5

Но тут появился тот настырный русский из Питерсберга. И после беседы с ним Чарли Грубер, проведя, наверное, недели две без сна – в раздумьях, сомнениях и поисках, понял, что единственным выходом для него и для всего «нормального» человечества (как это не банально звучит) будет создание Нового Мира. Мира, в котором не будет лжи и ненависти, в котором главными идеалами станут добро и понимание, всеобщее счастье и прогресс.

А затем пришло яркое, как божественный свет, осознание того, что он, Чарльз Грубер, американец с немецкими корнями, и есть тот единственный на планете человек, который способен это совершить.

Глава восьмая

1

– А чем вы занимались в секретной группе Грубера? – продолжал свои расспросы Тестер.

– Да у меня была скромная роль: я вводил данные в суперкомпьютер. С одной стороны – простая техническая функция, с другой – доступ практически ко всей информации, – отвечал дед Тюлефан, наливая очередную чашечку чая. – Я же в разведке по компьютерной части служил, считался специалистом экстра-класса. Свои разработки имелись, программы всякие… Так что, свести всё воедино мне нетрудно было. Честно говоря, приятно, до чёртиков приятно было в таком проекте работать, да с такими людьми! Умницы, каких свет не видывал! Какие идеи рождались, какие перспективы открывались! И, несмотря на чудовищную спешку, многое ведь реализовывалось! И всякий раз, заметь, реализация начиналась с обсуждения главного вопроса: чем это обернётся для человечества! Во как!

– Ага, а в результате создали вон какого монстра! – криво усмехнулся Тестер.

– Ну-у, знаешь, старик Эйнштейн тоже был причастен к созданию ядерной бомбы, а ведь до сих пор считается чуть ли не самым светлым умом человечества! И потом: наша Бестерляндия человечеству-то не грозит! Это наоборот, человечество одним движением ногтя может убить нашу работу!

– Это как? – не понял Тестер.

– А так: поналетят журналюги, агенты госбезопасности, военные, чиновники всякие, да и растащат идею по кусочкам, примеряя для своих нужд! Военным-то, например, этакая штучка ой, как может пригодится: прятать всё, что попало, да незаметно перемещать! Информацию прятать огромными массивами и вытаскивать её в любой момент в любой точке мира – это тоже ведь – оружие. Да что там говорить? Только волю дай! Люди ведь, они как устроены: главное найти способ быть сильнее другого! Естественный отбор: выживает сильнейший!

– Люди? Так мы тоже, вроде, люди… почти!

– Вот именно, почти! Только «почти» это на много чего потянет! Нет у нас органического тела – нет проблем, с ним связанных: голода, холода, болезней, пороков, страхов, боли, плохого настроения… и тэ-дэ, и тэ-пэ! А следовательно, нет и действий, со всем этим связанных: поиска еды, тепла, лекарств, денег на всё это …. И поэтому мы не конфликтуем с себе подобными: ни в личном, ни в общественном масштабе. А, значит – ни войн, ни экспансий, ни преступлений…. Вот что такое – это твоё «почти»!

Филгудыч хлебнул чайку и, наклонившись к Тестеру, негромко продолжил:

– Да если хочешь знать, я, например, и тот разведчик, с которого меня клонировали, теперь уже о-очень разные люди! Сейчас бы я не стал у Грубера информацию воровать, потому что знаю: сливал я её именно таким вот воякам, которым всё по барабану, лишь бы быть сильнее других таких же вояк! Жалко мне его, того Гудвича! И времени потраченного жалко.

– Но, судя по вашим рассказам, идеального-то Мира и из Бестерленда не получилось! – не унимался Тестер.

– Да…, – старик вздохнул. – Не получилось. А не получилось вот почему: потому что человек этот мир создавал! По своему, так сказать, образу и подобию. Старина Чак вообще строил Бестерляндию, как свой загородный дом. И ландшафт, и физические законы, и природа – всё, как на Земле. Вот, возьми, например, смену дня и ночи! Для чего она здесь? Ведь в Бестерленде люди не спят!

– Я спал! – возразил Тестер

– Это у тебя психофизические реакции ещё не атрофировались! Мозг приказывает спать, не зная, что телу-то это уже не нужно. Или вот, например, физические нагрузки. Мы же не устаём!

«Ну, конечно – «не устаём»! Скажешь тоже!» – Тестер вспомнил свой кросс по пересечённой местности: как отдавалась в боку селезёнка, как бухало в горле сердце, как обжигало лёгкие раскаленным воздухом, но промолчал, только выразительно глянул на старика.

– Знаю, что возразить хочешь, – понял Филгудыч его взгляд, – то, что ты чуть не подох, убегая от Шамиля! Это тоже остаточные явления. Достаточно было просто остановиться и представить себя отдохнувшим – всё бы как рукой сняло!

Тестер посмотрел на старика с явным недоверием.

– Пройдёт это всё, пройдёт! – уверял его Тюлефан. Помнишь такое сообщение: «На рабочем столе обнаружены неиспользуемые ярлыки»? Вот так и у тебя в мозгу. Только сообщать никому никто не будет – всё, что здесь не нужно, просто сотрётся, и шабаш! Так что пить-курить, есть, отдыхать, спать, трахаться и тэ-дэ, и тэ-пэ – забудь! Всё это осталось у твоего прототипа из мяса и костей. А у тебя – увы!

– А смену дня и ночи, значит, оставили? – съязвил Тестер.

– Ну, человек делал Бестерляндию, че-ло-век! Как обойтись тут без романтического вечера, без чудесного утра и без замечательного дня? Я тебе больше скажу: ведь все процессы в этом цифровом мире могли бы происходить с гораздо большей скоростью! К примеру, мы с тобой могли бы перемещаться со скоростью электрона, а ходим ведь, как обычные люди!

– А зачем нам такие скорости?

– Во-от! Это говорит человек! Человек, привыкший сходить со скоростью не выше пяти километров в час, а работать восемь часов в сутки. Ему больше и не надо, он больше и не может! А создавал бы Бестерляндию наш суперкомпьютер, то и скорости были бы выше, и люди выглядели бы иначе.

– Иначе, это как? – заинтересовался Тестер.

– Иначе – это иначе! Ну, скажем, было бы у нас с тобой по восемь руконог и по четыре ухоглаза. Согласен?

– Ага! И по две носожопы! – расхохотался Тестер. – Офигеть, как современно!

Филгудыч тоже засмеялся, и некоторое время они гоготали в две глотки – уже не от сказанной шутки, а просто потому, что было приятно посмеяться вдвоём после долгого одиночества. Затем, сквозь смех Тестер спросил:

– А вот у вас оружие висит. Откуда оно?

– Оттуда же, откуда и я. Из лаборатории. Я же рассказывал тебе, что Грубер чего только не совал в «пятёрку»… В том числе – и оружие. Но от этого, – Филгудыч махнул рукой на охотничьи ружья, «Калашниковы» и М-16, – толку мало: только сбивает с ног, да и то – в лучшем случае. Топор – и тот полезнее! Настоящее же оружие Нового Мира – делейтор, децифровщик. Он уничтожает мгновенно и бесследно всё, кроме основы ландшафта.

– А у вас его нет? – поинтересовался Тестер.

– У меня нет, – старик вздохнул. – У Грубера есть. Точнее, у его «чистильщиков», – он сделал паузу. – И у Пахана!

– У кого, у Пахана? – удивлённо переспросил Тестер. – А кто это?

2

Из всех обитателей ангара только Пахан знал, где они находятся, кто они, что это за место и что выхода отсюда нет. Он попал в Бестерленд почти три месяца назад, благодаря своему приёмному сыну Серёжке (и его компьютеру, который сам же ему и подарил) и за это время успел освоиться, кое-как обжиться, и даже обзавестись «лучом», который и дал ему власть над всеми обитателями бывшего Восточного Форпоста.

Попав в Бестерленд, Пахан несколько дней бродил по лесу, пока не нашёл этот ангар и не проник в него – тогда ещё в пустой, идеально чистый и битком набитый всякой всячиной, в том числе и оружием. Пару дней он пытался понять, что к чему, но потом повалили, как из мешка, новички, и он бросил это занятие. С новичками хлопот хватало: они ровным счётом ничего не понимали, а только слонялись по ангару и ныли. Да ещё, почему-то, в их числе была куча знаменитостей – наглых, сверхтребовательных, сумасбродных психопатов. Они создавали такую кучу проблем, что Пахан поначалу подумывал, не отстреливать ли «звездунов» сразу по прибытии? Но не стал – решил подождать. И не ошибся. После двух-трех дней бесконечных истерик и угроз, «звезды» «остывали» и становились послушными, словно кролики. Что-то в их «звёздной» психике подсказывало им, что лучше беспрекословно подчиняться силе. Позже из некоторых таких знаменитостей получились самые лучшие, самые дисциплинированные и безжалостные охранники.

Более-менее разобравшись в тех законах и правилах, которые существовали в Бестерленде, Пахан поставил их знание себе на службу. Он придумал легенду, по которой его появление здесь было ничем иным, как Провидением Господним, что он – Посланец Божий, направленный в этот ад, чтобы спасти прибывающие сюда человеческие души, а ангар – их Последняя Обитель. Окружающий мир – пояснял Пахан всем и каждому – это место окончательного умерщвления души уже умершего тела (и все вновь прибывшие были уверены, что в земном мире их тела уже умерли). Он убеждал их в том, что вокруг рыщут чёрные слуги Сатаны, питающиеся душами, которые истребляют (и потребляют) всё живое вокруг. «Вы видели когда-нибудь здесь зверей и птиц? – спрашивал Пахан у своей «паствы». – Их нет, потому что чёрные слуги Дьявола сожрали их!» И люди ему верили, и были убеждены в том, что за пределами Обители, жизни нет, а только страшная смерть. А Пахана боготворили и называли Владыкой, Спасителем, Учителем…

Однако, не смотря на значительную силу пахановских проповедей, в самом начале их общаковой жизни в ангаре, когда ещё не было надёжной охраны, некоторые новички, из числа первых прибывших, смогли уйти в лес – искали дорогу домой. Из них лишь считанные единицы вернулись обратно. Все беглецы, понятное дело, были тут же уничтожены – сожжены «лучом»: Пахан боялся опровержения своей легенды. Но такие «самоходы», конечно, существенно уменьшили количество обитателей, читай: подчинённых Пахана, а это не входило в его планы. Чтобы сохранять и увеличивать число верноподданных, держать их в повиновении и страхе, преумножая тем самым своё могущество, Пахан начал создавать из наиболее «продвинутых» обитателей армию, вооружая её тем, что нашёл в ангаре.

Армия состояла из патрульных, обшаривающих окрестности Обители в поисках «пополнения» пахановской «паствы» и охранников, следящих за внутренним порядком и пресекавших побеги. Обучение воинским азам происходило там же, в ангаре, за спешно сооружённой перегородкой из брёвен (другого стройматериала в Бестерленде пока не было). «Новобранцев», ещё не освоивших толком свои новые тела, учили нормально ходить, бегать, прыгать, стрелять, маскироваться. Количество бойцов быстро росло, власть Спасителя укреплялась. Однако и на этом Пахан не остановился. Для поддержания обитателей в абсолютно неукоснительном и безусловном повиновении Пахан решил регулярно устраивать показательные казни.

Делал он это лично, так как «луч», конечно же, не мог доверить никому. Пахан охотно «вершил правосудие», находя в этом особое удовольствие: он ещё на «зоне» обнаружил, что чувство чужого страха приводило его в состояние какой-то необыкновенной эйфории. К тому же он, был единственным, кто знал, что умирают не настоящие люди, а какие-то их электронные копии.

Вначале в провинившихся, слава богу, недостатка не было – к «высшей мере» Пахан приговаривал тех новичков, которые всё-таки пытались бежать. Их сажали в «тюрьму» (в глубокую яму, закрытую тяжёлой бревенчатой крышкой), и по мере надобности доставали по одному и казнили «через расстрел». Показательная экзекуция проводилась всякий раз, когда в Обители набиралось пять-семь вновь прибывших. С этого и начинался процесс их «приобщения к обществу».

Однако побеги вскоре прекратились: страх быть уничтоженным «лучом» или пойти на корм «слугам Сатаны» был сильнее призрачной возможности найти лучшую судьбу. И Пахан стал казнить за любую провинность. Причём, не только гражданских. Патрульных и охранников, повинных в недосмотре или ещё каком-либо преступлении, Пахан тоже казнил, наравне с пойманными беглецами. Примером тому был вчерашний случай с этим амбалом. А что делать: власть – зверюга прожорливая! Владыка, Спаситель, Учитель уже не мог остановиться.

Теперь казни ожидали двое: тот паренёк, что случайно пальнул во время погони за Тестером и, само собой, Дед Пихто.

3

В огромной общей комнате Обители (в которой впервые себя обнаружил Тестер) охранники выстроили всех «гражданских» в две шеренги. Прошедший день был щедрым на новичков: в ангаре обнаружилось двое, да ещё троих привели солдаты из-за частокола. Новичков вывели вперёд, и они стояли, вытирая сопли и глупо озираясь по сторонам.

Наконец, появился Владыка. Бойцам скомандовали «смирно!», гражданские грохнулись на колени. В глубочайшей тишине Пахан неторопливо прошёл перед строем, оглядывая каждого. Никто не смел взглянуть в его глаза, все в страхе наблюдали, как колышется на плече Учителя страшный «луч». Владыка проследовал до своего «трона» – большого кресла, установленного на возвышении, уселся в него и хлопнул в ладоши.

Солдаты и охранники стали «вольно», гражданские поднялись с колен. Пахан подождал, пока стихнет шум и начал речь.

– Дети мои! (Пахан, счёл это обращение наиболее подходящим: он – Пахан, отец, все они – его дети). – Дети мои! Гляжу я на вас, и сердце моё разрывается от радости: за ваше суровое мужество, за ваше железное терпение, за вашу братскую преданность!

Спаситель умолк, следя за реакцией на свои слова. Все напряжённо молчали. Преданности в глазах не наблюдалось. Пахан остался недоволен и решил ещё «подбавить жару»:

– Каждый из вас, входя в этот мир, постигает всю глубину тоски и горя по оставленным близким и родным, по любимым жёнам и подругам и по милым детишкам!

Запас красивых фраз у него подходил к концу, а в глазах подданных ещё не видно было и намёка на боготворение. Пахан разозлился.

– Короче. Все вы – классные ребята, я вами горжусь, – он глубоко вздохнул от напряжения. – Но, вот зараза, даже среди нас есть отморозки, которым насрать на нас, на нашу жизнь, на то, что мы хотим жить, как люди!

Теперь в глазах, устремлённых на него, появилось какое-то выражение, похожее или на недоумение, или на неожиданное открытие. Глаза обитателей как будто говорили: «Вона как, а мы и не знали, чего мы хотим! А жить, как люди – да, хотим!» Но Пахану было уже не до мнений толпы. У него начался приступ ненависти к этим «баранам», как однажды назвал их Шамиль. «Бараны – самые, что ни наесть бараны! – подумал Пахан, играя желваками на скулах. – Тупые бараньи рожи! Ублюдки, мать вашу!» И далее он уже не сдерживался.

– Вот эти две мрази конченые подумали, что они умнее всех здесь! Вот этот дед, этот сучий потрох, решил сбежать, поискать лучшей жизни. А вот это чмо, – Пахан указал на солдатика, – был настолько туп, что дал удрать другому уроду…, которого мы, конечно же, скоро поймаем. Взгляните на них, на этих сукиных детей! Чего вам хочется с ними сделать?

Толпа по-прежнему молчала, но в глазах многих Пахан увидел первые нотки страха. Однако ответа от этого сброда по-прежнему не было, поэтому он прокричал ещё раз:

– Я спрашиваю: что вы хотите с ними сделать?

Тут бойцы, поняв, что Пахан ждёт от них инициативы, нестройно пролепетали:

– Сжечь! Сжечь! Угостить их «лучом»!

– Я не слышу! – проревел Пахан, вскакивая с «трона».

Охранники начали тыкать задний ряд «гражданских» стволами автоматов в спины и кричать:

– Сжечь, сжечь! Сожги их, Учитель!

И гражданские в заднем ряду, а за ним и стоящие в переднем глухо отозвались:

– Сжечь, сжечь! Сожги их, Учитель! Покарай их, Владыка!

Пахан облегчённо вздохнул.

– Раз вы так решили, будь по-вашему! – он сделал вид, что опечален таким жестоким требованием толпы, но не в силах ей противостоять. Толпа тут же умолкла. Пахан снова сел в кресло и чуть слышно приказал:

– На двор их!

Приговорённых взяли под руки и потащили во двор Обители. За ними охранники пригнали толпу. На залитом солнцем дворе уже всё было готово к казни. Солдаты стояли большим полукругом, охраняя периметр; внутри, полукругом поменьше охранники поставили гражданских, а напротив них к специальным столбам привязали деда Пихту и горе-солдатика. Снова повисла пауза. Пахан вышел вперёд, встал между толпой и приговорёнными и с максимально возможным пафосом пробасил:

– Именем и по повелению нашего народа недостойные жить среди нас предаются смерти! – и снял с плеча «луч».