Глава 3
Озерск,
начало июня 1963 г.

О жестоком убийстве Лиды Максим узнал от сестры. Русский он уже сдал, теперь у себя в сарайке готовился к литературе и физике: учил стихи да тупо зубрил формулы.

– Я доставал из широких штанин… бесценным грузом… Ах, как там? Достаю! Достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза… дубликатом… дубликатом… Читайте, завидуйте, я – гражданин Советского Союза!

Снаружи послышались чьи-то торопливые шаги, в распахнутую настежь дверь вбежала-ворвалась сестра Катя:

– Слышал новость? Лидию Борисовну убили!

Макс поначалу не понял:

– Что? Кого-то убили? Кого? Лидию Борисовну? Лидию… Да не может быть! Кто тебе сказал? Кто?

Юноша и сам не заметил, как уже тряс сестренку за плечи.

– Пусти! – вырвалась та. – Пусти, говорю! Больно же.

– Ой… Да что там случилось-то? Неужели правда?

– Весь город только об этом и говорит. В старой школе ее… Шалькин, конюх, ударил по голове. Сразу насмерть.

Не дослушав, Макс выбежал на улицу, побежал на площадь, там, на лавке у магазина, сидели знакомые пацаны.

«Может, не так? Может, перепутала все сестрица?»

– Максим, ты новость слышал?

– Лидию Борисовну?

– Да!

У парня в груди похолодело. Он ведь до последнего надеялся, что это не так, что это не Лидию… не Лиду…

Но как так может быть? Убили! Мы же не в Чикаго каком-нибудь, а здесь, у себя, в родной советской стране… И вдруг – убийство! Да еще кого…

Весь день до самого вечера Максим провел в полной прострации. Учить ничего не хотелось, просто не лезло в голову. Бросив учебники, он убежал подальше от всех, на реку, уселся в зарослях клонившейся к самой воде ивы.

«Лида… Лида…»

– Молодой человек, не подскажете, отсюда в город как ближе?

Рыбак. Кирзовые сапоги, удочка, кукан с насаженной рыбой. Незнакомый, явно приезжий, городской – дачник. Остренькая «чеховская» бородка, усики, тонкие губы, слегка примятая шляпа. Интеллигент!

– Так не подскажете, направо мне повернуть или все же прямо?

– Прямо, – буркнул Макс, махнул рукой и быстро зашагал по берегу прочь, куда глаза глядят, подальше…

А вокруг поднималась по колено в рост таволга, желтели россыпью мохнатые солнышки – одуванчики, легкий ветерок колыхал ветки ив и вербы, над зарослями шиповника порхали разноцветные бабочки, где-то совсем рядом запела-засвистела малиновка, а в прозрачной воде, на отмели, шумно плеснула рыба.

Вернувшись домой ближе к вечеру, он нехотя поел – мать наварила щей из капустного крошева. Вообще-то Максим их очень любил, но сейчас кусок не лез в горло.

Вера Ивановна даже встревожилась:

– Ты не заболел ли? Или в школе что?

– Да так…

Не доев, молодой человек отправился в сарайку. Улегся, забылся в беспокойном сне.

Очнулся лишь утром. Мать уже ушла на работу, а в сарай заглянула Катя. Серьезная, одетая по-рабочему: подкатанные синие треники, кеды и старая Максова рубашка.

– Долго спишь! Короче, я в школу, на отработку. Парты будем мыть. Потом красить.

– Успехов в труде!

– Ой, ладно издеваться-то. Я там блинчики испекла… На обед и мама придет, и я. Вместе пообедаем. Ладно, я пошла.

– Ага…

Интересно, когда Лиду будут хоронить? Впрочем, какая разница? Все равно ведь не на озерском кладбище. Она ведь не здешняя – из Тянска. Лидия Борисовна… Лида… Теперь уж не скажет: «Бонжур, камон са ва?» Не напоет Ива Монтана, не улыбнется лукаво… Нет. Никогда уже. Никогда…

Что же это за сволочь такие дела натворила? Неужели и вправду Шалькин? Обычный, вполне незлобивый дядька. С чего бы так? Водка? Наверное, да.

Макс вспомнил, как Лидия Борисовна впервые появилась в их одиннадцатом «Б». Как поначалу скромненько сидела на задней парте, а урок вела старая «француженка», Маргарита Александровна, по прозвищу Марго.

Как все тогда удивились! Оглядывались, перешептывались. Еще бы – нейлоновая блузка, «бабетта» на голове. Как такую мадемуазель вообще в школу пустили?

А через месяц Марго уволилась, переехала в другой город. А Лидия Борисовна осталась.

– Бонжур, мез анфан!

– Бонжур, Лидия Борисовна.

Как же здорово было! А теперь вот… Ну, как же так? Не верится, что Лиды больше нет. Не верится!

Снаружи, от калитки, послышался чей-то голос:

– Эй, есть кто дома?

Макс неохотно поднялся, выглянул наружу:

– Привет, Женька. А Катька уже ушла. Прямо спозаранку и усвистала.

– Ну и ладно. Можно я зайду?

– Заходи, чего уж. На практику только не опоздай. Блины будешь?

– Нет. А вообще-то давай.

– Тогда жди, сейчас чайник поставлю. Да ты в дом-то проходи, садись.

Женька разулась на крыльце, аккуратно поставив кеды на ступеньку. Точно такая же одежка, что и у сестры: подвернутые треники, клетчатая рубашка с закатанными рукавами.

– Садись, садись, Жень… – Макс вставил в розетку шнур от электрической плитки. Цивилизация! Не какой-нибудь там керогаз.

Даже в Озерске электроплитки далеко не у всех имелись, не говоря уж о деревнях – всяких там Койволах и прочих.

– Тебе с вареньем или с маслом?

– Все равно.

Женька опустила глаза.

«Ишь ты, какая скромница. Интересно, что ей надо-то? Наверное, опять проигрыватель сломался, а сразу попросить починить стесняется. Ладно, пей пока чай»…

– У нас заварен недавно. Катька заваривала. Тебе холодного подлить?

– Нет, я из блюдца.

Налив чай в блюдце, девушка смешно вытянула губки, подула… темная челка упала на глаза – синие, большие, блестящие…

– Ты что, плакала, что ли?

– Нет! С чего ты взял?

Как-то слишком поспешно дернулась. Едва чай не разлила.

– А ты сам-то чего не пьешь?

– Так сейчас… На вот, варенье. Черничное. С прошлого года осталось.

– Этим летом тоже черники много будет.

– Ага, – Максим уселся рядом, скосил глаза: – Ты пластинки-то слушаешь?

– Слушаю. Мы иглу новую купили, теперь очень даже хорошо.

«А чего пришла тогда?» – хотел было поинтересоваться Максим, однако не успел…

– Макс, ты про Лидию Борисовну уже слышал, наверное?

«О! И эта туда же!»

– Да уж, слышал, – юноша поник головой. – Вот ведь… Как гнусно все, мерзко!

– Только дядя Федя Лидию Борисовну не убивал! – сверкнув глазищами, с вызовом выпалила девчонка.

Макс хлопнул глазами:

– Какой еще дядя Федя?

– Ну, конюх школьный! Он вообще-то не мой дядя – мамин, но мы его дядей Федей зовем. Он хороший, добрый. А как выпьет, всегда спит. Он не мог…

Женька опустила голову и разрыдалась. Горько, безнадежно, с обидой.

– Да ты это… не плачь, – принялся успокаивать ее Максим. – На вот, водички выпей!

– Не мог он, не мог… Думаю теперь – как доказать-то, что не он? Как помочь? Ничего не придумывается… ничего-о…

Девочка зарыдала еще громче.

«Эх, не зря, видно, в детстве Горемыкой прозвали».

– Да не реви, говорю! Хочешь, вместе подумаем? Давай?

– Давай! Только ты… Ты тоже считаешь, что это он?

Подняв голову, Женька с подозрением глянула на Макса. Пышные ресницы ее дрожали, по уже успевшим загореть щекам текли крупные злые слезы.

«Красивая девчонка, – неожиданно для себя вдруг подумал Максим. – Будет. Когда чуток подрастет».

– Э-эй, хватит плакать! Договорились же.

– Ага…

Девушка послушно успокоилась, утерла слезы носовым платком.

– Знаешь, – негромко произнес Макс. – Очень может быть, что и твоего дядьку тоже подставили. Как вот недавно – меня.

– А, ты про тот случай, с фотиками? – вспомнила Женька. – А я вот не верила, что это ты. И сейчас не верю.

– Ты-то не веришь. А другие? – Макс обиженно засопел и набычился. – По всему городу слухи ползут – Мезенцев Максим на старый хлам польстился! Вор! Фу как мерзко!

– Вот и дядю моего, может быть, кто-то так же…

– Да понятно, – Макс шмыгнул носом и признался: – Я вот, к примеру, очень хочу разобраться. Кто это надо мной так нехорошо подшутил и зачем?

– Подшутил, – хмыкнула гостья. – Скажешь тоже! Тут не шутки уже.

– Согласен! – с азартом выпалил парень. – И я слово себе дал: обязательно во всем разберусь. Сперва хотел – сразу после экзаменов. А теперь вот думаю – время терять нельзя.

– Ой, у тебя же экзамены, правда!

– Ничего! Не помешают. А вдруг за это время еще кого-нибудь убьют? Как Лидию Борисовну… – Максим поспешно отвернулся, сглотнул образовавшийся в горле комок и продолжил: – Я, между прочим, уже все рассчитал. Смотри. Между экзаменами – по два-три дня на подготовку. Утром и днем я готовлюсь, вечером мы с тобой все расследуем! А то на нашу милицию надеяться… особенно на Дорожкина… Не намного-то он нас и старше! Подумаешь, младший лейтенант!

– Вот именно! – тут же поддержала гостья. В ее глазах, синих, словно высокое весеннее небо, вспыхнула нешуточная надежда.

А как она смотрела на Макса! И раньше-то неравнодушна была, а уж сейчас…

– Только, чур, Катьку ни во что не посвящать! – сразу же предупредил Максим. – Она матушке сразу все расскажет, к бабке не ходи. Не умеет она тайны хранить, совсем. Ты же умеешь?

– Умею. Честное пионерское!

– Вот и хорошо. – По правде сказать, возникшая так быстро идея несколько отвлекла парня от прострации и грустных мыслей. Идея эта требовала действий и тщательного планирования.

– Значит, мы вот как с тобой поступим… – Максим задумчиво заходил по кухне. – Во-первых, нам нужно определить секретное место для встреч. Дома Катька, при ней ничего обсуждать нельзя! Во-вторых, составить план. В-третьих…

– Предлагаю на Маленьком озерке встречаться, – быстро выпалила Женька. – Там кругом лес, и озерских нет почти никого. К тому же до школы недалеко.

– Отлично! – Максим уже что-то прикидывал в уме. – У тебя велик есть?

– Есть. Правда, старый.

– Плевать. На ходу? Если нет – починим.

– Ой! – обрадовалась девчонка. – Вот было бы хорошо.

– Починим, починим, – обнадежил Макс. – И это… запомни. На людях держимся по отдельности. Чтоб никто ничего не заподозрил!

– Само собой! – Женька сверкнула глазами.

Злые слезы ее давно уже высохли, а в сердце зародилась надежда. Да что там надежда – уверенность! Да и Максиму снова захотелось жить.

* * *

– Значит, с кем пил, ты не помнишь? Хорошо, тогда скажи – что пил?

Алтуфьев снова допрашивал конюха. Пока в качестве подозреваемого, а уже скоро нужно будет предъявлять обвинение. А на основании чего? Что потом в обвинительном заключении писать?

Хорошо хоть экспертиза все подтверждала. Пальчики-то на статуэтке – Шалькина! Значит, он и убил, больше некому.

Однако начальство сразу спросит про свидетельскую базу. Ведь не в космосе этот чертов конюх жил, и не в космосе все происходило, где из свидетелей разве что Белка со Стрелкой да еще куча инопланетян, про которых Володя читал в фантастических книжках. Очень он подобное чтение уважал.

Но Озерск – не космос… отнюдь. Обязательно кто-то что-то видел – хотя бы как, когда и в каком состоянии конюх на работу пришел. Ну и, может быть, видели и того, кто принес злосчастную четверть? Бутыль изрядная, такую точно бы заметили.

– Так это… самогон пил… Один… Потом пришли… ну, эти… я уж и не вспомню…

– Один? Целую четверть?

– Дак там на донышке было…

– «На донышке-е» – передразнил следователь. – А кто ее принес, четверть-то твою?

– Так это… я и принес. Привез. Вот на Пегасе и привез, в телеге, да… Положил в телегу, на солому, и привез. А чего добру пропадать?

Невысокий, коренастенький, крепкий, с круглым добродушным лицом, обрамленным рыжеватой бородкой, Федор Иванович Шалькин производил самое благоприятное впечатление. И это – несмотря на стойкий запах ядреного перегара!

Одет хоть и бедновато, но чистенько – застиранная гимнастерка, такие же брюки-галифе, сапоги, однако же, дорогие – яловые. В руках подозреваемый мял серую кепочку, все остальные вещи перед посадкой в камеру были у него изъяты. Ремень, трофейные швейцарские часы с треснутым стеклышком, перочинный ножик.