Рассуждая с самим собой, Арцыбашев вдруг пришел к не столь уж и неожиданному выводу, что в жизни очень важна цель. И цель не обывательская – побольше денег да барахла, чтоб соседи завидовали – а совершенно иная. Просто «жить, как все» Магнуса теперь не устраивало. Там, в Ливонии – ему верили, ждали. Там он – король! Там же, в шестнадцатом веке, родилась Маша. Что она будет делать здесь, веке в двадцатом? «Просто жить»? Получится ли у нее, выйдет ли? Она ж все-таки княжна, принцесса… королева уже! Облеченное немаленькой властью лицо. Да, да, именно так – властью! И эту власть надо вновь обрести и использовать во благо. Не в собственное, маленькое обывательски-личное и никчемное, по большому-то счету, благо, а во благо народное! Ибо монарх – не какой-нибудь там денежный мешок, а помазанник Божий! Тот, кто обязан…

Сии неожиданно пришедшие в голову мысли Леонид поначалу пытался прогнать. Да вот только они не прогонялись никак, а все лезли и лезли в голову, отвлекая, казалось бы, от главного – как вот здесь, в тысяча девятьсот семьдесят третьем году, акклиматизироваться, приспособиться, выжить…

– Что, уже выспалась, милая? – заметив на себе внимательный синий взгляд, с улыбкой поинтересовался Магнус.

– Выспалась, – княжна сбросила покрывало и, потянувшись, крепко прижалась к мужу. – Вижу, ты все в думах. О чем печалишься?

Молодой человек вздрогнул:

– С чего ты взяла, что печалюсь?

– Вижу, – Маша смотрела на супруга внимательно и дерзко, словно бы видела его насквозь. – Мыслишь, как дальше жить будем?

– Мыслю, – кивнул король.

Княжна неожиданно хмыкнула:

– А зачем? Мы ж с тобой, чай, не шильники и не бояре даже – князья! Ты – король, я – королева!

Ах, как она это сказала, как произнесла! Какой гордой синевою сверкнули глаза, какой царственной тут же стала осанка. Да уж, сразу видать – королева! Несмотря на старую рубаху и брюки-клеш.

– Мы жить должны во благо королевства нашего, – между тем продолжала княжна. – И думать по-другому не можем. Да и незачем. Ибо все и так ясно. Людишки подлые – купчишки да всякая чернь – живут для брюха своего, для мамоны. Святые отцы – для Господа. Бояре и люди воинские – для защиты царств своих. Тако и мы, о супруг мой, и должны, и будем. Здесь немного пересидим, в Ливонию поедем, а уж там… А уж там посмотрим, дружить ли с Иваном дале, аль погодить. Он же, кровопивец, злое на нас умыслил. Думает, управы на него нет. Ан есть! Людей русских много есть недовольных. И новгородцы, что в живых остались, и псковичи, да все почти. Все те, кому в страхе жить опротивело, те, кто душою не раб! Таких мы у себя в Ливонии привечать будем. Нарву себе заберем, Ивангород… А потом, бог даст, и Псков. Войско из вольных-то людей, не из холопей – сильное, доблестное, еще посмотрим, кто кому вассал. Мы – Ивану, или Иван нам! Флот заведем, аглицких моряков к себе на службу приманим, а потом и своих. Науку переймем! Древний Новгород восстановим, а для торговли у нас место хорошее. Что же об Иване сказать? Так и у меня – а через меня у тебя – на трон державы российской ничуть не меньше прав! Чай, князья Старицкие – тоже Рюриковичи! То-то Иоанн род наш извел. Ничего… отольются ему все наши слезы и горести.

Княжна вскочила уже на кушетку, горделиво выставив правую ногу. Щеки ее зарумянились, глаза пылали истинно царственным огнем. Это был взор принцессы крови, чьи предки привыкли повелевать!

Арцыбашев потупился: все это – по поводу народного блага и защиты государства – именно он должен был произнести, а вовсе не Маша, хоть и княжна, и королева, но все же особа еще достаточно юная, в жизненных передрягах неопытная. Хотя как сказать…

– Ты не сомневайся, супруг мой, – княжна истолковала молчание мужа по-своему. – Я тебе во всем помогать буду. Не смотри, что млада, я ж не дура! Аристотеля читала, Платона, римлян языческих, древних. Еще Августина Блаженного и Святых отцов. Макиавелли почти наизусть знаю. Прочесть?

– Не, не, не надо, – замахал руками Леонид. – Значит, говоришь, в Ливонию надо пробираться?

– Туда. Куда же еще? Там теперь – наше все… И трон, и люди. Держава!

В этот момент в сенях, а точней на веранде что-то стукнуло. Слово бы кто-то, осторожно пробираясь, запнулся… или что-то уронил. Там много на лавке стояло всяких кастрюль да банок…

– Тсс! – встревоженно вскочив с кушетки, Арцыбашев приложил палец к губам и шепотом спросил: – Слышала?

– Что? – так же шепотом отозвалась Маша.

– Вроде как там ходит кто-то? – молодой человек кивнул на дверь и, нервно потеребив бородку, бросился к окну… и отпрянул!

С улицы, через стекло, на него смотрел бравый усатый молодец в мышиного цвета форме с погонами младшего сержанта милиции.

– Товарищ старший лейтенант! – увидев удивленное лицо Арцыбашева, сержант проворно выхватил из кобуры пистолет и передернул затвор. – Стой! Стрелять буду.

– Стоять! – распахнув хилую дверь ударом ноги, в комнату ворвался старлей, и за ним старшина. Оба – в испачканных грязью сапогах, в форме.

– А ну – руки в гору! Руки вверх, я сказал! Теперь повернулись… Старшина!

На запястьях обоих беглецов защелкнулись наручники.

– Куда их, товарищ старший лейтенант? В мотоцикл? – вбежал с улицы младший сержант.

Старлей задумчиво скривился и поправил на голове фуражку:

– Там, на углу, автомат. Вызывай машину. А мы тут пока поговорим… Опросим… Может, и по горячим следам все раскроем. А, старшина?

– Конечно, раскроем, товарищ старший лейтенант! – старшина выпятил узкую, затянутую кителем, грудь и неожиданно ухмыльнулся. – А не будут говорить, Игорь, так их… сам знаешь, как можно.

– Да заговорят, – махнул рукой офицер. – Куда они на хрен денутся-то? Оп-па!

Заглянув в шкаф, милиционер вытащил оттуда испанский камзол Магнуса и глянул на задержанных с каким-то недобрым прищуром:

– Федотыч, не этих ли на краденой «Яве» видели? Один «артист», вторая – с коленками голыми, в сарафане. Кстати, вот и сарафанчик!

– Думаю, они и есть, товарищ старший лейтенант, – подчеркнуто официально согласился старшина. – Этак и убийство Корытина раскроем, чем черт не шутит? Кстати, они и напротив раймага драку затеяли. Вот ведь парочка-то, а!

– Ну, что ж, тогда сами и первый опрос проведем.

Потерев руки, старлей положил на стол полевую сумку и, достав из нее бланки и ручку, спросил, в каких отношениях «молодые люди» находились с гражданином Корыгиным М.С.

– Да ни в каких отношениях, – повел плечом Леонид. – Первый раз эту фамилию слышим.

Милиционер покивал:

– Первый раз, значит? А корыгинская «Ява» у вас оттуда? Что-что? Я почему-то так и подумал, что нашли. Итак… Фамилия, имя, отчество! Я вас спрашиваю, девушка!

– Да кто ты такой, смерд поганый, чтобы меня, цареву племянницу, спрашивать?! – Маша вскинулась разъяренною коброй. И в самом деле, предпринимать подобные действия против принцессы крови каким-то там простолюдинам было бы весьма предосудительно. Не по понятиям шестнадцатого века, сказать прямо!

– Руки мне ослобони, живо! Я кому сказала, пес?!

Вскочив с кушетки со связанными за спиною руками, Маша попыталась боднуть сотрудника правоохранительных органов головой, а когда не достала – ударила ногой под коленку.

– Ах ты, зар-раза! – выронив ручку, заверещал старлей. – Старшина, что смотришь? Помогай, давай! Не видишь – рецидивистка?!

Совместными усилиями княжну наконец водворили на место, после чего старший лейтенант, чуток отдышавшись, снова приступил к допросу… вернее, к опросу – именно так квалифицировал происходившее действие уголовный кодекс РСФСР образца одна тысяча девятьсот шестьдесят второго года.

– Фамилия! Имя! Отчество! – рявкнул милиционер. – Будешь запираться – живо в КПЗ отправлю!

– Старицкая, Мария Владимировна, – княжна горделиво приосанилась. – Великого князя Владимира Андреевича Старицкого дочь! Из рода самого Рюрика, напомню.

– Шиза, что ли? – переглянулись сотрудники органов. – Или издевается?

И, дружно кивнув, решили, что – «издевается».

– Ах ты ж, тля!

Выругались, но тронуть не тронули, побоялись. И впрямь ведь – кто вообще знает, кто эта наглая девка такая и откуда взялась?

Оставив на время Машу, дознаватели принялись за ее царственного супруга:

– А ты, значит, у нас тоже князь?

– Нет, не князь…

– Вот это уже разговор!

– Просто король Ливонии.

Дальше у Леонида спросить ничего не успели. За окнами послышался шум подъехавшего автомобиля, и вбежавший в дом усатый младший сержант радостно сообщил:

– Опергруппа с «Явы» отпечатки снимает… И это… Следователь сказал, чтоб вы задержанных туда привезли.

– Майор юстиции Рашников, Иван Кузьмич, – так представился следователь, лысоватый мужичонка в синем вельветовом пиджаке и при галстуке. Краснобокую «Яву» все так же прикрывали ветки, Рашников же с удивлением вертел в руках шпагу. Знатная была шпага – боевая, тяжелая, с украшенной золотом и драгоценными камнями рукоятью и переливающейся на солнце гардой.

– Ваша? – следователь обернулся к подозреваемым.

Арцыбашев пожал плечами:

– Ну, моя.

– Откуда?

– Оттуда!

Майор хмыкнул и, поиграв желваками, приказал беспрестанно щелкавшему фотоаппаратом молодому парню – технику-криминалисту – быстренько снять опечатки пальцев «у этих двух граждан».

Наручники с задержанных сняли, и Леонид с удовольствием размял затекшие запястья.

– Мотоцикл тоже ваш? – недобро прищурился Рашников. – Где взяли?

– Да нашли в каком-то сарае. Решили вот прокатиться.

– В каком сарае? Где? При каких обстоятельствах? – следователь атаковал вопросами сразу, не давая подозреваемым времени на раздумье.

По светло-голубому высокому небу, не торопясь, плыли белые кучерявые облака, тающие на горизонте. Где-то там, не так уж и далеко, белела на пологом холме церковь. Та самая…

Арцыбашев прищурился, глянув на кривоватую березку, росшую невдалеке от желтого милицейского «Урала». Что ж, раз уж тут все так неудачно сложилось… раз уж всем – и Маше, и ему самому – надо возвращаться в Ливонию, то… Почему бы и нет? День ведь еще не закончился, и портал в церкви должен быть открыт. Даже если и закрыт, попыткой побега они с Машей свое положение вряд ли ухудшат, и без того слишком много «вешают». Угон мотоцикла (хорошо, если не кражу), пьяную драку, незаконное проникновение в жилище и, конечно, пропажу человека… то ли похищение, то ли убийство. Попробуй отмажься теперь! Тем более, без документов… да и вообще… Что следователю-то сказать? Где жил, чем занимался? Даже ему, Леониду, не выкрутиться, а уж о княжне и говорить нечего.

Арцыбашев внимательно осмотрелся – он давно уже приметил оставленный беспечным сержантом ключ, торчавший в замке зажигания желтого милицейского «Урала».

– Сейчас сбежим, – подойдя к супруге, шепнул король. – Как только я заведу вон тот желтый мотоцикл… коня железного… сразу прыгай в коляску. Поняла?

Княжна молча кивнула.

– Давай их в машину, сержант, – махнул рукой следователь. – Все равно сейчас толку не добьешься.

– Руки за спину! – поправив на голове фуражку, строго приказал сержант.

Арцыбашев тут же ударил его кулаком в скулу – изящно и быстро, с разворота! Маша тотчас же отоварила случившегося поблизости криминалиста – пнула ногой в пах с такой силой, что бедняга закричал от боли. Оба тут же бросились к «Уралу»…

Княжна прыгнула в коляску, зарокотал двигатель, и мотоцикл, треща кустами, покатил к шоссе.

Все произошло быстро, буквально в секунды, так что никто из милицейских не успел ничего предпринять, да и не ожидал даже подобной наглости! Угнать служебный мотоцикл – это уж совсем на голову отмороженные. Главное – зачем? Далеко не уйти – не понимают, что ли?

Впрочем, беглецам далеко и не надо было. Вырулив на шоссе, Леонид погнал «Урал» со всей возможной для этого типа мотоциклов скоростью. Позади уже нарисовался желто-синий «газик», и Арцыбашев не сомневался, что очень скоро на дороге появится и автомобиль ГАИ… а то и несколько.

Уже на подъезде к Хилову именно так и случилось – выскочившая на перехват гаишная «Волга» подрезала мотоцикл так, что беглецы едва не свалились в кювет. Леонид все же вырулил и погнал дальше – за ним, на радость местным зевакам, с воем неслась белая с широкой голубой полосой и мигалками «Волга», а уж за ней поспешал и «газик», метко прозванный в народе «луноходом».

На крыльце у почты трое потасканных мужичков пили разбавленное водкою пиво.

– Банду берут, – со знанием дела промолвил один из них. – Сберкассу вчера ограбили.

– Не, не сберкассу, – возразил другой собутыльник, провожая ревущую кавалькаду ленивым взглядом. – Магазин «Райпо» грабанули. И не вчера – а сегодня утром.

С треском промчавшись мимо почты, Арцыбашев притормозил и повернул к церкви… к бывшей церкви, а ныне – клубу. Или колхозному складу. Нет, судя по афишам кинофильма «Фантомас», все-таки клуб.

С ходу разметав афиши, мотоцикл, словно норовистый конь, взобрался вверх по лестнице к притвору и замер. Соскочив с седла, Леонид протянул руку Маше:

– Бежим, Марьюшка! Скорей!

– Ох, Господи упаси!

Она даже не успела перекреститься, как супруг затащил ее в храм… в фойе, затянутое зеленоватым мерцанием. Позади, в дверях, возникли вдруг две фигуры с пистолетами и в фуражках.

Возникли, зашатались… И вдруг пропали. Изумрудно-зеленое свечение тоже вдруг исчезло – резко, словно и не было.

С минуту прислушиваясь, Арцыбашев обнял супругу:

– Ну, Машенька! Кажись, ушли.

Хлопнув густыми ресницами, юная княжна с облегчением перекрестилась:

– Слава тебе, Господи! Богородице-деве слава!

– Аминь!

Тоже перекрестившись, Леонид обнял жену и крепко поцеловал в губы… целовал долго-долго, не отпускал, пока где-то за спиной, совсем рядом, вдруг не послышался крик:

– Ага, вот они где, голубчики! Милуются, глянь. Эй, стрельцы-молодцы! А ну-ка, взять их!