Цитаты из книги «Чевенгур»

в Чевенгуре человек не трудится и не бегает, а все налоги и повинности несет солнце.

У нас в Чевенгуре хорошо – мы мобилизовали солнце на вечную работу, а общество распустили навсегда!

чужая копейка вору дороже своего рубля

Оттого вы и кончитесь, что сначала стреляете, а потом спрашиваете, – злобно ответил кузнец. – Мудреное дело: землю отдали, а хлеб до последнего зерна отбираете: да подавись ты сам такой землей! Мужику от земли один горизонт остается. Кого вы обманываете-то?

Но беседовать самому с собой – это искусство, беседовать с другими людьми – забава.

Я все живу и думаю: да неужели человек человеку так опасен, что между ними обязательно власть должна стоять? Вот из власти и выходит война… А я хожу и думаю, что война – это нарочно властью выдумано: обыкновенный человек так не может…

тогда наступит конец света, даже хуже конца – после смерти последнего мастера оживут последние сволочи, чтобы пожирать растения солнца и портить изделия мастеров.

В детстве он долго не любил бога, страшась Саваофа, но когда мать ему сказала: «А куда же я, сынок, после смерти денусь?» – тогда Алеша полюбил и бога, чтобы он защищал после смерти его мать, потому что он признал бога заместителем отца. В Чевенгур Алексей Алексеевич пришел искать кооперацию – спасение людей от бедности и от взаимной душевной лютости.

От едкой свежести воздуха и противостояния солнца у пожилого человека, смотревшего на тот город, слезились добрые глаза; добрыми были не только глаза, но и все мягкое, теплое, чистоплотное от рождения лицо.

– А скот чей? – спрашивал Копёнкин, жалея всею накопленной силой тела, что не ему с Двановым досталось учредить светлый мир по краям дороги к Розе, а вот именно этому малорослому человеку. – Скот мы тоже скоро распустим по природе, – ответил чевенгурец, – он тоже почти человек: просто от векового угнетения скотина отстала от человека. А ей человеком тоже быть охота! Копёнкин погладил Пролетарскую Силу, чувствуя ее равенство себе. Он и раньше это знал, только в нем не было такой силы мысли, как у чевенгурца, поэтому у Копёнкина многие чувства оставались невысказанными и превращались в томление.