Зима – весна 451 года. Паннония
На память Родион не жаловался, стихи или иностранные слова всегда запоминал хорошо. Однако она штука хитрая и живет по своим собственным законам: иной раз всплывет что-то из далекого прошлого, да настолько отчетливо, будто вчера было, а какую-нибудь нужную мелочь никак не вспомнишь, хоть головой о стену бейся. Вот и сейчас Радомир никак не мог сообразить, где видел этого парня с длинными светлыми волосами и смуглым обветренным лицом. Никаких ярких примет, парень как парень – в лагере гуннов таких легионы! Светлые глаза, как почти у всех словен и германцев, по виду лет шестнадцать, одет в короткую шерстяную рубаху, узкие штаны, кожаные башмаки с оплеткой до колен, как носят франки. Бурый выцветший плащ, крашенный дубовой корой, – в общем, ничего особенного.
Вот только сам парень, похоже, неплохо знал Радомира, а следовательно, тоже числился в отряде старого сигамбра.
– А мы ведь выбрались, Рад! – оборачиваясь на скаку, со смехом кричал он. – Выбрались!
– Да вижу, что выбрались. Тебя как звать-то?
– Ого! – Парень, похоже, обиделся. – Ты что же, не помнишь?
– Не помню, – честно признался молодой человек. – У меня на лица вообще память не очень.
– Да что ты говоришь? – изумленный всадник обернулся. – Тебя что, в детстве по голове били?
Ну, конечно, в прежние времена люди, не имея фотоаппаратов и даже простой привычки что-то записывать, взамен получали удивительно, по нашим меркам, развитые наблюдательность и память, как слуховую, так и зрительную. Человека, один раз увиденного издалека, могли описать во всех деталях и запоминали навсегда. Родион замечал это за Истром, Тужиром, Хильдой, не говоря уж о таких зубрах, как Хлотарь, но сам, хоть среди ровесников-туристов считался парнем внимательным, здешним знакомым постоянно проигрывал. По части владения оружием-то он неплохо подтянулся, да и физически был крупнее и в драке мог рассчитывать на успех, но вот по части памяти уступал – не хватало выработанной с детства привычки.
И здесь то же самое: всадник Родиона сразу узнал, а Родион его – нет.
– Меня зовут Витланк сын Даговульфа.
– Ты франк?
– Да. Римляне еще называют нас салиями, но мы не из тех косматых дикарей, которые считают, что вся судьба и удача заключены в волосах и потому не стригутся, пока сами не облысеют!
Родион усмехнулся: ну да, не дикари, вполне цивилизованные культурные люди. По всему видать…
– Ты чего смеешься-то? – снова обернулся Витланк. – На самом деле смеяться должен не ты, а я и мой напарник Гилдуин.
– А-а-а! – Молодой человек наконец догадался. – Так это вам досталось следить за мной и Истром.
– Точно так! – с торжество подтвердил довольный Витланк.
– Бабка за дедкой, внучка за бабкой…
– Какая еще бабка?
– Это у нас пословица такая. Не бери в голову, скажи-ка лучше, откуда у тебя лошадь? Увел?
– Увел! – без малейшего раскаяния ухмыльнулся юный франк. – Совершил кражу. Увы мне, увы!
– Там, во дворе? Ничего, у тебя же не было корыстной цели. Скажем, что мы бежали от пожара, и это была не кража, а… необходимая самооборона. Мы же лошадь вернем? Или ты собираешься ее продать?
– Как же я ее продам? – Витланк расхохотался. – Сбрую с нее разве что, а лошадь-то клейменая, кто ее купит? Ближе к городу надо будет от кобылы избавиться – больно уж приметная. Левое ухо, видишь, белое. Если только грязью замазать…
– А стоит возиться?
– Может, и не стоит. Скоро война – и лошадей себе добудем, и все что угодно. Верно, Радомир?
– Конечно, добудем, друже!
Подступающий вечер разрисовал мир вокруг густыми красками: оранжево-желтое солнце висело над самым лесом, река сверкала узкой серебряной лентой между буровато-зелеными холмами, уходя в глубину густо-сиреневых горных отрогов, уже подернутых голубоватой сумеречной дымкой. От росших вдоль дороги деревьев, от каменных идолов, во времена седой старины поставленных здесь неведомым народом, протянулись длинные черные тени.
Погони не было – даже если Эрмольд сумел ее организовать, беглецы, запутывая следы, подъехали к Виндобоне совсем с другой стороны. Избавившись от лошади, с полмили шли пешком, болтали по пути. Витланк рассказывал о себе, о своем народе – западных франках, о галлах, вернее, римлянах галльского происхождения, ибо от некогда грозных кельтских племен – эдуев, секвонов, паризиев – остались одни названия, а сами они уже много веков как забыли родной язык и говорили на «вульгарной латыни».
– Могучие галлы разленились, изнежились и превратились в римлян, – рассказывал новый знакомец. – Это уже не те люди, о которых когда-то писал Цезарь.
– Ты читал Цезаря? – не поверил Радомир.
– Как я могу читать – я же не монах и не римский вельможа, кто меня научит грамоте? – рассмеялся Витланк. – Но я много о нем слышал – и здесь, в лагере, и раньше.
– Ты знаешь о монахах? Ты христианин?
– Да. Среди нас много христиан.
– Вы все арианцы?
– Ну конечно. Только настоящие урожденные римляне во всем слушаются своего Папу!
Без всяких приключений войдя в город, путники зашагали по центральной улице. Оранжевые лучи заходящего солнца освещали крытые красной черепицей крыши, отражались в цветных стеклах базилик, еще больше оттеняя черноту за колоннами портиков. К вечеру похолодало, но людей на улицах почти не убавилось.
– Тебе нравится здесь? – неожиданно спросил франк.
– Да, – признался Родион. – А почему ты спрашиваешь?
– Мне тоже нравится. И еще многим нашим, даже почти всем. Именно ради этого Аларих конунг когда-то ходил на Рим!
– Да уж, – Родион усмехнулся. – Все ненавидят римлян и при этом хотят жить, как они.
Если подумать, то за тысячи лет мир не сильно изменился. В России, например, люди в провинциальных городах ненавидят жителей Москвы и Петербурга – и хотят жить, как они. А граждане Молдовы или там, Средней Азии, хотят жить, как россияне. Так и здесь: варвары ненавидят Рим и при этом неудержимо тянутся к нему, если не к культуре его, то хотя бы к комфорту и роскоши. И вот уже скрипят колеса повозок – идет «переселение народов». Изнеженные, развращенные щедрыми государственными подачками, обленившиеся до безобразия римские граждане, даже последние бедняки, не хотят работать, зато варвары готовы взяться за любой труд. Римляне не хотят служить в армии? Зато этого очень хотят галлы и германцы. И вот уже не только рядовой состав, но и командование – сплошь готы, вандалы, аланы, франки. Кто такой Флавий Аэций, великий полководец, затмивший своей славой бесцветного и завистливого подонка – императора Валентиниана? Наполовину варвар и при этом яркий представитель «новых римлян», способных защитить некогда великую империю от бед, в том числе от своих же бывших собратьев. От всех этих «гуннов», которые хотели не столько разрушать, сколько просто жить как люди, то есть как римляне. За этим же едут в Россию гастарбайтеры… и кто будут «новые русские гунны»?
– О чем задумался, друг?
– А? – Радомир встрепенулся. – Да так, о жизни. Думаю, как хорошо, что язык франков похож на готский, иначе как бы мы с тобой друг друга понимали? Ты знаешь латынь?
– Понимаю, но сам говорю плохо.
– Хлотарь – твой земляк?
– Земляк, да. Но не родич.
– А херцога Варимберта ты хорошо знаешь?
– Я не настолько знатен, чтобы с ним запросто общаться, но видел, конечно, много раз. Хлотарь с ним довольно близок. А что?
– Хочу попросить херцога за своего друга, гунна. Он сидит в узилище, но я уверен, что его оклеветали. И даже знаю кто.
– Это все римские подлые обычаи – клевета, доносы! – с неожиданной злостью произнес Витланк. – Не все так хорошо у римлян, наши законы куда лучше и справедливее! Ну, вот как можно бросить человека в узилище по одному доносу, без суда, без свидетелей, поручителей? По-твоему, это справедливо?
– Нет, конечно. Но меня другое сейчас больше волнует: как парня вызволить? Жаль, Хлотарь не зачислил его в наш отряд, Миусс прирожденный разведчик. Может, попросить, чтобы Хлотарь помог выручить и взял к себе? Он там пригодится.
– Ты говоришь, твой друг – настоящий гунн?
– Да, по лицу даже видно.
– Тогда он не знает Галлии, а мы ведь пойдем именно туда. А там от него не будет толку, да и на местных он не похож – только выдаст себя и других да погубит все дело.
– Он может пригодиться в другом. Из лука бьет лучше всех на свете! Сегодня же вечером поговорю о нем с Хлотарем! – убежденно заявил Родион и спросил, помолчав: – Ты не знаешь, что это за город – Равенна?
– Кто же не знает? – Витланк усмехнулся. – Равенна – столица империи! Рим или Медиолан, конечно, и больше, и красивее, но так уж случилось.
– А ты бывал там, в этой Равенне?
– Нет. А тебе-то зачем?
Радомир неожиданно расхохотался:
– Знаешь, дружище Витланк, ты чем-то напоминаешь мне моего братца Тужира – такой же любопытный.
– Любопытство – не порок, поскольку идет на пользу! Так зачем тебе Равенна?
– Так… Может быть, придется там побывать.
– Уж точно побываем, дружище! – смеясь, заверил юный франк. – С мечом и секирой в руках! Но только, думаю, не так скоро. Сначала Галлия, а уж потом Равенна.
Толпы на улицах постепенно редели – торговцы и покупатели с опустевшего рынка переместились в ближайшие таверны, но и те закрывались с наступлением темноты. Стражники громко предлагали всем желающим немедленно покинуть город, ибо ворота скоро будут заперты.
– А вот и твой дружок, – Витлан первым заметил Истра, скучавшего за одним из столиков, расставленных позади старого платана.
– Как жизнь, брат? – подойдя ближе, усмехнулся Родион. – Я смотрю, ты неплохо проводишь время.
– А я тебя давно заметил. – Истр поднялся, ничуть не удивленный. – Только не хотел подходить при…
– Его зовут Витланк.
– Это он за нами следил?
– С напарником.
– Эх, брате, брате, – Истр покачал головой. – И как же ты попался-то?
– Это не я ему, а он мне попался, и то к счастью, – Радомир усмехнулся. – А то и не знаю, как ушел бы от Эрмольда и его шайки.
– Ты видел Эрмольда? – встрепенулся парнишка.
– Потом расскажу. Как наши дела? Где Оглобля и Родинка?
– А вон, у ворот переминаются, – Истр махнул рукой. – Они ближе к вечеру опять вместе сошлись, так я обоих и накрыл. Только все думал: и где это носит моего славного братца-тессария?
– Ну, ладно, ладно, – Радомир приобнял парня за плечи. – Извини, брат.
Как и было велено, в сумерках они вернулись в лагерь, прошли мимо горящих костров, перебрасываясь шутками со своими. Хлотарь, ухмылявшийся в седые усы, встречал молодежь у шатра и внимательно выслушивал отчет каждой пары. Чуть позади в тени держался тот самый лектор, иногда задавая вопросы.
– Судя по прическам и туникам, вы прикинулись местными? – Увидев Истра и Родиона, он даже улыбнулся. – Молодцы! Не сказать, что маскировка безупречная, но уже видно желание думать головой.
– Ut desint vires, tamen est laudanda voluntas, иначе говоря, пусть не хватает сил, однако само желание заслуживает похвалы, – донесся из-за палатки знакомый голос, и все разом обернулись. – Приветствую вас, воины, – весело произнес Варимберт, остановившись у костра. – Сальве!
Тужир и еще парочка оставленных в лагере дежурных не теряли времени, и усталые воины уже вовсю подкреплялись горячей похлебкой из чечевицы, лепешками, жаренным на углях мясом. Хотелось, конечно, и вина, однако в пределах лагеря оно было под запретом.
– Так и быть, сегодня ночью можете пойти к маркитантам, – переглянувшись с Хлотарем, херцог махнул рукой. – Только смотрите, не подцепите нехорошей болезни от веселых девок и не слишком там засиживайтесь.
Слова командира были немедленно приняты к исполнению, и лагерь опустел в минуту. У костра остались лишь несколько человек, в том числе Радомир.
– Господин, – обратился он к Варимберту, – я хотел бы поговорить с тобою и со славным Хлотарем.
– Говори, – Варимберт поощрительно махнул рукой.
– Речь идет о гунне по имени Миусс, знаменитом лучнике. Вот бы его к нам!
– Гунн хорош для степей, – усевшись у костра, заметил херцог. – Но не для лесов и городов Галлии. В набеге он может принести немало пользы, но в разведке – едва ли. А почему тебя это заботит?
– Миусс – мой друг, и он попал в беду. Его оклеветали.
– Это бывает. И ты хочешь выручить своего дружка?
– Конечно, хочу! А как же? Он очень, очень хороший лучник.
– Знаю, – Варимберт протянул руки к огню. – И его вражда с Эрмольдом для меня тайной не является.
– «Разделяй и властвуй» – так, мой вождь? – усмехнулся Радомир.
– Есть еще одна пословица, подходящая к данному случаю: «Duobus certantibus tertius gaudet» – «Двое дерутся, третий радуется». А Эрмольд молодец – нанес удар первым, – одобрил херцог, зябко потирая ладони. – И что станет делать Миусс, когда выйдет на свободу?
– Мой вождь, ты и в самом деле собираешься… – обрадовался Родион.
– Да. Завтра велю освободить гунна. Явить милость, – цинично пояснил Варимберт. – Но ты будешь у меня в долгу.
– Я и так готов сделать для тебя все!
– Не сомневаюсь, – херцог неопределенно хмыкнул. – Очень может быть, что скоро тебе представится случай доказать свою преданность. А пока иди, развлекайся!
О проекте
О подписке