиджак и направился к выходу из клетки, открыл решетчатую дверь и остановился, посмотрев через плечо. – Прошу вас. Не усложняйте.
Сергейцев опустил дрожащую руку с пистолетом.
– Я оставлю записку на столе. Вас найдут, не переживайте. Просто забудьте об этой встрече. Всем это просто показалось. – Он улыбнулся и вышел.
На выходе попрощался с дежурным и направился восвояси.
Любовь Михайловна, маленькая, сухонькая старушка восьмидесяти пяти лет, прожила в этом городке на пятьдесят тысяч жителей всю свою жизнь. И весь долгий жизненный путь она искала призвание. Сперва это была педагогика, но когда с детьми не срослось, она выбралась на производство и стала ткачихой. Это дело увлекло ее надолго, но к тому моменту, как следовало бы обзаводиться семьей и детьми, она продолжала усердно вырабатывать смены. Вместе с родителями она отстроила в конце 70-х маленький бревенчатый домик, от которого так и не смогла оторваться.
В отличие от большинства таких же одиноких старушек, после смерти родителей и прочих родственников, Любовь Михайлова или баба Люба, как ее называли соседи, не ударилась в религию. Она просто свихнулась. Так решили окружающие, которые смотрели, как она постепенно забрасывает огород, но проводит немало времени на земле: ходит среди яблонь, не обращая внимания на то, что они зарастают сорной травой по пояс, а потом уже и молодой порослью. Последние пятнадцать лет баба Люба целыми днями, с апреля по ноябрь ходила по своему участку. Изредка она пропадала на пару дней, но потом всегда возвращалась.
У многих вызывало удивление, как она может жить на одну пенсию, по сути, не имея собственного огорода. Однако бабушка цвела и внешне совершенно ни в чем не нуждалась. Сухое морщинистое лицо всегда светилось безмятежной улыбкой. Она искренне любила домашних животных, но при этом усердно не любила детей. В особенности тех, что нередко ходили по улице, рвали неспелые ягоды с деревьев возле забора и «причиняли всякий вред». Проявилось это свойство относительно недавно, но среди детей и молодежи баба Люба моментально превратилась в сварливую старуху. Не знай кто о том, какими проклятиями она может осыпать тех, кто без спроса сорвал вишню, подумает, что она просто божий одуванчик.
Витек и Макс, друзья по школе, жившие на той же улице, были забияками и задирами. Они не щадили никого и порой не прочь были поиздеваться даже над животными, но если и делали это, то как можно незаметнее. За таким садистским удовольствием их никто не поймал, поэтому все считали их хорошими ребятами, немного хулиганистыми, но все же спортсменами и неплохими учениками.
Теплым июньским вечером они задумали очередную шалость – забраться в огород бабы Любы и лично убедиться в том, что она ничего там не выращивает, кроме дичающих яблонь и вишен. Старый деревянный забор не чинили уже много лет, он покосился, многие доски отсутствовали. Но на заросший участок никто не забредал, кроме животных, которые не приносили никакого вреда, поэтому о ремонте бабушка никогда не думала.
Солнце уже касалось крыш домов и отблескивало в окнах многоэтажек в отдалении, когда ребята встретились на улице, где жила бабушка Люба.
– Ты точно хочешь залезть туда? – с недоверием спросил Витек. Они не были здесь с прошлого лета и немного запущенный сад превратился в настоящую чащу, в которую вечером пробивалось совсем мало света.
– Конечно! Или ты струсил? – прищурился Макс. Он не любил, чтобы с ним спорили.
– Да нет, ни капли, правда. Просто и так видно, что здесь заросли какие-то и ничего нет.
– Нет уж, раз решили – идем.
В ветках деревьев захлопали крыльями птицы. Мимо пронеслась стая стрижей, пролетела сквозь заросли сада и умчалась вдаль, громко и пронзительно щебеча. На несколько секунд на улице стало тихо.
– Идем, – приободрил Макс товарища.
Они осмотрелись по сторонам, убедились, что их никто не видит, сдвинули в сторону полусгнившую доску забора и пробрались на участок. Нескошенная трава росла выше пояса так, какой ее не видели в заброшенных полях. Но если поначалу она была мягкой и податливой, то по мере того, как мальчишки пробирались ближе к середине участка, трава становилась более жесткой, царапала ноги и руки. Пройдя не больше десяти метров от края участка, Витек и Макс остановились: идти было очень тяжело, шнурки на кроссовках путались в стеблях травы, которая высотой достигала уже их груди.
– Может, ну его нафиг? – шумно дыша спросил Витек. – Ты посмотри, здесь же ничего нет. Пошли обратно.
– Все нормально! – нарочито громко сказал Макс, хотя понимал, что из этой затеи ничего интересного для них не получится. – Наверняка ближе к дому что-то есть! Все это лишь дурацкая трава… – он схватил стебли травы поблизости от себя, сжал и с силой дернул – Аай!
Юноша разжал ладонь и поднес ее поближе к лицу, чтобы посмотреть – трава оставила несколько глубоких поперечных разрезов почти до кости. По запястью струилась кровь и капала с локтя, смешиваясь с цветом зелени вокруг.
– Ну ничего себе! – воскликнул Витек. – Надо перевязать или сразу же к доктору!
– Я и сам вижу! – огрызнулся Макс. Теперь это место пугало его по-настоящему. – Пошли отсюда, черт с ней, с этой старухой. Возьмем у отца триммер и завтра скосим здесь все. – Он повернулся, собрался сделать шаг, но не смог оторвать ногу от земли. – Да что за…! – пошатнулся и чуть не упал. – Ты можешь оторвать ногу от земли?
– Н-нет, не могу, – испуганно ответил его друг, когда не смог даже пошевелить ногой. – И как здесь этот божий одуванчик ходит?
– Может, она ведьма? – предположил Макс, безуспешно пытаясь пошевелить ногами – больше, чем на пару сантиметров в сторону он не смог сдвинуть ступню.
– Их не существует. А если разуться?
– Попробуй, – скептически ответил Макс, стараясь в остатках дневного света рассмотреть своего товарища и не потерять его из виду в высокой траве.
Витек собрался с духом и попытался присесть на корточки, чтобы дотянуться до кроссовок, но стоило ему опуститься лицом до уровня травы, как он тут же вскочил, держась за левую бровь.
– Да гребаная трава!
Макс залился смехом:
– Надо подумать, как мы это будем завтра объяснять.
– Прежде надо отсюда выбраться! – Витек держался рукой за бровь, закрывая еще и глаз. – Больно как… – другой рукой он поводил рядом с собой и уперся в ствол дерева. Подняв глаза, молодой человек рассмотрел мелкие плоды на фоне темнеющего неба. – О, похоже, это яблоня. Все-таки здесь что-то растет! – Он повернулся в сторону Макса. – Ну так что, как нам отсюда выбираться?
Тот сжимал пальцами запястье, пытаясь остановить кровь, которая продолжала течь.
– Позвони кому-нибудь, Саньку хотя бы. Пусть нас вытащит. Только приходит с косой или ножом!
– Да, да, точно! – обрадовался Витек, сунул левую руку в карман, забыв, что она вся скользкая от крови, вытащил телефон, включил экран. – Что-то не так.
– Что такое? – с притворной усталостью спросил Макс. – Сети нет? Батарея села?
– Нет, нет, с телефоном все хорошо… Но мой глаз, я им не вижу. Совсем.
– Вот же…! Звони давай!
– Да сейчас, сейчас!
Витек стал пролистывать список контактов и размазал по экрану каплю крови. Выругавшись, протянул чистую ладонь к телефону, но не рассчитал, и выбил его из руки. Смартфон, прошуршав через метровый слой травы, еле слышно упал на землю
– Ну, ты звонишь? – Макс слегка ослабил давление на запястье и с тревогой пощупал его – чувствительность ладони пропала. – У меня ладонь ничего не чувствует!
– Нет… – дрожащим голосом ответил Витек. – Я уронил телефон.
– Обезьяна криворукая!
Чуть поодаль хлопнула дверь, скрипнули старые деревянные ступени на крыльце, до мальчишек донесся старческий голос:
– Иду, иду, уже иду. Все слышу… Иду…
– Старуха идет! – полушепотом произнес Витек.
– Сам слышу. Черт!
Сквозь высокую траву пробивался лучик света. Вскоре стебли раздвинулись и возле мальчишек остановилась баба Люба. Она переводила фонарь с одного на другого и внимательно смотрела на их лица. Перепачканные собственной кровью, испуганные неподвижностью, они не могли сказать ни слова.
– Ну, мальчонки, что вы забыли у меня на участке? – слегка пришепетывая спросила старушка, грозно нахмурившись
– Эт… Баба Люба… да мы… яблочек хотели, – начал было Макс.
Старушка направила луч света ему прямо в лицо и слегка выпрямилась, сделала шаг к нему навстречу.
– В июне? Яблочек? Поганец какой! Опять мой сад обобрать решили!
По ветвям яблони пронесся ветер. Мальчики переглянулись. Старушка провела ладонью по острой траве, еще раз внимательно осмотрела обоих незваных гостей.
– Мы больше так не будем, честное слово! – Витек решился помочь товарищу.
– Не будете? – переспросила баба Люба.
– Не будем, – хором ответили мальчики.
– Хммм, – бабушка крепко задумалась.
Почему-то эта маленькая бабушка с белым платком на голове в льняном синем платье в цветочек сейчас казалась Максу далеко не тем человеком, который просто так их отпустит.
– Мы можем вам помочь с участком, – постарался он выдавить из себя слова, которые могли бы их освободить. Старушка его словно не слышала. Она стояла посреди травы, которая едва не накрывала ее с головой, закрыв глаза, как статуя. Друзья снова переглянулись.
– Не будете, значит, – сказала баба Люба.
– Ага, – кивнул Макс.
– Не будем больше, – добавил Витек.
– А выманивать котят на дорогу тоже не будете больше? – спросила старушка, усилив голос.
– Откуда вы знаете? – у Макса сердце буквально ушло в пятки. Этого не знал никто. Они лишь решили позабавиться и выбросили шумную пушистую игрушку на дорогу рядом с котенком. Тот выскочил на асфальт, а потом трепал игрушку, баловался с ней до момента, пока не проехал первый утренний грузовик.
– Я все знаю, живодеры. – Голос Любовь Михайловны звенел сталью. – А утопленная в пруду собака? Сброшенные с гнезда птенцы? Это вы все тоже не будете?
О проекте
О подписке