Неясное чувство подсказывало, что прогулка закончится впустую. Но он не стал пускаться в дискуссии, пропустил семейную пару и ввалился в подъезд. Кружилась голова. Он карабкался по ступеням, как по плитам пирамиды Хеопса. В пятиэтажном доме отсутствовал лифт, зато имелись широкие ступени и мощные «антивандальные» перила. Такое чувство, что отяжелел на пару центнеров. Желудок раздувался, как гармошка. Он еле волочился, вцепившись в перила. Передохнул у подоконника, стараясь не влезть в свежую рвоту на батарее – кого-то качественно прополоскало. Двинулся дальше, хрипло напевая: «И уносит меня, и уносит меня…»

С площадки четвертого этажа доносилось сдавленное сопение. Пару лет назад так сопели, прижавшись к его двери, разнополые отроки, решившие заняться сексом. Путь их пролегал на чердак, но, видимо, не дошли – любовь накрыла с головой. У Андрея в тот день было скверное настроение, он гнал совокупляющихся до первого этажа, а потом за свой поступок было и смешно, и стыдно… Сегодня под его дверью никто не предавался радостям соития. Напротив своей квартиры возился сосед, безуспешно пытаясь провернуть ручку – некто Полторашин, худосочный, лет пятидесяти, безвредный, бесконфликтный, глава семьи из двух человек и кошки (однажды объяснил, смущенно разведя руками: мол, жена так повелела – быть главой семьи). Он повернулся на шум, явив растерянную физиономию, немного расслабился, обнаружив знакомую личность. В руке он комкал пустой пакет с логотипом местного «хлопчатобумажного» бренда.

– Что случилось, сосед? – Андрей натужно пошутил. – Тебе в магазине не продали еду?

– А, это ты, Андрюха… – забубнил Полторашин. – Представляешь, ерунда какая… Благоверная за молоком отправила – ну, побежал, а магазин закрыт почему-то… Возвращаюсь… ну, чтобы получить дальнейшие указания – а Валюша не открывает. Стучу уже минут десять, ручку дергаю, не слышит, что ли? А я, как назло, ключ не взял – ну, зачем, скажи на милость, брать ключ, если она дома, а я через десять мину приду?

– Логично, сосед, – согласился Андрей, утверждаясь на площадке. – Ключ в таких ситуациях брать не обязательно.

– И что теперь делать? – сокрушался сосед. – Боюсь, Андрюха, как бы с ней чего не случилось… Не открывает, зараза, зато Баська под порогом орет, как сумасшедшая, слышишь?

Можно и не прислушиваться. Отродье рода кошачьего, не дающее ему спать ночами своим кладбищенским мяуканьем, орало за дверью… как сумасшедшее.

– Слушай, а давай я с твоего балкона заберусь? – осенило соседа. – Ну, как в прошлый раз, помнишь – когда мы ключи потеряли? Там же хрен всего лететь… – И, не дождавшись ответа, принялся тормошить Андрея, подталкивать к двери. Тот не возражал. Не успел войти в дышащую жаром прихожую, как сосед оттолкнул его, вторгся в квартиру и побежал по ковру в грязных ботинках. Заскрипели шпингалеты, Полторашин вывалился на балкон. Андрей разулся, сунулся вслед за ним, чтобы убедиться, что сосед не промахнулся. Тот уже карабкался по собственным перилам. Андрей вернулся в комнату и рухнул на диван. В квартире было душно, воздух застоялся, открытая балконная дверь проблему не решала. Он нащупал тумбочку, кнопку вентилятора. Под мерное гудение стало легче. Но снова навалились тоска и одиночество. Он обливался потом, скрипел зубами, боролся с приступами хандры. Пошарил по дивану, нашел пульт от телевизора. Загорелся экран, забубнил диктор новостного круглосуточного канала. Его слова практически не усваивались. На большей части земного шара установилась аномальная жара – даже в южном полушарии, где по идее зима. («Пингвины, что ли, жалуются?» – вяло подумал Андрей.) Страдают гипертоники, пожилые люди, медицинские учреждения работают круглосуточно, не справляясь с потоком больных. Тысячи людей уже скончались от жары. Эпидемии причудливых болезней – причем не только в желтой жаркой Африке, но и в благополучной Европе. Где-то медики уверены, что источником заражения является речная вода, где-то водопроводная… Тревожные сигналы со всех концов необъятного земного шара… Правительства многих стран, особенно правительство Российской Федерации, принимают срочные меры, чтобы ситуация не вышла из-под контроля. Министерство чрезвычайных ситуаций и другие экстренные службы работают круглосуточно…

Андрей выключил телевизор в тот момент, когда диктор начал кашлять, изменившись в лице. Соринка в рот попала… А едва настала тишина, уши уловили еще один посторонний звук. За стенкой надрывно выли. Чертова собака – даже в голову не пришло, что воет человек. И уж совсем прошло стороной, что данное событие может быть связано с соседом Полторашиным. Выть могли где угодно. Потом включилась дрель – теперь уже справа, в другом подъезде. Такая же надрывная, мерзкая, как бормашина. Она гудела, не переставая, мотая нервы, но хотя бы заглушила вой. Все в порядке, что за сосед без дрели?

Через пару минут он начал сходить с ума. В голове варилась и выплескивалась каша. «Хватит, – рассудил Андрей. – Выйди из этого, пока окончательно не разлучили с головой!» Он пружинисто поднялся, дошагал до ванной. Влез под душ и тщательно оттирал от себя всю мерзость первой половины дня. Брезгливо уставился на отражение в настенном зеркале. Взъерошенный, пока еще подтянутый субъект тридцати трех лет от роду, щеки ввалились, небритый, глаза потухшие – картинка не отвести глаз! Достиг гармонии духа и тела! Глаза бы не смотрели…

Он сплюнул с досады, намылил физиономию и принялся соскабливать густую щетину. Полчаса назад безумно хотелось домой, а сейчас хотелось из дома. Зачем он сюда приперся? Садись в машину, вали отсюда – за город, к реке, отвлекись, переночуй на природе – уж лучше, чем на кровати, где ты совсем недавно с Ритой занимался любовью! Стены ванной невыносимо давили. Казалось, из-за мягкой шторки выбирается рука Риты, мелодичный голосок просит передать ей шампунь – но только быстро и без хичкоковских штучек! Он познакомился с этой девушкой два года назад, втрескался по уши. И не угасло за сто недель сильное чувство, лишь острее становилось, крепло, как молоденький бычок… До Риты он четыре года жил один, превратив свою квартиру непонятно во что. Первая жена сбежала с майором милиции – можно подумать, мало было поводов не любить правоохранительные органы. Он не сокрушался – семейная жизнь себя изжила, заводить детей Анжелика не собиралась – блюла фигуру. И квартиру не отсудила – собственность Андрея, наследство от покойных родителей…

Он уже заканчивал процесс нанесения свежих царапин на физиономию, когда в прихожей заверещал городской телефон. Чертыхнувшись, он утерся полотенцем и побрел на шум. Стационарные телефоны работали – в отличие от сотовых.

– Хоть здесь тебя нашел… – сварливо забурчал старый однокашник Шура Черепанов – врио главврач психиатрической больницы номер два. – Дурдом какой-то, сотовой связи нет, покоя в мире тоже нет… – И сделал паузу, отметив, что собеседник не реагирует. – Не узнал, что ли, старого друга?

– Вроде того, – вздохнул Андрей. – Чем меньше пью, тем хуже узнаю людей. Здравствуй, Шурик…

– То есть сегодня ты выпил мало, – предположил старинный приятель. – Не поверишь, дружище, как я рад тебя слышать… – Только сейчас Андрей обнаружил, что голос медицинского работника подозрительно подрагивает.

– Что-то случилось? – насторожился Андрей. – Ты где?

– Случилось, Андрюха… Мне очень жаль, я от души тебе сочувствую, соболезную… но час назад скончался в результате трагического случая отец Риты Иван Алексеевич… Мы не виноваты, Андрей, это действительно несчастный случай на фоне повального безумия…

Шура поперхнулся и замолк. Он все сказал. Андрей стоял в оцепенении, не мог найти подходящих слов. Уснувшая тоска опять просыпалась.

– Между нами говоря, он все равно был не жилец, – непонятно зачем добавил Шура. – Ты в курсе, что у человека был запущенный рак легких? Да и какая жизнь после того, как потерял последнего родного человека…

В последних словах было что-то циничное, но Андрей проглотил.

– Ясно, Шура… – сказать было нечего.

– Приезжай. Ты должен присутствовать. Сам же говорил, что у него не осталось никакой родни…

– Приеду, Шура.

– Знаешь… – Приятель снова помялся, потом высказал странную фразу: – Мне кажется, это не самое страшное, что могло с ним случиться… Да и вообще со всеми нами…

То ли фразу он выстроил неправильно, то ли зашифровал ее – до Андрея она не дошла. Впрочем, чему удивляться? Любая фраза до него бы сейчас не дошла.

– Извини, что спрашиваю… – снова как-то издалека начал Шурик, – но… ты как себя чувствуешь?

– Плохо, – буркнул Андрей.

– Что именно плохо? – встревожился Шура. – Понос, изжога, неконтролируемая рвота?

– Нет.

– Высокая температура, жар, аллергические реакции на то, что ранее воспринималось нормально?

– Нет.

– Приступы бешенства, паники, озноб, учащенное дыхание?

– Слушай, иди к черту.

– А что тогда? – не сдавался Шура.

– Жить не хочется, вот что, – отрезал Андрей и вдруг поймал себя на мысли, что после душа он чувствует себя абсолютно нормально – во всяком случае, физически. Нигде не болит, не ноет, голова не кружится, и в ней начинает что-то шевелиться – как бы даже не мысли.

– А, ну это нормально, – успокоился Шура. – Лишь бы не понос и не бешенство. А поднять свою тень и войти в Сумрак мы все хотим. Приезжай, Андрюша, жду.

– Да приеду я…

Он бросил трубку и застыл, ощущая всеми нервами звенящую тишину. Мурашки ползали по коже. Начал приходить в себя? Прими поздравления. Заглохла дрель в соседнем подъезде – видимо, ее владелец полностью высверлил кому-то мозг. С обратной стороны уже не выли. С открытого балкона не поступало никаких вестей. Все это было больше чем странно. Он прислушался к ощущениям в организме – не начинается ли то, что перечислил Шура? Не начиналось. И чего сидим в опостылевшей квартире? Он начал метаться по шкафам, вытряхивал чистое белье, рубашку, джинсы. Облачался чуть не в панике – как будто неприятности уже высаживались в соседнем дворе и начинали замыкать кольцо. Деньги в борсетку, документы, перочинный ножик знаменитой швейцарской фирмы. Фляжку не брать, это приказ! Он швырнул остатки пойла на диван. Подлетел к компактному сейфу, вмурованному в стену, где хранил рабочую документацию. Документы решил не брать, сунул в карман несколько бумажек с мертвыми американскими президентами – на всякий случай. Уходя из дома, не забыл выключить электроприборы. Прежде чем сгинуть в прихожей, обозрел с тоской просторный зал, в котором провел всю свою сознательную жизнь. Откуда это тягостное чувство, что он сюда не вернется? Чушь. Он мотнул головой, вытряхивая из нее остатки дури. Он вернется еще сегодня. Может быть, завтра. Куда он денется? Заедет утром на кладбище и вернется. Если мир, конечно, к тому времени не встанет на дыбы. Он развернулся через левое плечо и, не оглядываясь, зашагал из квартиры.

Во дворе ничего не менялось. Только страшненький Смурфик (урод в своей бойцовской семье – доброе и безобидное создание) испарился вместе с поводком. Место пса заняла незнакомая молодая женщина – растрепанная, в мятой сорочке, глаза растерянно блуждали. Поводок у нее на шее не болтался, но вид был такой, что она тоже потеряла хозяина. Или прилетела с другой планеты и безуспешно пыталась сориентироваться в пространстве. Она хотела куда-то пойти, делала несколько шагов и погружалась в задумчивость. Затем поворачивала на сто восемьдесят и снова билась в неодолимую преграду. Сложно представить, что творилось у нее в голове под пышной прической. Сообразив, что и эта дорога не ведет к цели, она стала рыться в сумочке, достала телефон и стала звонить – при полном отсутствии связи! Но это не было помехой – она упрямо давила на клавиши и прикладывала телефон к уху. Ничего особенного, – резонно рассудил Андрей. – Существует хоть одна женщина, которая знает, чего она хочет? Кончилось тем, что девушка мазнула его взглядом, в котором сквозила начальная стадия безумия – сочла мужчину пустым местом, развернулась и побежала со двора. Андрей вздохнул с облегчением – как-то не хотелось, чтобы эта незнакомка стала знакомой – дошагал до машины, завелся…

Его дом находился в историческом центре мегаполиса. До больницы было три квартала. Он осваивал их, как минное поле, недоуменно констатируя, что приходит в себя, но лучше бы этого не делал. Не было повода оптимистично смотреть на мир. Трафик уменьшался, городская жизнь погружалась в анабиоз. На проспекте имени вождя мирового пролетариата возвышались помпезные деловые центры – за последние годы их налепили столько, что пора сносить. Парковки были забиты, многие машины стояли с открытыми дверьми. «Где все люди? – недоумевал Андрей. – Куда попрятались?» У центрального фонтана тоже было малолюдно – хотя именно здесь должно наблюдаться паломничество. Сновали унылые личности – их контуры расплывались в мареве зноя. Фонтан не работал – видно, кончилась вода. Он свернул в первый переулок Глинки и вскоре уже катил вдоль проржавевшего решетчатого забора. Загнал машину за бойлерную у неухоженного сквера, стал искать лазейку. Лазеек здесь было больше, чем в законах Российской Федерации (Шура лично их показывал пару лет назад – после развеселой вечеринки в дурдоме). Вскоре он шагал по дорожке, петляя между дебрями кустарника. Обходить все это несчастье к главному входу не было желания. Корпуса больницы построили лет 60 назад, в эпоху «великого и ужасного», они порядком обветшали, но смотрелись зловеще. Трехэтажные глыбы из красного кирпича, соединенные закрытыми переходами. В беседке кто-то был, бубнили голоса. Он сменил направление, обогнул главный корпус – сам не понимая, откуда это стойкое желание не встречаться с людьми. Главный корпус гудел, но на задворках было безлюдно. У крыльца курили плечистые санитары, угрюмо смотрели на него. Могли и не пустить, но пустили – на снулых физиономиях отчетливо читалось, что им по барабану.

– Куда? – буркнул мятый, с воспаленными глазами работник.

– К Черепанову, – буркнул в ответ Андрей. – Он ждет.

В узком «предбаннике» темнота облепила, как плесень. Потолки здоровые – звук шагов по каменному полу отлетал от потолка, как мяч. Он выбрался в широкий коридор с истосковавшимися по ремонту стенами и сразу повернул к лестнице. За спиной остался растревоженный улей, персонал и их клиенты с экстравагантными и не очень болезнями…

Шура Черепанов – коренастый, солидный, в меру упитанный блондин в несвежем халате, имеющий привычку по любому поводу презрительно выпячивать губы – рассматривал его с такой предвзятостью, словно собрался купить. Не поленился выбраться из-за стола, ощупать, обнюхать – поморщился, уловив от приятеля характерный запашок. Минутой ранее он орал в телефонную трубку, что это психиатрическая лечебница, а не травмпункт, и уж тем более не инфекционная больница.

– Проверку прошел? – натянуто усмехнулся Андрей. – Мне уже больно? В рот посмотришь?

– Стой спокойно, – огрызнулся Шура, продолжая свои загадочные пассы. – Не дерзи и поменяй выражение лица, оно меня уже бесит. С тобой точно все в порядке?

– Нет, – помотал головой Андрей.

– Что такое? – забеспокоился Шура.

– Процессор полетел.

– Какой про… Блин, шутить изволишь, – раздраженно скривился Шура. – Ладно. – Он расслабился, и по уставшему лицу разбежалась сеточка морщин. – Депрессия, похмелье, это нормально. Весь в трудах и невзгодах. Ладно, что только это… Слава богу, иначе говоря.

– Что-то происходит? – спросил Андрей.

– Представь себе, да, – удивился Шура. – Нужно быть слепым и глухим, чтобы этого не видеть. Вот скажи, как ты сюда доехал? – Шура отстранился, брезгливо махнув ладошкой, как бы намекая, что с детства не выносит запах перегара (от других).

– На автопилоте, – пожал плечами Андрей. – Не обращай внимания, дружище, все пройдет. Ты же знаешь, я пью в меру.

– Знаю, – кивнул Шура. – И прекрасно вижу, в какую меру ты вчера надубасился. Ладно, понимаю, каково тебе, не тупой, не деревянный… Прими еще раз соболезнования. Пошли. – Шура забрал со стола связку ключей, пачку сигарет, осмотрел напоследок свой невзрачный кабинет, явно не соответствующий статусу целого главврача большой «душевной» больницы. – Ты как сюда прошел?

– Через задний проход. – Беспокойство нарастало. Шура явно чего-то боялся и не испытывал большого желания покидать кабинет.

– Вот через него и пойдем, чтобы не видеть весь этот бедлам, – кивнул Шура. – Не привыкать нам по жизни все делать через задний проход…

И снова голова отделялась от тела, а в организме протекала неустанная борьба противоречий. Он ловил себя на мысли, что организм с чем-то борется и в принципе справляется. Шура торопился, тянул его за рукав. По коридору сновали люди в белых халатах, что-то вопрошали у Шуры. Он односложно отвечал, отмахивался. Лестница, знакомый «предбанник», черный ход и курящие санитары – но уже другие. Аллея в глубь территории, задняя сторона ограды, неказистое строение на задворках – больничный морг. Двое работников дымили со страдальческими минами под криворуким тополем. В облезлых помещениях, заставленных шкафами и каталками, царила спасительная прохлада – но желания здесь пожить почему-то не возникало. К людям, переехавшим в мир иной, могли бы относиться уважительнее. Тела лежали в беспорядке, наспех прикрытые простынями. Работник морга с въевшейся в физиономию серостью отогнул простыню и отвернулся. Освещение было скудное, но его хватало. За прошедшую неделю со дня гибели дочери Иван Алексеевич Сурин сильно исхудал, ни разу не брился. Щетина торчком, складками висела дряблая кожа. Глаза его были закрыты, на лице застыла смиренная скорбь. В верхней части височной области выделялась багровая короста – смерть наступила в результате воздействия внешних факторов.

– Что случилось, Шура? – пробормотал он.