6

– Вы тоже голову светить? Опухоль, наверное, вы же такая молодая для всего остального. Опухоль это серьезно… У моей племянницы тоже была опухоль. Этого, как его… гипофиза. Вырезали через нос, чтобы череп не сверлить. Опухоль оказалась доброкачественной, но проблем все равно было много. Мне кажется, что она до сих пор не оправилась. Бывает, уставится в одну точку и застынет на час. Может рассмеяться без причины. А что вы хотите? Мозг – дело тонкое, это вам не чирей на мягком месте вскрыть…

Если очередь перед кабинетом состоит хотя бы из двух человек, то в ней непременно найдутся желающие поговорить, «посочувствовать». Настроение и без того не самое радужное, а эти улыбчивые вампиры последние крохи надежды выпьют. Виктория невольно сравнивала те очереди, в которых она провела последнюю неделю с очередями в клиниках, занимающихся лечением бесплодия. Небо и земля, поразительная разница, хотя и там, и там, в сущности одни и те же люди, нуждающиеся в медицинской помощи. Неужели все дело в возрасте, в том, что в тех очередях контингент был моложе? Или – лучше воспитан? Или просто везло, разводила судьба с придурками. А сейчас такое впечатление, что кругом одни придурки. За редким исключением. И вроде бы улыбаются, смотрят участливо, язык не поворачивается резко ответить. А у других поворачивается. Перед тем, как обернуться к Виктории, тетка пыталась заговорить с соседкой слева, но та сухо оборвала ее, сказав, что не имеет привычки разговаривать с незнакомыми людьми. Нет, надо, наверное, все же научиться быть бесцеремонной. Иногда это полезно. У кого учиться? Да, хотя бы у Альбины. Вот что бы Альбина сказала тетке?

– А у моего покойного мужа метастазы в мозгу были. Он все жаловался, что запахов не чувствует, ЛОР ему капли в нос выписывал, но все без толку. А потом заведующая его на флюрографию погнала, а там рак легкого. Вот эти самые метастазы в мозгу и не давали ему запахи различать. А вы запахи различаете? Все?

Так и не придумав ответа, достойного Альбины, Виктория поступила проще – демонстративно отодвинулась от надоедливой тетки и, чтобы та не придвинулась к ней, поставила между ними свою сумку. Тетка фыркнула и, за неимением других собеседников, стала разговаривать сама с собой, бурча под нос нечто невнятное. Не исключено, что она высказывалась по поводу Виктории, но тихое бормотание той не мешало.

Виктории почему-то казалось, что Альбина ее успокоит. Скажет – ах, какие пустяки, попей витаминчики или еще какое-нибудь нестрашное лекарство, например – что-то йодосодержащее, и все пройдет. На худой конец посоветует какое-нибудь успокаивающее. Ясно же, что проблемы с памятью от нервов. Историю с проектом Ирки Филипповой Виктория объяснила себе так – Филиппова постоянно ее раздражает, даже когда молчит, просто так раздражает, самим фактом своего существования. Вот она и не выдержала, взяла ее проект и отправила по первому пришедшему на ум адресу. Кажется, у психологов это называется «проекцией». Или «сублимацией»? Неважно. Короче говоря, не можешь вышвырнуть из офиса Филиппову, так хотя бы ее проект куда-нибудь «зашвырни». Как-то так. А в том, что адрес оказался реально существующим, нет ничего удивительного. Сейчас у каждого по десятку адресов, использующихся и не использующихся. У некоторых, так и больше. Например, ловелас Ванечка заводит отдельный адрес для каждой своей пассии, ему так удобнее. Так что какую комбинацию букв и цифр не придумай, она в девяти случаях из десяти окажется чьим-то адресом.

В качестве самого крайнего варианта Виктория рассматривала консультацию психолога или психиатра. Поговорить с умным человеком, рассказать о своих переживаниях, услышать в ответ, что это все пустяки…

Ага, пустяки. Как бы ни так! Услышав о провалах в памяти, Альбина обеспокоилась (по лицу видно было) и начала засыпать Викторию вопросами с энтузиазмом, которому позавидовала бы команда доктора Хауса. И с такой же завидной дотошностью. Спросила обо всем, начиная с мушек и пятен перед глазами и заканчивая онемением пальцев на ногах. Некоторые вопросы были настолько интимными, что их было неловко обсуждать даже с близкой подругой, которая, к тому же еще и доктор.

Пятна перед глазами? Бывает, мельтешат после того, как весь день просидишь за компьютером. И пальцы на ногах иногда немеют, если приходится долго стоять на месте. В последний раз немели этой зимой, когда в снегопад приходилось ездить на работу на автобусе, да на метро. Возросла ли раздражительность? Да она с каждым годом только и делает, что возрастает, особенно после развода. Большинство вопросов, задаваемых врачами, предполагает утвердительный ответ, разве не так? Но ответы можно истолковать по-разному, а врачи все толкуют в свою пользу, то есть подводят к какому-то диагнозу. Закончив с вопросами, Альбина нахмурилась и полезла в сумку за мобильником. Викторию, чтобы не мешала, попросила сварить кофе. Вернувшись в гостиную с подносом в руках, Виктория узнала, что завтра ей предстоит встретиться с невропатологом и эндокринологом, которые «займутся ею всерьез» и что ближайшую неделю ей придется провести в беготне по клиникам.

– Прямо так вот и в беготне? – удивилась Виктория. – И зачем мне эндокринолог, я же недавно у него была…

– Затем, что недавно тебя обследовали по одной проблеме, а сейчас надо проверять другое! – отрезала Альбина. – И советую не затягивать с обследованием. Мало ли что…

Это «мало ли что» было сказано таким тоном, что Виктории стало не по себе.

– А к психологу мне не надо? – спросила она.

– Потом! – ответила Альбина. – Когда исключим «органику»! К психологу никогда не поздно обратиться, в отличие от нейрохирурга. Ну что я за дура! Тебе же еще и окулист нужен!

По мнению Виктории, окулист ей был совершенно не нужен, но Альбину не переспорить. Сделав два звонка, она договорилась о консультации окулиста. Викторию так и подмывало пошутить, спросить, почему ее не отправляют к кардиологу и урологу, но с Альбиной на эту тему шутить было опасно. Спохватится и направит. Попробуй не сходи – съест живьем.

Магнитно-резонансная томография головного мозга и шейного отдела позвоночника оказалась самым тяжелым испытанием. Во-первых, потому что, получив направление, Виктория отчаянно перетрусила. Альбина нашла ей очень хорошего невропатолога. Эндокринолог и окулист тоже были внимательными и, судя по производимому впечатлению, компетентными, но невропатолог Надежда Максимилиановна общалась с викторией как с родной сестрой. Помимо всего прочего Надежда Максимилиановна обстоятельно объясняла необходимость каждого исследования, не иначе как опасалась, что Виктория может подумать будто ее «раскручивают на бабки». Без понятия идти на это исследование не так страшно, как с понятием. Опухоли, аневризмы – хороша перспектива!

Во-вторых, было очень неприятно лежать в замкнутой капсуле аппарата. Сами собой напрашивались неприятные ассоциации, да и с чем ее можно сравнить, капсулу эту, как не с гробом? В какой-то момент состояние Виктории приблизилось к паническому, хорошо, что спустя несколько секунд исследование закончилось и она «выехала» из капсулы. Надо же, никогда не думала, что у нее может быть клаустрофобия.

Но, после всего перенесенного можно было порадоваться тому, что с «органикой» дело обстоит хорошо. Ни невропатолог, ни эндокринолог, ни окулист не нашли ничего серьезного. Можно сказать, вообще ничего не нашли. Небольшое снижение остроты зрения в левом глазу, не требующее очков, можно было не считать за патологию.

Викторию очень удивила реакция Альбины на результаты обследования. Она ожидала, что подруга порадуется за нее, но та не выказала никакой радости. Покивала своей светлой головой, читая заключения и сказала:

– Ну что ж, придется направлять к психиатру.

– Ты говоришь это с таким видом, будто к патологоанатому направляешь, – пошутила Виктория. – Или по твоему мнению мне кто-то что-то не то написал?

– Да все то, то, – проворчала Альбина, – просто иногда проще вырезать какую-нибудь «бню» или прищепкой зажать, нежели углубляться в непознаваемое.

– Прищепкой? – удивилась Виктория, думая, что Альбина прикалывается.

– Ну, да – прищепкой. Клипсу такую накладывают на шейку аневризмы, чтобы кровь в нее больше не поступала, – объяснила Альбина и, поняв, что немного переборщила, включила задний ход. – Да ты не волнуйся, подруга. Если в непознаваемое углубляться с умом, то толк непременно будет. Я тебя пристрою к такому чудному психиатру, что ты будешь визжать от счастья!

Виктория подумала, что психиатры, кажется, все «чудные», если верить тому, что о них рассказывают. А еще она подумала, что вряд ли станет визжать от счастья, общаясь с кем-то из врачей, какими бы хорошими они бы не были. Разве что в преклонном возрасте, впав в маразм.

– А знаешь, я за эту неделю, кажется, ничего не забыла и не перепутала, – похвасталась она Альбине. – Даже на фоне всей этой суеты с обследованием.

– Тебе просто некогда было забывать и путать! – хмыкнула Альбина. – Крутилась, как белка в колесе. А потом не спеши радоваться, ты же не сразу о своих «подвигах» узнаешь, а спустя какое-то время.

– Спасибо, ты, как никто, умеешь утешить, – съязвила Виктория.

– Я просто не хочу, чтобы ты успокаивалась раньше времени! – парировала Альбина. – А то решишь, что у тебя все хорошо, бросишь начатое на полдороге и потеряешь драгоценное время. Сам собой только насморк проходит, да и то не всегда…

Осадок от разговора с Альбиной остался неприятный. Не потому что Альбина была в чем-то виновата (она, как раз, ни в чем виновата не была), а потому что проблема начала осознаваться глубже и как-то больнее. Ну и вообще, походы по врачам редко кому доставляют радость. И «хвостов» на работе за неделю скопилось изрядно. И, вообще, все было не так. Вдруг накатило ощущение одиночества, собственной ненужности и того, что все самое лучшее в жизни уже случилось, впереди ничего хорошего не ждет. Такое ощущение уже посещало Викторию в промежутке между предательством Константина и предложением Валерки. То был очень тяжелый период, время, когда казалось, что жить дальше незачем. Суицидальных мыслей как таковых не было (и слава Богу!), но жить не хотелось, слишком уж безрадостной и безысходной казалась жизнь. В какой-то из книг Виктория вычитала определение, как нельзя лучше подходившее к ее тогдашнему состоянию – «утрата жизненной искры». Именно так, жизнь есть, а искры нету.

Искру вернул Валерка. Позвонил пригласить их «на посиделки», когда Виктория сказала, что теперь ему придется выбирать, с кем общаться, потому что они больше не вместе, не семья, ответил, что выбирать тут нечего и предложил встретиться тем же вечером, поговорить за жизнь. Виктория находилась в таком смятении чувств, когда голова напрочь отказывается соображать. Неизвестно почему она решила, что Константин попросил Валерку их помирить. Поэтому встречаться с Валеркой отказалась, но уже на следующий день он ждал ее утром в вестибюле бизнес-центра. В одной руке портфель, в другой букет красных роз – символ любви. Подошел, вручил букет, сказал, что любил, любит и всегда будет любить. Виктория никогда не думала, что предложение можно сделать столь деловито, да, к тому же, в совершенно неподходящей для этого обстановке. Утро рабочего дня, народ топает в офисы, а посреди вестибюля стоит колоритная парочка – Бледная Немочь (это Виктория так себя тогда звала, самокритично и объективно) и солидный мужчина, не сводящий с этой самой Немочи взгляд. Через пару дней Валерка повторил предложение в каноническом стиле – ресторан, коробочка с кольцом на ладони, но настоящим предложением все равно осталось то, сделанное в вестибюле. И стоило только Виктории вдохнуть чудесный запах роз (тогда ей казалось, что ни одни цветы в жизни не пахли так замечательно), как что-то разжалось внутри, и серый мир заиграл красками. И жить сразу же захотелось, и все трагичное стало казаться не трагичным, а просто досадным, и одинокой она себя уже не чувствовала… Преданной продолжала чувствовать, а одинокой – нет. А Валерка стоял, слегка склонив голову набок, смотрел на нее и улыбался…

«Надо взять себя в руки, – подумала Виктория, проводив Альбину. – Надо расслабиться, чтобы отпустило, а потом собраться. Мобилизовать все силы, оставшиеся после этой суматошной недели, приготовить ужин и ждать Валерку. Валерка заслужил вкусный субботний ужин в приятной домашней обстановке. Он вообще всё заслужил… Но сначала надо привести себя в норму…»

Виктория прилегла на диван и немножко полежала с закрытыми глазами, стараясь думать о хорошем – о том, что у нее есть Валерка, о том, что у нее нет опухолей и аневризм, о том, что у нее хорошая работа и хорошие анализы, о том, что скоро будет лето, о том, что когда-нибудь у них с Валеркой родится ребенок… Вот про ребенка сейчас думать, наверное, не стоило. Мало того, что от бесплодия лечишься, а теперь еще и с психикой нелады вылезли. Психические заболевания передаются по наследству, это всем известно. Вдруг окажется, что у нее шизофрения? Не дай Бог, конечно, но вдруг? Стоит ли тогда вообще иметь детей?

Вдруг вспомнилось, что мать иногда говорила про отца: «он иногда себя вел, как пыльным мешком из-за угла прихлопнутый». В подробности она не вдавалась и Виктория вопросов не задавала, а ведь надо было расспросить. О родном отце надо знать как можно больше, даже если ты в его жизни ничего не значила.

О хорошем думать уже не получалось. Внутри сжало еще сильнее. Виктория решила выпить коньяку. Крепкие напитки оказывали на нее отупляюще-расслабляющее действие, почему она их, собственно и не любила. Но сейчас ей как раз было надо отупеть и расслабиться.

Выпитая залпом рюмка только обожгла горло, можно было подумать, что пьешь горячий чай, а не коньяк. Вместо приятного тепла вдруг стало знобить. Захотелось посидеть в горячей ванне, в облаках благоуханной пены. «С этого и надо было начинать, а не с коньяка!» – подумала Виктория, но, отправляясь в ванну зачем-то прихватила с собой и бутылку…