– К тому, что мы разводимся! – объявил Константин. – Так для всех будет лучше…

На следующий день к его возвращению Ника испекла шарлотку. Вроде как к приходу родителей, которые явились следом за Константином. Тесть был сильно навеселе, а теща – крепко на взводе. Константин хотел было уйти, но не хотелось портить дочери настроение. Марианночка (а не Мариночка!) непременно огорчилась бы – как же так? Пришли гости, а папа уходит. Дочь любила гостей и застольные посиделки.

Тесть сразу же начал вещать о том, что самое важное в семейной жизни – уметь прощать. Пока он разглагольствовал, теща сверлила Константина недружелюбным взглядом, а когда тесть заткнулся, сказала свое слово – разбить свое счастье легко, а вот склеить обратно невозможно.

– Совершенно верно, Анна Никитична, – подхватил Константин. – Наш горшок уже разбился поэтому развод будет лучшим выходом из сложившейся ситуации.

– Но ты понимаешь, что потеряешь не только Нику, но и Марианночку? – уточнила теща.

Константин молча пожал плечами – и что теперь? Терпеть всю жизнь эту вздорную бабу, сохраняя видимость полной семьи? Слуга покорный!

После ухода гостей он стал сооружать себе ночлег на кухне – придвинул к угловому диванчику стулья, положил сверху два одеяла, накрыл простыней, поставил на стол будильник…

– Это лишнее, – прокомментировала Ника, иронично наблюдавшая за его действиями. – Кровать у нас большая, мог бы спать там.

– У тебя, – поправил Константин, поскольку двуспальная кровать была свадебным подарком родителей Ники. – Извини, но я не привык спать в одной кровати с кем попало.

Эти слова поставили в их отношениях точку. На следующий день Константин договорился с Валерием Николаевичем о том, что он несколько дней поживет в своем кабинете, пока не снимет квартиру. Покидая дом, так и не ставший родным, забрал с собой только то, что когда-то принес, и то, что покупал себе сам.

– Зачем мне галстуки и запонки? – поинтересовалась Ника, вертя в руках подарки своих родителей.

– Передашь моему преемнику вместе с моими глубочайшими соболезнованиями, – ответил Константин.

Диспозиция изменилась – теперь уже Ника пыталась сгладить, а он обострял. Не из вредности, нет, а для того, чтобы дать понять, что возврата к прошлому быть не может.

В поликлинике Константин провел всего одну ночь, а затем переехал к Женечке, в район со былинным названием Карачарово.

– Кара за чары, – объяснила Женечка. – Здесь когда-то стоял монастырь, в который ссылали на перевоспитание распутных женщин. Таких, например, как я…

– Ну какая же ты распутная! – возразил Константин. – Нечего на себя наговаривать.

– Распутная, распутная! – настаивала Женечка. – Увела мужика из семьи, оторвала от дочери…

Вообще-то все было совсем не так. Сначала Константин ушел из дома и поселился в своем рабочем кабинете. На следующий день, по окончании приема, Женечка заперла дверь на ключ, увлекла Константина на кушетку, уложила на спину и изнасиловала (а как еще называть процесс, в котором вся инициатива, полностью и безраздельно, принадлежит одному из партнеров?). Придя в себя, Константин проявил встречную инициативу… В двенадцатом часу ночи Женечка сказала, что в кабинете очень романтично, но дома удобнее и они поехали к ней.

Женечка никого из семьи не уводила. Она просто согрела своей любовью ушедшего из семьи Константина, но ей нравилось чувствовать себя коварной разлучницей, распутницей и вообще пропащей женщиной, бросившейся в свою любовь, как в омут. Константину больше всего нравились в ней открытость и темперамент. Женечка щедро дарила ему свою любовь и всегда была готова устремиться навстречу – только мигни!

С Вероникой же дело обстояло совершенно иначе. Та преподносила свою любовь не как дар, а как награду, взвешенно, рачительно, без каких-либо излишеств, и откликалась далеко не на каждый порыв Константина. В Самарканде про таких говорили: «выделывается так, будто у нее это место из золота». Да, поначалу все было совсем не так, но то, что было, давным-давно прошло. Константин пытался найти в этой скупости свою прелесть – мол, желание разгорается сильнее, но сейчас он понял, что щедрость разжигает желание сильнее всего. С Женечкой он установил личный рекорд – семь сближений за ночь и после долго удивлялся открывшимся в нем способностям.

На суд Ника явилась в сопровождении матери, которая явилась только для того, чтобы высказать Константину накопившееся.

– Променял семью на какую-то проститутку, – шипела Анна Никитична, гадливо кривя губы. – На медсестру! Тьфу! Имей в виду, что долго ты в этой поликлинике не проработаешь! Я тебя туда привела, я тебя оттуда и вышибу! И не рассчитывай больше никогда на хорошую работу!

– Вольному воля, спасенному рай, – вежливо ответил Константин, удивляясь тому, как он когда-то мог считать эту змею хорошим человеком, а ее дочь – лучшей из женщин.

Угрозы его не испугали. Может и вышибла бы, да руки коротки. Никина мать водила знакомство с бывшей заместительницей главного врача по медицинской части. Именно та в свое время замолвила словечко за Константина перед главным врачом. Но сейчас предшественница ничем навредить не могла. Так что утритесь-успокойтесь, дорогая Анна Никитична, никто вас всерьез воспринимать не собирается. А некоторые медсестры, если хотите знать, гораздо лучше истеричек с высшим образованием, Морис Торез их побери!^[12]

Убедившись в том, что Константин хорошо справляется со своими новыми обязанностями, Валерий Николаевич отбыл в отпуск, назначив его исполняющим обязанности главного врача.

– Наконец-то отдохну спокойно, не дергаясь, – сказал он Константину. – Там, – последовал тычок указательным пальцем вверх, – немного напряглись, что я оставляю поликлинику на только что назначенного заместителя, но я их заверил, что ты справишься.

– Буду стараться! – бодро пообещал Константин.

В качестве «отпускных» Константин выдал главному врачу три штуки баксов. Гуляй-отдыхай, отец родной, ни в чем себе не отказывай!

Эх, надо было дать меньше, чтобы Валерий Николаевич отдыхал с оглядкой. А так он улетел в Черногорию, где пустился во все тяжкие в смысле еды и выпивки. Все эти чевапчичи, пршуты да плескавицы, обильно запиваемые ракией, довели любимого начальника до панкреонекроза.^[13] Был человек – и не стало человека. Обратно Валерия Николаевича привезли в цинковом гробу.

Константин сильно расстроился. Валерия Николаевича было жаль и как неплохого, в сущности, человека, и как начальника, с которым установились взаимовыгодные отношения. Неизвестно, удастся ли сработаться с новым главным врачом… Правильнее всего было занять эту должность самому. Константин осторожно провентилировал вопрос о своем назначении в Минфине, но получил категорический отказ – у нас своих кандидатур хватает и какие-то «левые выскочки» (да, так вот и сказали) нам не нужны.

С кандидатурой при этом долго не могли определиться. Оно и к лучшему, потому что все это время Константин добросовестно исполнял обязанности главного врача, пытаясь извлечь из этого исполнения как можно больше выгоды. Было такое чувство, что новый главный врач выпрет его не только из заместителей, но и из поликлиники.

Интуиция не подвела. Новый главный, гармонично сочетавший имя Тимур с отчеством Рюрикович и фамилией Блувштейн (анекдот! кому расскажешь – не поверят) поблагодарил Константина за сохранение «хозяйства» в должном порядке и тут же, не меняя дружелюбного тона, посоветовал в срочном порядке подыскивать себе другое место работы. Почему? Да потому что нам с вами в одной поликлинике будет тесновато. Константин оценил благородство нового начальника, предоставлявшего ему возможность уйти с должности заместителя главного врача.

Прямо в кабинете Тимура Рюриковича Константин написал два заявления – о предоставлении ему очередного отпуска, отгулять который все никак не удавалось (дела не отпускали), и об увольнении по собственному желанию. Тимур Рюрикович понимающе усмехнулся и написал на обоих заявлениях: «В приказ!».

Узнав о его увольнении, уволилась и Женечка.

– Мне там все равно жизни не дадут, – сказала она. – Будут стараться укусить на каждом шагу. Оно мне надо?

Опытная и ответственная медсестра, да вдобавок еще и москвичка, нацеленная на стабильную работу, ценится на вес золота. Женечка искала работу полчаса. Позвонила подруге, с которой когда-то вместе окончили училище, поболтала о том-сем, а потом спросила, не нужны ли в ее богадельне медсестры. Подруга ответила, что для своих всегда что-то найдется и вопрос был решен.

– Почему «богадельня»? – поинтересовался Константин. – Это дом престарелых?

– Нет, это медсанчасть машиностроительного завода «Гроза», – в голосе Женечки отчетливо прозвучала гордость. – Просто Танька называет ее «атомной богадельней».

– Ничего не понял…

– «Гроза» – это секретный завод, на котором делают ракеты, – ответила Женечка тоном матери, объясняющей ребенку прописные истины. – Не космические, а ядерные. Медленно ракета уплывает вдаль, встречи с нею ты уже не жди, и хотя Америку немного жаль, наш Союз, конечно, впереди… – последнюю фразу Женечка пропела, дирижируя указательными пальцами. – Потому и «атомная». А «богадельня» – потому что там работают одни старики да старухи. Как пришли еще при Брежневе, так и сидят, никуда не уходят. А что уходить? Премии завод платит огроменные, очередь на квартиру раньше была пять лет, а на машину – всего год, путевки дают хоть в Сочи, хоть в Крым, хоть в Подмосковье, в детском садике всегда есть места… Танька меня давно звала, да мне раньше не хотелось работать рядом с домом. Это же так скучно! А теперь у меня есть любимый мужчина и мне хочется возвращаться домой с работы как можно быстрее, не тратя времени на дорогу. Меняются времена – меняются и обстоятельства. Если хочешь, то я могу и насчет тебя удочку закинуть. А вдруг? Станем снова работать вместе, – она мечтательно зажмурилась и сладко потянулась. – Спросить?

– Спроси, – разрешил Константин, собиравшийся искать работу наугад, без каких-либо наводок. – Это, как я понял, где-то рядом?

Подруга удивленно вытаращилась на него.

– Сколько уже ты у меня живешь? И до сих пор не знаешь, что на той стороне Рязанского проспекта находится завод «Гроза»? Да у нас любого малыша в песочнице спроси, он тебе покажет!

«Хорош секретный завод! – усмехнулся про себя Константин. – Все дети его знают. Впрочем, ничего удивительного…».

В Самарканде было всего одно секретное учреждение – отдел Института космических исследований Академии Наук СССР. В народе его звали «секретным институтом» и держали за важный ориентир. Например говорили: «он у секретного института живет, ну, знаете, того, в котором космос изучают» или просили таксиста остановиться напротив проходной секретного института.

Ночью, после двукратного сближения с любимой женщиной и духоподъемного разговора на тему «все перемены – к лучшему», Константин долго думал о том, что случайностей в жизни не бывает. Все, что кажется нам случайным, просто не укладывается в рамки нашего понимания. Высший замысел непостижим, но логичен (в обратное верить не хочется)… Возможно, что знакомство с Никой и женитьба на ней были нужны только для того, чтобы попасть в поликлинику Минфина, где он встретил Женечку, которая сейчас так мило посапывает рядом…

«А знакомство с Женечкой нужно тебе для устройства в атомную богадельню», сказал внутренний голос.

Константин подумал, что было бы здорово так вот, с ходу, устроиться куда-то заместителем главного врача. И Тимуру Рюриковичу он этим нос бы утер и драгоценной бывшей теще. Но тут же суеверно одернул себя – не забегай вперед, дружище! Известно же, что загад не бывает богат!