Матаньян-Юло стоял на четвереньках, отдуваясь, его рожа раскраснелась и буквально лоснилась от витающего в Железном павильоне веселья и эйфории. Щедро рассмеявшись, он обнял двух спорящих мальчиков за талии и прижал к себе.

– Отец распорядился… Чтобы его сыновья-освободители держали в себе… Чтобы держа-аха-ха… – Матаньян-Юло не выдержал, и снова запрокинул голову, задохнувшись от счастливого хохота, а его пальцы сдвинулись с талий мальчиков пониже, и стиснулись добела. Веселье было столь заразительным, что Поу-Воу и Ратари, чуть было не повздорившие, тоже не смогли сдержать улыбок.

Сегодняшнее просветление нравилось всем. Каждому мальчику Говорящий с Отцом уделил особое внимание, а девочек наоборот, впервые за долгое время как будто бы не замечал и не попрекал за то, что они – дщери, отродья подлой земли. Вместе с этим Поу-Воу чувствовал исходящий от учителя резкий, щиплющий нос запах, особенно когда тот раскрывал рядом с ним рот. Но так пахло от него далеко не в первый раз, а ежелунно.

Возможно, это было как-то связано с глазом Отца на ночном небе, что медленно раскрывался и закрывался, надзирая за деятельностью своих сыновей. А вдруг Отец не только наблюдал, но и навещал каждую луну своих будущих освободителей, вселяясь в своего пророка, а запах лишь свидетельствовал о присутствии его божественного духа? Да, так и есть.

Осененный Поу-Воу посмотрел на Матаньяна-Юло другими глазами, понимая, кто перед ним сейчас. Отец встретил его взгляд с безраздельной любовью и пониманием. Тело его учителя слегка пошатывало, а движения были неровными, ведь Отцу непривычно пребывать в человечьем обличии, но он жаждал, и это было видно, прикосновений к своим сыновьям. И Поу-Воу способствовал им с самой большой самоотдачей, на которую только был горазд. Его глупый друг Ратари извивался, будто от щекотки, и гоготал, не понимая, что за этим кроется, но тем больше Железо уделит вниманию ему – Поу-Воу, его самому преданному сыну.

Изнемогая от умиротворения, мальчик перевел свое внимание на Андру. Та сидела вдалеке от гомонящих детей, нахохлившись, словно обмокшая под ливнем сойка, и неприязненно косилась на полулежачего и хихикающего учителя.

– Отец! – вдруг придумал Поу-Воу. – А давай я ее взвешу?

Матаньян-Юло непонимающе повернул голову, куда указывал мальчик. Разъезжающиеся в стороны глазки с трудом сосредоточились на Андре. Учителя скривило.

– Земля нескончаема в отличие от железа, в ней недостатка нет, – пренебрежительно протянул он. – Зачем взвешивать то, что все равно тебя задавит, захоронит, засыплется в каждую впадину, не оставив свободного места?.. Землю надо не взвешивать, а выпаривать из… Ик!.. Всего!..

– Но ведь компост мы взвешиваем, – возразил мальчик. – Почему и ее не можем? В дщерях ведь тоже есть железо, ты же говорил нам об этом, Отец! Давай узнаем, сколько тебя в ней!..

– Не надо меня взвешивать!.. – пискнула Андра. Но ее возражение стало ошибкой.

Поу-Воу вскочил на ноги и с ругательствами и угрозами заторопился к ней.

– Не трогай меня! – взвизгнула девочка, забившись в угол. – Ты не Арно!..

Мальчик будто споткнулся, и растерянно повернулся к учителю. Тот приподнялся на локтях и брюзгливо воззрился на Андру. Веселье в нем стремительно затухало, как угли в послегрозовую сырость.

– И что, что он не Арно? – вяло спросил Матаньян-Юло, встав на сторону своего любимчика.

– Невыносимые миги Арно, – выкрикнула Андра. – Арно, а не мальчика…

– Я не мальчик! – заорал Поу-Воу.

– …а значит, в его тоненьких ручонках мой вес будет неточным, – язвительно договорила девочка.

Мальчик оскорблено взревел и хотел было кинуться на Андру, но учитель его окликнул.

– Поу!.. – его любимчик застыл, будто на него навели чары, с занесенным кулачком над припавшей к земле бунтаркой. – Пусть тогда дщерь, возомнившая себя мудрой, ответит, как же нам теперь измерять вещи, коли великого предка Арно на свете больше нет?..

Андра тревожно косилась на исцарапанный кулак задиры, что в любой миг мог на нее обрушиться, и это мешало ей соображать.

– Не знаю, – призналась она.

Матаньян-Юло удовлетворенно кивнул, будто она дала правильный ответ.

– Но ведь это глупо!.. – тут же добавила Андра. – Если бы старик Арно с утра до вечера взвешивал один и тот же мешок с кукурузой, разве бы он не устал под конец? Разве невыносимых мигов не становилось бы с каждым разом меньше?

Матаньян-Юло тяжело вздохнул, а затем красноречиво взглянул на Поу-Воу. Мальчик понял его без слов.

– Кем был старик Арно? – прошипел он, схватив Андру за прядь волос. Та в ответ тоже попыталась схватить его за шевелюру, но та была слишком короткой, пальчики с нее яростно соскальзывали. – Кем?!

Не будь ей сейчас так больно, она все равно бы не смогла понять, в чем суть этого вопроса. Андра принялась зверски щипать ногтями щеку своего мучителя, но его это только поддразнивало выкручивать ей кудри еще сильнее.

– Он! Был! Мужчино-о-о-ой! – заорал Поу-Воу ей правильный ответ в самое лицо, затем быстро чмокнул ее в гневно раскрытый рот, и с силой оттолкнул, опрокинув на пол.

Матаньян-Юло молча зарукоплескал. Другие мальчики охотно подхватили и вскоре Железный павильон наполнился множественными хлопками, будто в нем растревожили огромную стаю летучих мышей.

* * *

– Мне даже не нужна помощь Отца, – Матаньян-Юло вытянул палец в сторону железных обручей, покоящихся на постаменте, – чтобы увидеть твои мысли, мой маленький негодяй… Тебе нравится эта дщерь, не так ли?..

– Нет, она мне не нравится, – соврал Поу-Воу. – Но ведь настоящие мужчины созданы, чтобы делать только то, что им не нравится. Мой отец терпеть не может мою мать, и я тоже… Но как бы я тогда появился? Железу нужны новые освободители… И я готов…

– …готов обвенчаться с любой девочкой, что подвернется? – криво улыбнулся Говорящий с Отцом. – Все равно придется терпеть, так что за разница, кто это будет? Тогда я мог бы лично подобрать тебе кого-нибудь, но только не Андру… Эта дщерь будет разве что отвлекать тебя от истинного долга…

Мальчик раскрыл рот на полуслове, но не нашел, чем возразить. Матаньян-Юло так и лучился удовольствием, упиваясь беспомощностью маленького врунишки. Его ухоженные ладони любовно массировали плечи и шею будущего освободителя. Остальные дети уже покинули Железный павильон.

– Мой долг – освобождать железо…

– Так и есть, мой мальчик…

– В Андре слишком много от земли, но и в ней есть железо… Я должен его спасти!..

Матаньян-Юло запрокинул голову от смеха.

– Еще немного слов о ней и я решу, мой мальчик, что это тебя уже необходимо спасать. А въедливую дщерь могут спасти и наши младшие братья, муравьи…

Поу-Воу сглотнул.

– …они отделят от имеющегося в ней железа всю землю, и настанет красота!.. Ты этого хочешь, Поу-Воу? – причмокнул губами учитель, с наслаждением выговорив его имя возле уха.

– Я… не знаю, чего я хочу, – вдруг выдохнул мальчик.

Ладони замерли на его плечах, а улыбка учителя перестала быть добродушной.

– Что ты имеешь в виду? – мягко спросил Матаньян-Юло.

– Мой отец – герой карьера!.. Он больше всех отдал долг железу. Почему он должен кланяться мощам за еду, как остальные, кто не отдавал долг?..

Матаньян-Юло горестно вздохнул.

– Если бы только в моих силах было переубедить Отца… Но ничего не поделать. Отец требователен даже к самым преданным ему сыновьям, и все они равны в его глазах. И уж точно наш Отец не покровительствует гордыни… Поуку не стоило бы ставить себя выше других, даже если он герой…

– Мой отец не ставит себя выше, он не может ходить, – резко ответил Поу-Воу. – Он не может самостоятельно дойти до Кормящей Ладони. А мне отказывают… Этот жирный кухарь… Он посмеялся над серьгой героя…

– Он смеется, чтобы скрыть страшную зависть, мой железный мальчик, – сказал Матаньян-Юло и возобновил массирование плеч. Его сжимающиеся ладони опускались ниже и ниже, доходя до живота. Поу-Воу молчал, погруженный в мрачные думы.

– Наш Отец не любит гордыни. Но почему тогда сам требует, чтобы ему кланялись?

Учитель не сразу ответил.

– Потому что мы ему не ровня, – наконец, важно проговорил он. – И мы не должны задаваться вопросом, почему сыновьям нельзя то, что можно ему… Попытка понять – это и есть гордыня… А попытка осмыслить свое предназначение, чтобы впоследствии оспорить его, и выторговать для себя место повыше, а то и на одном уровне с Отцом… Это не просто неправильно, мой мальчик, а это еще и невозможно. И именно потому и неправильно. Отец плачет, когда силы растрачиваются впустую. Не надо тратить их на непостижимое. Вот, на что надо, – Матаньян-Юло на мгновение оторвал руку от груди мальчика и указал на реликтовую кирку, застрявшую в камне. – Понимаешь?

Поу-Воу неуверенно покачал головой.

– Почему железо хочет, чтобы ему отдавали долг тринадцать зим?

– Потому что от зимы к зиме луна сменяется столько раз, – объяснил учитель. – Столько раз за этот период Отец закрывает и открывает глаз… Это его знак для нас…

– Но мать сказала, что лун всего двенадцать за одну зиму, – нахмурился мальчик. – Разве нет?

Матаньян-Юло сощурился.

– Да, твоя мать права…

– А еще одна зима тогда почему?

– Чтобы Отец видел, что его преданные сыновья готовы брать на себя даже немного больше, чем Он требует…

Мальчик раздраженно двинул себе костяшками по лбу. И как он сам раньше не догадался.

– Я готов брать больше, – горячо заверил Поу-Воу. – Я буду освобождать его с такой силой, что остальным сыновьям ничего не достанется после меня… Но мой герой-отец, – он огорошено склонил голову, – он не хочет, чтобы я шел по его стопам…

Учитель неожиданно склонился к животу мальчика и стал зарываться в него носом, при этом шумно дыша. Поу-Воу стало не по себе. Но Говорящий с Отцом никогда не делал что-то просто так. А все что он делал, обычно было правильным.

– В тебе так много железа, Поу-Воу, – прохрипел Матаньян-Юло, оторвав запыхавшееся лицо от живота мальчика. – Я это чую буквально носом… Тебе нельзя идти на карьер, как обычным должникам, нет, твой достойнейший отец прав… Такому необычайному дарованию отведена роль куда важнее!.. С таким даром, как у тебя, растрачивать себя в грубой силе – это вероотступничество!.. Пренебрежение Отцовским замыслом!..

– А что мне тогда делать? – заворожено пролепетал Поу-Воу.

– Ты должен являть заблудшим сыновьям глас Отца, – твердо решил Матаньян-Юло и выпрямился над мальчиком. – Исключительное бремя, возложенное лишь на немногих в нашем племени… Я срочно обращусь к ткачам, чтобы по твоим меркам скроили наш традиционный балахон, а Мордовал выкует для тебя цепь из чугунных звеньев…

Мир переворачивался в глазах Поу-Воу. Еще вчера его сильно пошатнула выходка разозленного отца, отчего мальчик чуть не упал, чуть не сорвался во внутреннюю зияющую пропасть. А сейчас сам Говорящий с Отцом и вовсе опрокинул его окончательно, но мальчик полетел не в бездну, а почему-то ввысь, далеко над ней.

– …и, конечно, тебе предстоит приобщиться к нашему таинству, – понизил голос учитель, – и нашим секретным практикам… неведомым обычным сыновьям и дщерям… Быть жрецом – это особая заслуга и… ноша, которую нам, провозвестникам Отцовской воли, порой приходится стойко терпеть и вбирать в себя целиком…

Поу-Воу почти не слышал бормотания Матаньяна-Юло, он уже торжественно расхаживал в одеянии жреца по племени. Люди почтительно расступались перед маленькой фигуркой, друзья шли по правую руку, укрощенная Андра – по левую, а вчерашние враги выстроились очередью в жерло. Поук гордился, а жирный кухарь из Кормящей Ладони, требующий кланяться – сам упал ему в ноги. Поу-Воу согнул два пальца и врезал костяшками одному в лоб, второму… третьему… Люди с готовностью подставляли ему лбы, а он стучал в них, приговаривая… Выпари из моих костей шлак… Вынь из-под моих ногтей грязь…

...

6 7 8

Стандарт

(2 оценки)