Вербовка за пределами Сербии, 1941 г

Ресурсы потенциальных добровольцев среди русской эмиграции в Сербии стали постепенно подходить к концу. В этой обстановке все большую роль для развертывания новых подразделений стали играть рекруты из других стран юго-восточной Европы. В числе первых среди них 29 октября из хорватского Осиека в Белград прибыли казаки бывшего дивизиона Императорского конвоя. Военнослужащие этой лейб-гвардейской части весь период эмиграции держались вместе и организованно прибыли в корпус в собственной форме и со своими штандартами. Там они были зачислены в 1-й полк как 7-я рота III батальона под командованием Гауптмана Николая Галушкина, а хор трубачей дивизиона стал оркестром полка. Интересен факт, что германское командование разрешило бывшим казакам-гвардейцам сохранить свою старую униформу, которую они носили в небоевой обстановке вплоть до включения в состав Вермахта^[133].

Основным органом, осуществлявшим вербовку на территории Хорватии, был военный отдел Представительства русской эмиграции при правительстве НДХ под руководством генерал-лейтенанта Даниила Драценко. В начале 1942 г. он сам вступил в РГЗО и покинул территорию Хорватии, назначив своим заместителем генерал-майора Ивана Полякова. Известно, что перед отъездом Драценко поручил своему представителю в Травнике капитану Шмарову сбор группы рекрутов в жупах Лашва Глаж, Плива Рама, Усора и Соли, Посавье. Ее отправка в Сербию была назначена на 28 февраля ^[134].

Вербовка добровольцев велась при помощи хорватских властей, причем, по некоторым свидетельствам, имели место случаи принуждения. Так, в послевоенных югославских документах есть упоминание о русском эмигранте из Карловаца Стогарове, арестованном властями (вероятно, Усташской надзорной службой). В тюрьме его посетил другой эмигрант, Евгений Борделиус (в 1934–1938 гг. занимавший пост председателя местной русской колонии), и предложил Стогарову свободу в обмен на вступление в РГЗО. Последний принял данные условия и был немедленно освобожден, но в ту же ночь бежал к партизанам. В том же источнике говорится, что вербовкой в Карловаце руководил Леонид

Иванов, уполномоченный генерала Полякова в городе. В корпус записались русские карловчане Михаил Цертов и Гречкин^[135].

Среди добровольцев были и офицеры хорватской армии Всеволод Колюбакин, служивший в штабе одного из военных округов Домобранства, и подполковник инженерных войск Всеволод Лавров, оставившие службу ради вступления в ряды русского формирования^[136]. Но в целом поток рекрутов из Хорватии был относительно невелик и состоял в основном из представителей неквалифицированных профессий. Этому способствовала высокая занятость русских граждан НДХ, в том числе на неплохо оплачиваемой военной и государственной гражданской службе.

Еще одной соседней с Сербией страной, где осенью 1941 г. активно велась вербовка в РГЗО, была Венгрия, получившая после апрельской войны, в дополнении к ранее проживавшим на ее территории русским эмигрантам, значительную их колонию в бывших югославских районах Баната с центром в городе Нови-Сад. Впоследствии в одном из донесений «СМЕРШ» 3-го Украинского фронта говорилось, что: «Ближайшим его [Штейфона – А.С.] помощником являлся генерал Апухтин, именовавший себя «русским военным представителем при королевстве Венгрии». Апухтин руководил формированием «корпуса» в пределах провинции города Нови Сад». Имеются в донесении сведения и о других участниках набора русских в южной Венгрии. Например, 19 ноября 1944 г. СМЕРШ 17-й воздушной армии в Нови-Саде был задержан бывший полковник инженерных войск армии Врангеля Александр Сахновский, отвечавший в аппарате военного представителя за комплектование саперных частей РОК. Тем же органом был арестован и начальник штаба Апухтина – бывший руководитель канцелярии штаба КИАиФ Алексей Мариюшкин^[137].

Русское военное представительство являлось структурой, объединившей в своих рядах все эмигрантские организации югославского периода. Апухтин поддерживал тесный контакт с оперативной командой СД «Нови-Сад» в лице ее руководителя унтерштурмфюрера Карла Памера, который докладывал в Белград обо всех его связях^[138].

Согласно данным Юдит Пихурик, в одном из адресованных министру внутренних дел Венгрии донесений сообщалось, что осенью 1941 г. немецкое командование в Белграде провело переговоры с Апухтиным на предмет набора проживавших в Венгрии русских в возрасте от 18 до 50 лет. Отмечалось, что многие эмигранты протестовали против этой акции, кроме того в венгерских силовых структурах существовали подозрения, что эти недовольные могут донести о вербовке в английские и американские дипломатические органы, представив ситуацию в «тенденциозном виде». Говорилось также о возможной политической борьбе и интригах за право распоряжения 1 500 000 пенге, выделенных венгерским Генеральным штабом на проведение набора. Вместе с тем необходимо отметить, что немецкая сторона брала на себя все расходы, связанные с вербовкой и транспортировкой добровольцев. Совершенно беспрецедентным является тот факт, что об этой акции первоначально не имели представления ни Министерство иностранных дел, ни премьер-министр Венгрии^[139].

По воспоминаниям Владимира Черепова, он был первым из русских, отправленных Апухтиным в сербскую столицу для проведения переговоров о вербовке. Там апухтинский курьер имел встречу с оберстом Кевишем, который обещал полное содействие венгерской акции. Черепов взял на нее своего друга-эмигранта, бывшего капитана югославской авиации, выполнявшего функции переводчика с немецкого. По нашему предположению, речь может идти о бывшем югославском майоре Борисе Климовиче. Свое последнее звание он получил перед самой войной, 31 декабря 1940 г., поэтому Черепов мог не знать об этом производстве. В довоенный период семья Климовича проживала в Нови-Саде. В заводской охране Борис прослужил очень недолгое время, уволившись, чтобы перейти на службу в ВВС Хорватии^[140].

В конечном итоге Апухтин получил одобрение премьер-министра Венгрии вербовки. Известно, что русский военный представитель выдвинул немецкой стороне условия обеспечить бесплатный проезд, возможность увольнения со службы желающим и одобрение акции со стороны начальника Генерального штаба Венгрии. Определенные трудности вызывало то, что большинство добровольцев не являлись венгерскими гражданами. В Нови- Саде из стекающихся русских формировали группы по 125 человек и после медицинского освидетельствования транспортировали в Сербию. Первая из них планировалась к отправке 15 декабря^[141].

Один из добровольцев, Леонид Трескин, в своих мемуарах дает более подробную картину переброски пополнений. По его словам, непосредственно на месте был сформирован подотряд, командиром которого стал Александр Черепов (отец Владимира Черепова). В 1-ю сотню отбирали исключительно бывших офицеров (ее командиром был назначен сам Трескин), во 2-ю (Пантелеймон Козинец^[142]) – кавалеристов (преимущественно бывших солдат) и в 3-ю – во главе с Михаилом Зозулиным – казаков. Первой в Белград на грузовиках отправили 3-ю сотню, за ней – 1-ю и, наконец, последней – 2-ю. Вербовка в Нови-Саде проходила в снятом специально для этой цели доме на улице Царя Николая II, где поместилось представительство РГЗО, которое возглавил Апухтин, а начальником канцелярии стал бывший гвардии полковник Георгий Дворжицкий^[143].

Акция по вербовке русских получила освещение в венгерской печати. 8 апреля 1942 г. в «Ведомостях Охранной группы» был помещен краткий обзор данных публикаций: «Уже некоторые венгерские газеты приводят сведения о Гоуппе и даже помещают фотографии. Одна из газет пишет, что с формированием частей Группы эмиграция активно включилась в борьбу против коммунистов. Даже упоминается казак Жарков – он и все его 4 сына вступили в ряды бойцов»^[144].

Вместе с тем были и обстоятельства, затрудняющие работу вербовщиков: среди эмиграции прошел слух, что сформированные части немцы не задействуют в боях с коммунистами, а отправляют для несения службы в Голландию. Имел место эпизод, когда трое рекрутов из одного из сел в Южном крае, заявили, что в ноябре они поступили на службу, полагая, что набор обязательный и лишь в декабре им объяснили про его добровольный характер^[145].

Подразделение Черепова по прибытии с Сербию положило начало формированию 3-го отряда в качестве его I подотряда. Но набор русских жителей Венгрии на этом не закончился. Доброволец Николай Коровников вспоминал: «ввиду того, что я говорил по-венгерски – меня не взяли сразу на Ванницу, а оставили при Апухтине. Там был у нас этап: приезжали русские из других мест, останавливались на этапном пункте и оттуда ехали дальше в Корпус»^[146].

Согласно свидетельствам Анатолия Янушевского, уже осенью 1941 г. в ряды группы были зачислены несколько эмигрантов из Франции, которых он называет своими знакомыми, из чего можно сделать косвенный вывод, что это были люди среднего возраста, вероятно ветераны Гражданской войны ^[147].

Рассмотрение обстоятельств вербовки подтверждают сделанный выше вывод о большом значении, которое имело развертывание частей из эмигрантов в глазах немецкого командования. В то же время качество личного состава вспомогательного формирования, уровень его подготовки и вооружение оставались на втором месте: осенью 1941 г. ставка делалась лишь на набор в кратчайшие сроки максимального числа добровольцев.

Глава 3
Первые бои, конец 1941 г

В период развертывания РГЗО командованием германских вооруженных сил был принят целый ряд других мер для подавления восстания. 18 сентября 1941 г. в Сербию из Афин вместе со своим штабом был командирован командующий XVIII горного армейского корпуса генерал Франц Бёме, перед которым были поставлены три основные задачи:

– обеспечить работу железнодорожной связи между Белградом через Ниш на Солун и Софию, а также сообщение по Дунаю;

– обеспечить добычу меди на Борском руднике, а также сурьмы в Митровице и к западу от Вальево;

– используя свежие немецкие силы, переброшенные в страну, подавить партизанское движение и очистить Сербию от повстанцев.

Для их решения Бёме были подчинены 342-я и 113-я пехотные дивизии^[148]. Кроме того, на протяжении осени немецкая группировка в Сербии усиливалась за счет поступления тяжелого вооружения, в частности, танков. Так, в дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковника Франца Гальдера записано, что 17–18 сентября в Сербию были отправлены 75 трофейных французских танков «Рено»^[149].

Для сдерживания партизанской активности были приняты и меры устрашения – приказом генерала Бёме от 10 октября 1941 г. была введена практика расстрелов сербских заложников в ответ на убийства повстанцами представителей оккупационных сил и администрации. Отныне за каждого убитого немецкого военнослужащего подлежали расстрелу 100 человек из числа местных жителей и захваченных боевиков, а за каждого раненого – 50 (на практике данные цифры часто варьировались в большую или меньшую сторону). Массовые казни начали осуществляться уже спустя несколько дней военнослужащими блокированного немецкого гарнизона Кральево. Первые 300 арестованных сербов были расстреляны 15 октября, а на следующий день, за погибших накануне при отражении партизанско-четницкого штурма 25 солдат и офицеров (в том числе сербского поручника), казни подверглись еще 1755 заложников (в том числе 19 женщин) ^[150].