В нескольких шагах от меня явился другой чайный столик, за которым сидел молодой человек и несколько дам. Солдат имеет право знакомиться без всяких лишних церемоний. Вскоре узнал я, что сосед мой называется Михайловским, что, будучи совершенно разорен войсками, он оставил деревню свою на Буге, со всем семейством переехал в Пулавы, что благодетельная княгиня делает со своей стороны все для облегчения их несчастий. Тесть его, генерал Каминский, в плену у русских, но в письмах своих он так много превозносит снисходительность и человеколюбие неприятелей, так доволен местом своего пребывания (он находился в Белой Церкви), что дочь его поневоле должна была считать русских друзьями.

С каким прискорбием смотрел я на горестное их положение. Они еще не совсем несчастливы, ибо нашли отраду и помощь, но сколько есть страдальцев, которые заплатили голодной смертью за то, что честолюбец стремился к завоеваниям мимо жилищ их!

Новый мой знакомец, человек, добрый и просвещенный, говорил с восхищением о добродетельной княгине, которая приехала из Австрии единственно для того, чтобы присутствием своим предохранить подданных от могущих встретиться им притеснений. Политические обстоятельства побудили супруга ее, старого, заслуженного фельдмаршала, переселиться в Галицию. С тех пор великолепные Пулавы, где гостеприимство и щедрость разливали некогда счастье и веселость, опустели. Михайловский рассказывал мне, что прежде гостили у князя по сто семейств и более. Все желания, даже прихоти их были предупреждаемы. Это почти невероятно!

Чудесный, восхитительный сад занимает обширное место на правом берегу Вислы, рукав которой (уверяют, что в этом месте было настоящее течение реки, но лет сто назад обратилась она несколько правее), подобно огромному, искусством сделанному бассейну, украшает нижнюю часть сада. Я был в Пулавах только три дня, а надобно быть, по крайней мере, три недели, чтобы увидеть все, достойное любопытства. С большим вниманием рассматривал я павильон редкостей. Наружные стены его украшены обломками древних гробниц, зданий и памятников веков протекших, из Геркуланума, Помпеи и из других мест доставленными, несколько урн с прахом умерших, множество различных монет и антиков возбуждают любопытство и мрачные мечты о минувшем. Внутри комнаты отделаны великолепно в новейшем вкусе, жаль, что мне случилось быть здесь в военное время: лучшие вещи и украшения вывезены.

Понравилась мне также липовая аллея: ветви дерев сплетены вверху наподобие потолка, местами сделаны древесные беседки или храмики. Здесь являлась некогда пышность Чарторижских во всем блеске. Аллея эта превращалась в великолепную залу, разноцветные огни освещали ее, в каждой беседке находились прихоти роскоши, в одной турок предлагал левантский кофе, в другой китаец – ароматный чай, грек, русский и индеец, каждый одетый по-своему, угощали веселых гостей произведениями стран своих. Сюда собиралось все образованнейшее, знатнейшее общество Польши. По вечерам весь сад был иллюминован, очаровательная музыка прельщала слух, танцы и прогулки придавали новые крылья быстролетящему времени. Счастлив тот, кто умеет столь приятно наслаждаться дарами фортуны!

Далее видел я мраморную, чудесно сделанную статую Танкреда, убившего Клоринду. Работа превосходная! На мраморном пьедестале стоит герой Тасса, взирая с немым отчаянием на труп милого сопротивника. С удивительным искусством изобразил художник ужасы смерти на спелых ланитах убиенной! С восхищением и горестью смотрел я на эту статую, песни воинов наших, переправлявшихся через Вислу, поразили слух мой, и я думал быть сам участником великого подвига древних христиан. Часть сада, украшенная изваянием Танкреда, есть самая приятная и роскошная. Великолепные фонтаны и мраморные бассейны, столетние каштаны и тополи, прелестные луга, струями Вислы орошаемые, – все восхищает глаза и сердце. Приближаясь к каменистому холму недалеко от сего места, я увидел мраморные доски в скале горы, они напоминали владельцу Пулав умерших друзей и родственников – черта чувствительности, которая делает честь уму и сердцу князя Чарторижского. Еще приятнее для меня было видеть памятники генералу Грабовскому, молодому человеку, убитому под стенами Смоленска, одному пастору, прославившемуся своим добродетельным житием, и польскому автору Княжнину. Они служат доказательством, что князь умеет ценить достоинства во всех состояниях. И действительно, кроткий служитель веры, красноречивый питомец муз и бесстрашный сын Беллоны, исполнившие долг свой, имеют равное право на уважение современников и потомства.

Возле этих памятников есть небольшая пещера в расселинах горы; войдя в нее, неприметным образом являетесь на самой вершине холма. В этих мрачных переходах благочестие соорудило простой, но величественный алтарь Богу. На груде диких, мхом поросших камней возвышается крест, знамение искупления нашего. Отверстие, в вершине сделанное, изливает слабый, бледный свет, исполняющий душу истинным благоговением.

Достоин также любопытства мостик на пути к оранжереям. Под ногами вашими катятся кареты и коляски, тянутся обозы – и все это в середине сада, уступ этот, с обеих сторон одетый камнями, имеет несколько сажень глубины и выходит на большую дорогу у самого замка. Оранжереи прекрасны, великолепны, плоды и ягоды всякого рода восхищают зрение и вкус, но видно, что присутствие владельца не оживляет деятельности садовника.

У подошвы горы есть маленький домик со всеми принадлежностями сельского хозяйства. Жена польского министра финансов Матусевича, умирая, поручила княгине едва открывшую глаза дочь свою, для ее забавы сделан этот фольварок (так называется по-польски небольшое господское строение, при котором находится гумно и другие заведения). Куры, гуси, различные домашние животные, американские лошадки, огород – словом, все прихоти деревенского хозяйства соединены здесь для пользы и удовольствия. Тут часто встречает вечер умная, добрая княгиня, наставлениями своими и примером научает добродетели и счастью. Я сам провел здесь один приятный, несравненный вечер в тихом семейственном кругу ее. Я имел случай оказать ей небольшую услугу, за которую вознагражден весьма много ее ласками и приветливостью. Страстно любит она славу и свободу своего отечества. Печальные события настоящего времени, мрачная неизвестность будущего приметным образом беспокоили ее сердце, но, уверенная в благородных чувствах Александра, она предрекла мне скорую независимость Польши.

Не могу также пропустить в молчании и великолепный надгробный памятник родителям князя Чарторижского, и не огромный, но вкусом и привлекательной архитектурой пленяющий зрение храм прошедшего будущему (Przestosc Przysztosci). В то время он был затворен, хранившиеся в нем оружие и другие редкости были вывезены в Галицию.

Фасад и внутренность дворца делают честь вкусу строителя. С особенным удовольствием провел я несколько минут в комнатах, которые занимаемы были императором Александром. Вид из окон чудесный! Мне удалось также видеть Пархаток, маленькое селение, принадлежащее княгине Чарторижской, в трех миля от Пулав. Редко видел я такое прелестное, восхитительное местоположение. По крутой горе, одетой прекрасной рощей, сделаны очень покойные дорожки, Пулавы, Казимирж (городок в полутора милях от Пулав) и множество селений на Висле очаровывают взоры.

Последний вечер в Пулавах провел я очень приятно, в обществе добрых, любезных дам – и ночью, мечтая об удовольствиях, обо всем виденном мною, был уже на пути к Варшаве. Дорога прескучная! Нет ни одного порядочного местечка до города Туры, в пяти милях от Варшавы. Здесь увидел я несколько хороших улиц и много каменного строения. Время было прекрасное, – в городе нет ничего достойного внимания, – прошел за город, смотрел на работы, которые производятся с великой деятельностью. Весь правый берег покрывается укреплениями. «Боже! – думал я, – сколько еще крови должно пролиться для укрощения жестокого тирана Европы!»