Хельги молча протянул ей костяной гребешок. Распустив волосы по плечам, девушка принялась тщательно расчесывать их, время от времени кидая лукавые взгляды на своего обожателя. До чего ж она была красива в этот момент! Светлые, как пшеничная солома, волосы, длинные и густые, темно-голубые глаза, глубокие, словно воды фьорда, чуть припухлые губы, небольшая родинка, светлая, чуть тронутая весенним загаром, кожа. Левый рукав платья соскользнул с плеча Сельмы, обнажив его, и Хельги обдало жаром. Как бы хотелось ему сейчас попробовать то, что было под запретом для каждой уважающей себя девушки… Он вспомнил вдруг, когда первый раз испытал «это». В прошлую зиму, вместе с Харальдом и Ингви, ездили на охоту в дальний лес. Возвращаясь, заплутали в пурге, выйдя к усадьбе Рекина-ярла. Рекин, как и полагалось ярлу, встретил гостей с почетом. Обнял всех троих по очереди, начиная с Хельги, жестом пригласил в дом. Дом Рекина был побогаче, чем у Сигурда, такой же крепкий, надежный, обложенный тяжелыми серыми валунами. Он напоминал большой длинный сугроб, вытянутый в направлении длинного залива, во дворе, за выложенной из камней оградой, как и у Сигурда, располагались постройки: амбар, летний хлев, сараи. Корабельных сараев было аж целых пять – Хельги аж слюной подавился от зависти: однако много кораблей у этого Рекина.

В доме, освещенном светильниками, гостей провели на почетное место – к самому очагу. Усадили на покрытые шерстяными накидками лавки, все родичи Рекина – в праздничных разноцветных одеждах – успели уже быстро переодеться – чинно уселись рядом. Сам ярл – кряжистый вислоусый муж в дорогом алом плаще – наполнил рог пивом, торжественно пронес над очагом и протянул Хельги. Такие же рога оказались в руках Ингви и Харальда, а также и у всех родичей хозяина усадьбы. Харальд плотоядно облизнулся. Все выжидательно посмотрели на Хельги. Тот догадался – зачем.

– Всем известно богатство и честь Рекина-ярла, – начал он, внимательно оглядывая собравшихся и по их глазам угадал, что не промахнулся. Ободренный этим обстоятельством, продолжил тост дальше, похвалив усадьбу и жену хозяина, и предложив, по традиции, выпить за здоровье. После чего поднес к губам рог, предварительно плеснув из него пива на горящие угли – вкусно запахло рожью.

Следующий тост, во здравие Сигурда-ярла, произнес Рекин, потом выступил Ингви – коряво, правда, но ничего, уже, похоже, всем все равно было. Пенилось в пузатых дубовых бочках пиво, булькала в котле мясная похлебка, а на столе, в деревянных мисках, лежали сочные куски свежеиспеченной форели.

На ночь гостям постелили на почетном месте – почти прямо напротив очага. Хельги, как сыну ярла – отдельно, Харальду – вместе с Ингви. По мнению Хельги, могли б и поближе к дверям постелить, все не так пахло бы хлевом – в доме Рекина, как и во всех прочих домах, скотину зимой держали в доме. Хельги вставил в пазы между балками вертикальную спальную доску, украшенную охранительными рунами, получилось нечто вроде коробки – уж никак на пол не скатишься, даже, если очень захочешь. Натянутое меж балками плотное шерстяное покрывало приглушало звуки, создавая полную иллюзию одиночества. Лишь слышно было, как тяжело вздыхали коровы – казалось, прямо над ухом – да где-то на улице истошно лаял пес. И чего разлаялся? Может, крадется к дому злой великан йотун? Или это оборотень, обитатель Нифлгейма – пробует крепость двери своей корявой когтепалой лапой? Хельги заворочался, снял со стены меч, на всякий случай положил рядом на ложе. Хлопнула дверь – видно кто-то вышел в уборную либо еще по какой надобности – прощекотал спину холодный поток воздуха. Однако так и радикулит заработать недолго! Пробежали по дому чьи-то осторожные шаги. Остановились прямо напротив. Хельги крепко сжал рукоять меча.

– Ты спишь, уважаемый господин? – тихо поинтересовался из темноты настойчивый девичий голос. Не дожидаясь ответа, откинулось покрывало, и на ложе Хельги скользнула юркая тень. На ощупь – а темно было, хоть глаз коли – сын ярла определил, что это – женщина. Неужто, младшая жена Рекина? Да, пожалуй, нет. Для почетных гостей у каждого уважающего себя хозяина, а уж тем более – ярла – специальная наложница есть, красивая и молодая, а то и не одна. Ночная гостья между тем подвинулась ближе, так, что сквозь тонкую ткань платья прощупывалась высокая грудь. Сквозь тонкую ткань… Хельги почувствовал тогда, как нежные девичьи руки погладили его по спине, и сразу же ощутил губами жаркий поцелуй. А затем наложница Рекина быстро скинула рубаху. Обнаженное тело ее прижалось к Хельги, горячее, нежное, зовущее. Горя от нетерпения – ведь, не железный же – сын Сигурда-ярла провел руками по девичьим бедрам, крепко сжал талию – тонкую, шелковистую, теплую, почувствовал, как крепнет, наливаясь соком, грудь, тяжелеют соски и становится громким дыхание…

Хельги уснул уже под утро, чувствуя, как руки красавицы – хотя, кто ее знает, что там за красавица, темно ведь, не видно! – ласково гладят его длинные разметавшиеся по ложу волосы. Уже засыпая, услышал, как раздаются рядом – с ложа, где спали Харальд и Ингви – томные страстные звуки. Видно, и к ним прилетели желанные ночные гостьи…

– Хорошеньких наложниц подсунул нам Торкель. – Уже на обратном пути, как проехали лес, засмеялся Харальд. – Всю-то ноченьку спать не дали!

– А ты еще и не доволен? – Придерживая коня – сегодня пока получалось с ним управляться – рассмеялся Хельги. – Видно, не угодил тебе хозяин?

Ингви громко захохотал, бросив, что никогда больше не будет спать с Бочонком на одной лавке.

– А девки ничего были, – подытожил он. – Страстные. И совсем не обязательно, что рабыни. Может – и хозяйские жены, говорят, что Рекин наполовину финн, ну, саам, как они себя называют. А у них это принято – сам от стариков слыхал, всех своих жен отдать гостю…

Все эти видения вихрем пронеслись в голове Хельги. Сельма сидела в лодке, повернувшись к нему спиной, и белое плечо ее вызывало у юноши такое жгучее желание, что… Вот, казалось бы, просто: протянул руку, и медленно спустил платье дальше – оно все равно без фибулы. Хельги воочию представил, как обнажается спина девушки, как та оборачивается, улыбаясь, как… Он уже готов был услышать в голове гул… Но…

– А ведь он обманул тебя, этот ваш Ирландец, – закалывая сарафан фибулой, обернулась Сельма.

– Как обманул? – Потряс головой Хельги.

– Да так. – Сельма усмехнулась. – Говорил, что с устья плывет, а ведь, если б так было, никак он бы с нами не встретился, ведь оттуда течение по южному берегу.

– И правда. – Согласно кивнул юноша. – Значит, не с устья возвращался Ирландец, а с одного из островов, с Рауна, да, именно с него, как раз такой путь и получится. Но что он там делал? И зачем врал? Какой ему в этом смысл?

– Значит, не очень-то хотел, чтоб знали люди, что он ходил на Раун. Может, что-то там прятал? А давай-ка, посмотрим! – Сельма азартно хлопнула в ладоши. – Нам ведь все равно почти по пути.

Оправдывая свое название, остров Раун – «левый клык» устья фьорда – встретил их всплесками волн. Волны бились повсюду: огромные – со стороны моря, чуть поменьше – с залива. Словно рассерженные коты, выгибая спины, они с шумом разбивались о скалы мириадами пенных брызг, и, казалось бы, не было никакой возможности пристать к острову даже совсем небольшому судну. Однако Хельги был достаточно умелым кормщиком и знал нужный путь: ворвавшись в самую гущу бьющихся о черные камни волн, дождался, когда сравняются друг с другом вершины двух скал, и в этот момент направил судно вправо, туда, где брызги скрывали узкий проход между камнями. В этот момент суденышко подбросило на волне, и Сельма крепко ухватилась за Хельги. Тот ободряюще улыбнулся. Ловко проскочив меж острыми краями камней, лодка очутилось в тихой небольшой заводи, с трех сторон окруженной черными отвесными скалами. Меж скалами светлела расщелина, поросшая густым колючим кустарником – именно туда Хельги и направил лодку. Схватив веревку, соскочил первым, привязал лодку за камень, помог выбраться Сельме.

Еле заметная тропка – по всему было видно, что пользовались ею крайне редко – тянулась между кустами по дну расщелины, постепенно расширяющейся кверху. Как молодые люди ухитрились не разорвать в клочья одежду, пробираясь меж колючими ветками, известно одним богам. Место было дикое – черные, теснящиеся вокруг, скалы, густой темный кустарник, и шум прибоя, и жалобные крики чаек над головой, а высоко в небе – парящий орел-стервятник.

– Ну и островок. – Покачала головой Сельма. – И чего только тут надобно было Ирландцу?

Хельги хмыкнул. Они стояли на небольшой, покрытой бурой травою поляне в центре острова, вокруг росли низкие корявые сосны, за соснами возвышались скалы. Тень от одной из скал, самой высокой, разрезала поляну напополам.

– С вершины этой скалы видно всю округу, – обернувшись, похвастался Хельги. – Хочешь, взглянем? Там есть небольшая такая тропинка… Ага, вот она.

Молодые люди пошли по еле заметной тропинке, огибающей скалу серпантином, перебрались через сваленную бурей сосну и остановились перед большим, перегораживающим тропу, камнем.

– Я сейчас заберусь на него, а потом помогу тебе, – внимательно осматривая камень, задумчиво произнес Хельги. – Не хотелось бы просто так убираться восвояси – ведь что-то да нужно здесь было Ирландцу.

– Смотри, кровь! – Неожиданно вскрикнула Сельма, указывая на бурые пятна на левой стороне валуна. Проведя рукой по пятнам, Хельги понюхал пальцы. Действительно, кровь. Вытащив нож, он внимательно осмотрелся, затем осторожно заглянул в кустарник, разросшийся возле самого камня, словно бы надеялся там что-то найти… Сельма недоуменно посмотрела на него и пожала плечами. Ползать по кустам вместо того, чтобы думать, как забраться на камень – занятие пустое.

– Ага! Есть! – Торжествующе улыбаясь, сын Сигурда ярла выбрался из кустов. В руке он держал ствол елки с торчащими сучьями, тщательно обрубленными по краям.

– Хорошая лесенка, – сразу же заценила Сельма. – Мне кажется, ты знал, что она тут есть.

– Раньше ее здесь не было. – Отрицательно покачал головой Хельги. – И, думаю, появилась она не так давно… с тех пор, как сюда стал наведываться Ирландец. Вряд ли он так же ловко лазает по скалам, как я или, скажем, малыш Снорри. Что ж, пойдем, посмотрим, что там, на вершине скалы. Чувствую, и там мы отыщем что-нибудь эдакое…

Предчувствия Хельги полностью оправдались: едва они ступили на плоскую вершину, как тут же обнаружили остатки кострища. Угли были еще теплыми. И зачем Ирландцу приспичило жечь здесь костер? Хельги инстинктивно почувствовал за всем этим какую-то мрачную тайну. Притихшая Сельма внимательно разглядывала желтоватую веточку, поднятую с земли, рядом с костром. Веточка была обагрена кровью.

– Омела, – тихо прошептала она. – Именно стрелой из омелы Локи когда-то убил Бальдра.

Хельги кивнул, он тоже хорошо знал эту историю из жизни богов, да и кто ее не знал?

– А еще говорят, омелу используют злобные ирландские колдуны друиды. – Задумчиво произнес юноша. – Теперь ясно – откуда кровь: Ирландец приносил здесь жертву. Щенка или, скорее, ягненка…

– Да, в усадьбе Сигурда как раз недавно пропал ягненок, я вчера слыхала. – Согласно закивала Сельма. – По приказу хозяйки Гудрун высекли вашего раба, Навозника, дескать, не доглядел… а теперь видно, что Навозник-то тут ни при чем. Вот так Ирландец – устроил тут капище. Нечего принимать в род кого ни попадя.

– Погоди, Сельма, не шуми. – Хельги предостерегающе поднял руку. – Дай подумать.

– Ну, думай, думай. – Девушка, похоже, обиделась.

Хельги чуть улыбнулся:

– Да ты не дуйся. Я вот подумал: а что, у нас здесь лесов поблизости мало? Зачем Ирландцу непременно понадобилось плыть именно на этот остров? Ну-ка, еще посмотрим.

Они осмотрели всю вершину, заглянули под каждый камешек, обшарили каждый кустик – нет, ничего. Плюнув, решили набрать с собой птичьих яиц – все хоть не зря лезли.

– Ты подержи меня за ноги, – подойдя к отвесному краю скалы, попросил Хельги. Далеко внизу с грохотом разбивались о камни волны. Этот край скалы выходил в открытое море, малыш Снорри как-то хвастал, что в хорошую погоду видел отсюда берега Англии, правда, никто ему не верил. Хельги вот, ничего не видел, как ни старался, одно море, ярко-синее, бескрайнее, в пенных бурунчиках волн.

– Держи крепче, Сельма! Кажется, там было много гнезд… Тяни! Скорее тяни!

В голосе Хельги было что-то такое, отчего девушка мгновенно напряглась.

– Что? Что случилось? – набросилась она с вопросами, едва вытянув парня.

– Я знаю, зачем сюда приплывал Ирландец. – Нехорошо улыбнулся Хельги.

– Зачем же?

– Там, внизу, на отвесе скалы – сверкающая на солнце слюда.

– И что же?

– Слюда выложена руной «Сиг».

– «Сиг»… Сигурд?

Хельги кивнул:

– А рядом с руной – стрелка. И указывает она в море, точнехонько туда, где только и можно пройти в фьорд крупному кораблю.

– Тайный знак! – ахнула Сельма. – Но кому?

– Люди говорят, в море видели чужие драккары. Может, это корабли Хастейна Спесивца.

Озадаченные, молодые люди быстро спустились вниз со скалы и, отвязав лодку, быстро поплыли прочь, туда, где выступал лесистый берег Снольди-Хольма. Хельги не довез Сельму до самого дома, да та и сама этого не хотела – блюла девичью честь, опасаясь досужих разговоров. Высадилась чуть раньше, в лесу. Махнула рукой на прощание и исчезла в густых зарослях. А Хельги, помахав в ответ, отправился в обратный путь, задумчиво глядя перед собой. Ласковые волны фьорда легко несли судно на своих синих спинах, дул легкий ветерок и было слышно, как на берегу, в ивняке, пели птицы. Кружась, все так же кричали чайки, отдыхая на пенных гребнях волн, а особо наглые воровали из лодки так и не прикрытую рогожей рыбу. Где-то на западе собиралась низко над морем хмурая дымка. Хельги не замечал ничего: думал. Что или кто заставил Ирландца предать своих новых родичей? Ведь ему и так неплохо жилось в усадьбе Сигурда-ярла. А может, это вовсе не Ирландец выложил знаки на острове, и напрасно обвинять его во всем? Вернее, так: не напрасно, а преждевременно. Сначала надо за ним последить, по мере возможности. Тайно, чтобы никто пока ни о чем не догадывался. А уж потом, получив достаточные доказательства, действовать. Да, именно так и следует поступить.