Я долго не мог понять причину такой избирательной отцовской любви к себе: с одной стороны, тебе не запрещают предаваться забавам и принимать наркотические препараты, с другой – не дают умереть. Впрочем, до определенного момента меня это совершенно не занимало. Я утратил вкус к жизни. Мне было неинтересно. Я точно знал с некоторого времени, что завтра также будут попойки и вечеринки, что меня, если что случится, подстрахуют. Поэтому своей жизнью и поведением я демонстрировал одно: протест против того, кем я есть и становлюсь.

До определенного времени я даже и не знал, что отец на меня имеет виды, что от момента рождения сына на меня составлен план, что мое пристрастие к наркотикам – только лишь часть плана-схемы, который должен был реализоваться в отношении меня к определенному возрасту. Когда сознание затемнено и замутнено, ты всего лишь играешь роль в чужой игре, умело или не очень, принимаешь инстинкты и то, что вложено в тебя, за собственные действия, а, по сути, не принадлежишь себе совсем и не имеешь собственную точку зрения на происходящее.

В общем, речь в моем случае шла даже не о личности, а о тени, о жалком подобии свободного лаэсала, который, разве что, не уподобляется животному, а на самом деле влачит жалчайшее, едва ли не амебообразное существование, лишь по внешнему виду напоминая прямоходящее существо.

И тут у землян, я думаю, возникнет совершенно обоснованный вопрос: а что, мой отец был чудовищем? Совсем нет. Он по-своему, исходя из того, что знал и умел, какой замысел реализовывал, каким видел мое будущее, даже любил меня, говоря сам себе, что надо набраться терпения и выдержки, чтобы в нужный момент ввести меня в игру. Поскольку, как сказали придворные провидцы и советники, его сын, Тэатан, может оказать престолу величайшую услугу и наконец-то разобраться с ненавистными цалигами, но, главное, с Игулом. Правитель катра Ваицилн в очередной раз обставил отца после того, как была вскрыта сеть агентов, которые, кстати сказать, работали на месте не одно столетие. Благодаря этой мере последующее наступление на ацал Дзиак захлебнулось, а войска правителя Сихтэи потерпели едва ли не сокрушительное поражение.

Именно этому проигрышу и последующим событиям я обязан тем, что отец вспомнил обо мне. В соответствии с его представлениями и видением я, как воплощение воцелла, должен был сыграть ведущую роль в усмирении интов и уничтожении Игула и его ближайших помощников, поскольку Игул, воспользовавшись поражением войск противника, атаковал соседние ацалы, в которых правили союзные отцу сэдары. И, надо отметить, что наступление интов было в высшей степени удачным. Дело дошло даже до того, что один из полководцев Игула – Солла, взял столицу соседнего ацала. Его правитель в срочном порядке вынужден был бежать, а затем обратиться за помощью к Вахутирну, как к единственному гаранту порядка. И отцу ничего не оставалось, как повернуть войска и заняться войной с интами на территории соседних ацалов, что было делом, как вы понимаете, нелегким при условии поддержки интов местным населением.

Война затянулась. Потери обеих сторон впечатляли. Вахутирн в войне потерял почти пятую часть войска. Сказать, что отец негодовал и был расстроен – значит, ничего не сказать. Отец не был самодуром, но под горячую руку после поражения попали едва ли не все советники и помощники, а их штат при правителе насчитывал сорок восемь особ. Особенно досталось советникам из первой десятки. Им отец высказал все, что думает по поводу их и проигрыша, назвав вещи своими именами, а советников – блеющим сбродом парализованных страхом животных, к тому же дурно пахнущих. Тогда один из первых советников, некто Нагрих, напомнил отцу о том, что он имеет на руках козырь, который пора использовать в игре. Я, наследный принц, был этим козырем. И отец начал вразумлять меня самыми разными методами.

Вначале, в возрасте сорока восьми лет, я был отправлен в одну из областей вместе со своими закадычными друзьями для того, чтобы править и показать, на что способен, но так вышло, что, по сути, правили мои товарищи или кто-то еще. Я занимался привычным для меня делом: развлекался, как мог и умел, в чем и преуспел, да так, что чуть не лишился жизни. Влетело всем. Отец взъярился, на время отстранил друзей от моего тела, а мне пришлось проходить реабилитацию.

Три года я провел в закрытом заведении, со всех сторон окруженным пилгом вдали от цивилизации. Такая жизнь ужасно надоела мне. Не отрицаю, что я за годы, проведенные в лечебнице, восстановился, но лишь затем, чтобы вновь предаться кутежам, вернувшись в Фаэю. Переделать меня, как я считал, уже было невозможно, но отцу было не впервые решать сложные, подчас на первый взгляд невозможные задачи. Поэтому-то он столь долгий срок все еще оставался правителем самого большого ацала на Фаэтоне.

На Вахутирна были совершены сотни покушений, но единственное, чего добивались враги в лучшем случае, так это ликвидации двойников, бывших точными генетическими копиями отца. Сам отец жил так, как видел это для себя необходимым. Все же трудности, к ним я причисляю выступления, показательные поездки, встречи и мероприятия самого разного рода и вида, были уделом его копий. Вахутирн только лишь наблюдал за происходящим и давал ценные указания, что улучшить. К такой жизни, понятное дело, отец привык. Смыслом его существования, как я уже говорил, была власть и построение на Фаэтоне единой империи, но больше всего отца прельщали комбинации, позволяющие достичь желанной цели. Я бы назвал это страстью и единственным настоящим смыслом его жизни. Все остальное отступало на второй план перед всепоглощающим желанием обыграть противника, утвердить себя и распространить свою власть на все большие территории и народы.

С высоты прожитых лет я осознаю, что отец был давно и неизлечимо болен, поскольку был всего лишь механизмом, послушно выполняющим замысел приведения не только народов, но и положения дел на планете к определенному исходу. Сам себе отец давно не принадлежал, хотя речи его были разумны и проникновенны, а обыграть он мог кого угодно. Вот только с Игулом никак не получалось. Я же с некоторых пор заботил его тем, что мог помочь отцу справиться с давним врагом. Отцовская любовь и прочая мишура отступили прочь, когда дело касалось власти и доведения до конца дела, которому отец посвятил жизнь. Я же был разменной монетой, пластилином, из которого надлежало вылепить то, что следовало. Остальное значения не имело. Поэтому за меня взялись основательно, чтобы получить управляемое существо, послушно обязанное выполнить темное предопределение.

Кроме первых советников Вахутирн был окружен онгами, хоть и держал магов на расстоянии от себя. Тем не менее, будучи, по сути, одним из них, отец отличался тем, что сам ничего такого не совершал и ритуалов не проводил, но дело обстояло так, что все само и без этого шло к нему в руки. Рутинной работой должны были заниматься онги и варги (маги низшего разряда), но никак не повелители жизни. А отец причислял себя именно к таким лицам.

Когда мне исполнилось пятьдесят лет, в Сихтэе было введено обязательное почитание тэкварга (одно из распространенных названий правителя). Кто этого не делал – тот не занимал ведущих должностей, а в дальнейшем ставился чеиками и службой поддержания порядка на учет. Если он и далее проявлял свой крутой и буйный нрав, то его переводили в лагерь, где принудительно исправляли, вставляя в голову чипы и перепрограммируя личность. После этого из рук мастеров своего дела выходили послушные и уважительно относящиеся к тэкваргу существа, которыми легко было править и даже соблюдать во многом зарью (демократию).

Если тебе отключили способность мыслить и анализировать в результате манипуляций, записали в голову нужное программное сопровождение, то ты вполне вписывался в реноме примерного гражданина. Нет, конечно же, протесты были, но ими искусно управляли. Ведь зачем, по сути, протесты? Только лишь для того, чтобы выявить недовольных порядками жителей Сихтэи, а потом с ними разобраться, но не сразу, а постепенно, чтобы наказание не было похожим на расправу. При этом все и каждый недовольный знали, за что возмутителям спокойствия на голову сыплются неприятности. Поэтому, повторюсь, лучший исход для вольнодумцев был один: сбежать к интам в ацалы, где еще правили потомки воцеллов. В противном случае наглецы и несогласные быстро опускались так, что теряли подобие мыслящего и разумного существа, бормоча, когда их спрашивали, записанные в их головы мантры о великости правителей и правящего класса.

В пятьдесят четыре года отец вознамерился меня женить и сделать наследником престола. Я тогда никак не мог понять, зачем это ему нужно, но согласился. Отказаться не мог: меня бы нагнули и принудили жениться в любом случае. Семья и жена, в принципе, мне не были нужны. Я и без этого имел все, что хотел. Я не хотел обязанностей, а еще больше не хотел, чтобы возле меня кто-то притворно вздыхал, ждал взаимности, рассчитывал на проявление к нему чувств, которых у меня не было. Так что жениться-то я женился, но через год развелся и снова пустился во все тяжкие. Зачем мне жить, я не знал. Транжирил жизнь, получая ветчунг – высшее удовольствие, участвуя в самых рискованных предприятиях, которыми являлись полеты без страховки на всех типах летательных аппаратов, прыжки с высоты с последующим парением, и многое другое, о чем нет смысла говорить. Такое проживание несколько взбадривало меня, но приходило время, и я вновь погружался в депрессивные состояния.

Между тем отец, видя, что я снова занялся привычным для себя делом, решил меня поставить на место, но тут грянула война. На этот раз правители соседних с Сихтэей ацалов объединились с Вахутирном в союз, и общие войска начали наступление на катр Ваицилн. Пилг тогда притих. Наступление развивалось бодро. Вначале даже была занята часть ацала Дзиак, но у союзников с некоторого времени что-то снова пошло не так. Хуже всего, когда нет единого командования, а первые победы кружат голову. Отец доверил наступление на катр одному из полководцев правителя второй после Сихтэи державы. Он поторопился и, как результат, наступление захлебнулось. А в это время непонятно откуда взявшиеся в тылу инты ударили в спину войскам. Более того, летучие отряды интов напали на базы противника не только на территории Дзиака и пилга, но и на территориях Сихтэи и соседних с ней держав.

События повторились, как и в прошлый раз. Не помогли ни превосходство в силе, ни в технике и средствах. Инты и илахоцы научились воевать и по снаряжению их лучшие части ничем не уступали кадровым войскам. Инты не остановились на том, чтобы выбить врага из Дзиака и пилга. Помощник Игула, мастер Аом, совершил удачную вылазку из природной зоны и застал врасплох Ануига, владыку Тэлхии – государства, граничащего с Сихтэей. Причем унизил его так, что гордый правитель вынужден был просить военной поддержки и помощи у Вахутирна. Отец не отказал и направил воинов на помощь Ануигу. Совместными усилиями инты были выбиты из большей части владений Ануига, но двойного оскорбления своего величия Ануиг снести не мог. Он выступил инициатором нового совместного похода на катр Ваицилн, располагавшийся в природной зоне, которую свободолюбивые местные жители ласково называли Этолай, что в переводе означало: богатая свободой благодатная почва.

В реальности в области Этолай располагались влажные леса, чередовавшиеся с озерами, вачегами (аналог болот), речкам и горной местностью. Скалистые пики устремлялись в небо, разрывая сплошной лесной покров местности, создавая на своих склонах и редких плато уникальные условия для жизни и существования. Назывались эти дикие и первозданные места – Омул. Ослабленная гравитация вместе со ступенчатым рельефом, летающие камни и скалы, которые держались за поверхность земли посредством лиан и вьющейся растительности, густые туманы, вода, водопадом падающая с неба, – все это придавало неповторимость и уникальность здешней местности.

Видели ли вы воду, которая, преодолев все законы гравитации, не плещется в углублениях планетарной тверди, а летает над ней, организуясь в объемы причудливой формы, то собираясь в единый водный массив, то рассыпаясь на мириады отдельных капель, висящих в воздухе над самой поверхностью? Такими были озерца-вабэги, летающие над поверхностью планеты в определенных местах, и это было отнюдь не самой большой достопримечательностью этих первозданных, суровых, но прекрасных в своей красоте мест. Кое-где, несмотря на прогресс и все достижения нашей цивилизации, в этих местах еще не ступала нога лаэсала.

Илахоцы и нуйги жили в природных зонах, составлявших более двух третьих всей суши планеты. Только одна пятая часть суши была изменена в результате сознательной преобразующей деятельности лаэсалов. И то, только сорок процентов из этой пятой части были существенно преобразованы так, что здесь возникали порождения цивилизации: образования, ландшафты и объекты, отличавшиеся от мира дикой природы, но, тем не менее, все же вписывавшиеся в него.

Искусственными образованиями на теле Фаэтона были атшеты, аналоги земных загородных зон и поселений, где создавалась природная управляемая среда, несколько отличная от мест дикой природы с объектами, выполненными из специальных материалов, каковыми были жилища, эстакады, платформы, средства передвижения и различные орудия, необходимые для проживания и преобразования среды. Эти материалы не были чуждыми природе, хотя и были искусственного происхождения. Преобразование ландшафтов за счет силы и технологий было общепринятым на ряде территорий, но и оно носило природный и устойчивый характер, равно как и генная инженерия, создававшая породы и виды животных и растений, которых не было в естественной среде.

Свод правил Лючина обязывал всех лаэсалов работать только с материалами, сплавами и технологиями строго определенного вида, а также идти на специальное обеспечение условий проживания для лаэсалов. Это означало то, что выброс мусора или отходов от производства и жизнедеятельности в окружающую среду не допускался ни под каким предлогом. Проживание в катрах и в энтах, так назывались поселения, насчитывающие в своем составе больше, чем сто тысяч жителей, происходило на специальных многоуровневых платформах, поднятых над не преобразованной местностью на столбах-опорах или за счет других приспособлений.

Здесь были разрешены к применению все технические достижения. Зачастую платформы-натфы располагались над дикой местностью. На них располагались многоэтажные сооружения, стелы маяков и высотных зданий, уходящие высоко ввысь. Здесь кипела жизнь. Сотни и тысячи летательных аппаратов, без которых лаэсалы не мыслили себя, постоянно пребывали в воздухе. Многие лаэсалы, особенно высший класс, летали и без них, пользуясь способностями или специальными приспособлениями.

Все знали одно: за нарушение свода правил было одно наказание – смерть или, в крайнем случае, резкое сокращение сроков жизни за счет принудительных работ. Даже отец и его ближайшие помощники не решались нарушать правила жизни. Слишком хорошо все знали и помнили к чему совсем недавно пришла прошлая цивилизация и на краю какой бездны стояли жители Фаэтона.

Чем еще отличалась Сихтэя от остальных государств, так это тем, что ее столица – Фаэя – была образована из нескольких энтах, сросшихся в один узел за счет переходов, коммуникаций, платформ и иных средств. Пять платформ, две из которых находились над водой, а три на суше, соединившись, образовывали единый остов, единое поле для жизни, где численность населения вместе с еще восьмью вспомогательными платформами превышала миллион лаэсалов. Это был самый большой населенный пункт на планете.

В Фаэе было сосредоточенно все: сила, богатство, власть, интеллектуальный ресурс. Без сомнения, на время моего рассказа, Фаэя была центром нашего мира, а Вахутирн был его правителем единым и бессменным вот уже более двухсот лет. Срок для правителя более чем солидный. Некоторые правители не пробыли на этом посту и года. Отцу удалось то, что удавалось немногим. По пальцам можно было пересчитать правителей, которые в течение последних пяти тысяч лет так долго правили Сихтэей. Тем значимее было величие моего родителя. Он уже стал ноэтом – выдающейся личностью. Ему воздавали почести и пели хвалу вначале тихонько, а потом все больше и больше. Сейчас подобные восхваления и воспевания вообще стали нормой.

Так, широкими мазками, я вкратце описал картину нашей жизни, которую дополню и разовью по мере дальнейшего рассказа.

Изменения в моей жизни начались в тот самый день, когда отец призвал меня к себе для беседы во дворец, располагавшийся в самом центре Фаэи в гордом одиночестве, отделенный от остальных высотных построек воздушным пространством и силовыми столбами-вышками. Наш с ним разговор произошел на одном из самых высоких уровней Оцвилума – этой без сомнения величественной постройки, чей верх располагался в двух сотнях ийнов (примерно триста двадцать метров) над уровнем основной платформы. Башню-стелу венчала сфера, где в одном из залов и проходила беседа. Здесь, под куполом, словно парившим в воздухе, раздавалось мелодичное звучание, слышался шум воды и, главное, отсюда с высоты открывался прекрасный вид на Фаэю и окружающие ее пространства.

Когда я вошел в зал, отец в обществе двух советников рассматривал на экранах и в шарообразных и яйцеобразных сферах последние события. Увидев меня, он сделал едва заметный знак и изображения исчезли. Сановники, прикрыв глаза и отвесив легкий поклон, вышли из зала.

«Проходи, Тэатан. Пришло время нам с тобой серьезно поговорить», – позвучали в моей голове мысли отца.

Лицо правителя Сихтэи было спокойным, но в глубине его глаз я заметил усмешку. Отец был рад видеть меня. Этот среднего роста, широкий в плечах мужчина всем своим видом не слишком напоминал грозного правителя, но первое впечатление было обманчивым. Привычка повелевать была написана на лице Вахутирна.

Удобно устроившись на диване-кресле, стоящем на подиуме, отец делал вид, что забавляется, просматривая висящие в воздухе изображения, на самом деле он внимательно наблюдал за мной. Рядом с ним в воздухе летали различные предметы, фрукты и даже вода. Я, подойдя к подиуму, чуть наклонил голову и приложил руки крест на крест к груди, выражая этим свое почтение.

– Что ты кланяешься, как болванчик, – начал отец. – Распрямись и посмотри на меня.

Я исполнил распоряжение, смотря чуть мимо его больших, коричнево-темных, почти черных глаз. От отца не укрылось то, что еще недавно я развлекся, оттягиваясь в компании друзей и помощников.

– Опять глотал сладкий дым и перепил кэфлы (галлюциногенный напиток)? Я тебя сколько раз предупреждал? Попадешься стражам, накажу, как простого лаэсала.

– Ичесант (уважительное обращение к правителю), я не мог удержаться от того, чтобы не получить наслаждение, – честно ответил я, зная, что отец, как бы он не сердился, уважает правдивые ответы.

Вахутирн только лишь криво усмехнулся. Правый уголок губ у него приподнялся. На лице отца прочитывалось некоторое разочарование сложившимся у меня положением дел. Сделав небольшую паузу, Вахутирн произнес:

– Окружение во многом делает правителя, а не наоборот. Вот в чем причина всех неурядиц, в том числе и твоих. Мы устраним этот недостаток.

Я уже догадывался, что в дальнейшем скажет отец, а он между тем продолжал:

– Твоих товарищей по попойкам и кутежам я отстраняю от твоего тела. Распоряжение уже выполняется, так что бывших знакомых в своем новом окружении не ищи. Я полностью сменил его.

– Но, отец?!

– Пришло время тебе стать тем, кем необходимо, для того, чтобы помочь мне править Сихтэей. Или ты думаешь, что я один справлюсь с задачей?

– Есть много достойных личностей, которые, вне сомнения, сделают эту работу не хуже, а может, и лучше меня.

Во время сказанной фразы я упер взгляд в пол и чуть прикрыл веки, имитируя, что мне больно смотреть на солнце, которым все считали отца. Поступая так и выказывая отцу такую почесть, я рассчитывал на то, что он явит милость и вернет хоть часть моих товарищей на место, но ошибся. Этот жест разъярил отца. Признаки недовольства появились на его лице.