Те, кто здесь горестны и бедны, там будут радостны и богаты.
Урбан Второй
Молодой таможенник с дежурно кислым выражением лица лениво уставился на единственный баул иностранца:
– Это все?
Тот послушно кивнул.
Таможенник почесал запотевшую шею и нехотя пододвинул к себе спортивную сумку с яркой надписью «Nike» на боку.
– Что-либо запрещенное к ввозу на территорию Российской Федерации, оружие, наркотики?..
Иностранец улыбнулся и ответил на ломаном, но понятном русском:
– Спасибо, мне не нужно.
Желваки на скулах таможенника заходили, а его рука, уже протягивающая гостю великой державы паспорт для дальнейшего следования к выходу из зеленой зоны, отдернулась.
– Приколист?! – полуугрожающе-полувопросительно промычал он риторический вопрос, окидывая взглядом крепкую, но невысокую фигуру канадца.
Разгореться конфликту было не суждено. Маленькая белокурая красотка, уже прошедшая все досмотры и таможни и только что кокетливо щебетавшая этому же сотруднику о том, как она будет рада увидеть красоты Северной Венеции, порхнула к канадцу, все так же ухмыляющемуся, и схватила его за рукав:
– Торвал, братец, опять ты со своими шуточками!
Она перевела невинный взгляд голубых глазок, так мило стрелявших из-под челки белокурых волос, на надувшегося мытаря:
– Господин таможе-е-енник, вы должны простить моего брата. – При этом лицо ее осветила такая очаровательная улыбка, что набычившийся было русский против воли улыбнулся в ответ. – Эти финны!!! С ними просто невозможно ехать! Кошмар!
Девушка доверительно перегнулась через терминал и тихо проворковала театральным шепотом:
– Они пьют водка so much! Это – ужас!
Красавица закатила глазки и подхватила под руку виновника только что возникшей сумятицы.
Хмурящийся таможенник еще немного покрутил в руках паспорт канадца, но не устоял под напором бездны белокурого обаяния, вздохнул, улыбнулся уже намного шире и искренней и протянул иностранцу его помятый и затертый на углах документ:
– Добро пожаловать в Российскую Федерацию.
В ответ красотка еще раз мило улыбнулась и под ручку со своим братом упорхнула из зоны досмотра. Таможенник несколько секунд смотрел им вослед, опять протер быстро запотевающую шею и призывно махнул рукой кучке граждан братского Казахстана, терпеливо ожидавших своей очереди.
Шел июль 2002 года.
– Торви, ну ладно тебе. – Кати не хотела сидеть в маленькой комнате питерского полулюкса и жаждала приключений северной столицы России. – Ну что случится, если мы сходим повеселиться?! Давай!
Они были погодками, но двадцатидвухлетний Торвал был старше и считался более ответственным. Именно под его гарантии ее и отпустили в путешествие по Европе, в которое входило посещение исторической родины семьи Сигпорссонов Финляндии и краткосрочный country[3] – экскурс по Карелии с обязательным посещением мест боевой славы деда.
Кати хотела до максимума сократить эту часть вояжа, заменив прелести нетронутой природы, включающие комаров и болота, максимально плотным графиком веселья в ночных заведениях бывшей столицы Российской империи. Раз уж ей пришлось ехать в эту серую, безрадостную глушь, то все тяготы и лишения надо было скрасить, насколько это вообще возможно в такой дыре. Уместно уточнить, что глушью и дырой светловолосая канадка считала именно город на Неве, предмет гордости почти каждого россиянина.
– Ну, давай, а? – Она призывно заглянула в глаза брату, изучающему по карте примерный маршрут путешествия.
– Нет.
– Да ладно тебе. – Девушка хихикнула. – Неужели ты веришь сказкам деда?
Торвал отложил карту, повернулся к мгновенно притихшей хохотушке и начал молча изучать ее лицо.
Та смутилась.
– Ты только не обижайся, пожалуйста. Но ведь в самом деле… – она уже и не рада была, что решилась задеть своего хмурого братца. – Деду-то без малого девяносто было, когда он нам это рассказал.
Брат молча встал, подошел к сумке и извлек из бокового кармана дорожное портмоне, из которого на свет через секунду появилась маленькая продолговатая визитница. Только в этом атрибуте делового человека хранились не клочки мелованной бумаги с яркими логотипами компаний и телефонами их представителей, а несколько запаянных в пластиковые футляры серебряных монет.
– А это тогда что? – спросил он риторически.
Девушка легкомысленно пожала плечами:
– Ну, серебро… – Она тут же спохватилась: – Так ведь нам сказали, что это не настоящие монеты. Помнишь? Эти парни из конторы Фейлоада еще анализ проводили, сказали, что это новоделы!
Она победно взглянула на брата. К ее счастью, отходчивый Торвал уже улыбался и покачивал головой:
– Во-первых, они и должны быть новоделами. Монеты ведь не в земле лежали, а с дедом попали сюда. Это раз!
Он загнул палец на руке, и Кати кивнула в знак того, что поняла брата и разделяет его мнение.
– Во-вторых, дед сказал, что у него был целый мешок этих монет, который он, по-видимому, потерял в туннеле, значит, мы окупим все расходы хотя бы на цене серебра. Это два!
Он загнул еще один палец, и снова сестра послушно кивнула.
– В-третьих, если дед был прав… – Торвал сделал паузу. – Если это все – правда…
Глаза канадца загорелись, и Кати завороженно смотрела, как стремительно менялась фигура брата. Его спина выпрямилась, плечи расправились, а подбородок приподнялся.
– Если это – правда, то нас ждет такое приключение, что…
Кати постаралась максимально использовать момент.
– Я думаю, все будет так, как сказал дед. Все у нас получится! – Она тряхнула челкой. – Но если уж мы попали в эту жутко цивилизованную Северную Пальмиру, из которой можем надолго уехать в места куда более дикие, где нет вообще ничего, не считая болот и лесов, то, может быть… все-таки… чуть-чуть повеселимся? Ведь нам предстоит сидеть в этом убогом номере еще два дня! – Она заискивающе заглянула в глаза брата. – Давай сгоняем на ночной сейшн. Тут же должна быть клубная жизнь! – Кати протянула Торвалу целую кипу распечаток. – Я в Интернете читала! – Она начала перебирать пачку брошюр. – Вот посмотри. Молодежный бар, дискотека, казино… Или вот.
Пока она взахлеб перечисляла интересные, по ее мнению, места, брат вернулся к изучению карты и на слова сестры реагировал слабо.
Через пару минут, поняв, что говорит сама с собой, Кати умолкла, обиженно надулась и нахохлилась.
Торвал оторвался от стола, сделанного из ужасных древесно-стружечных плит, за которым, наверное, пили чай и водку несколько поколений коммунистов, и поднял взгляд на демонстративно молчащую сестру:
– Если ты хочешь, завтра сходим в Эрмитаж.
Ответом на это заявление был протяжный возмущенный возглас и пролетевшая мимо головы диванная подушка.
Двумя этажами ниже к полусонной даме, в гордом одиночестве сидящей за регистрационной стойкой, подошел невысокий мужчина средних лет. Портье оценивающе окинула взглядом потертый плащ, дипломат, помнящий еще Ельцина в его лучшие годы, старую шляпу и лениво бросила на стол бланк. Еще один командировочный.
Но незнакомец разочаровал. Вместо паспорта он открыл небольшую корочку красного цвета и продемонстрировал ее даме, не выпуская из рук. Тусклые глаза мужчины при этом невыразительно смотрели куда-то за спину женщины.
Дама подобралась:
– Чем могу?
Незнакомец не спеша убрал удостоверение.
– Дайте мне список всех, кто заселился к вам сегодня… Вместе с номерами комнат.
Портье выдохнула, попробовала улыбнуться и торопливо протянула человеку книгу регистрации.
Проснулись они очень поздно. Разница в часовых поясах давала о себе знать.
Кати, едва позавтракав, тут же ускакала на экскурсию по питерским магазинам. Брат поднялся в номер.
Пока сестра дуется, спорить с ней бесполезно. Пускай действительно развеется. Для него же была другая программа.
Торвал проследил из окна, как от парадного входа уехало желтое такси со своенравной мисс Сигпорссон.
Пора и ему. Он сменил дутую куртку на неприметную темную ветровку, яркие кроссовки – на коричневые туфли. Так незаметней. Потом вызвал такси.
Когда машина проехала уже пару кварталов, Торвал вспомнил, что забыл в комнате бумажник с монетами. Пришлось возвращаться. У отеля было два входа, и парень решил сэкономить время, поднявшись не там, где он выходил. Так теперь получилось бы быстрее.
Торвал прошел мимо скучающего портье, легко взбежал по лестнице.
Дверь в номер была приоткрыта.
«А говорят, что русский сервис плох. Только вышел, уже порядок наводят», – подумал он, вошел и… замер.
Вместо убирающей кровать горничной спиной к нему, согнувшись, шарил по их сумкам незнакомый мужчина. Ростом ниже среднего, в неброской одежде.
– What?!
Незнакомец отреагировал быстро – подскочил, развернувшись, и выбросил в сторону входа руку. Тугая струя из баллончика пропорола воздух в том месте, где мгновение назад был вошедший.
Вбитые тренировками рефлексы канадца сработали быстрее его же сознания. Тело ушло с линии атаки, левая нога довернула носок, а правая уже начала путь вверх.
Короткая серия ударов в корпус и живот была принята незнакомцем на блок. Ответный свинг был только для виду. Проигрывавший в сложении коротышка добавил такой же левый хук и бросился в ближний бой, сводя на нет преимущество роста у противника.
Торвал чуть не проморгал классный апперкот, а через полсекунды уже летел куда-то между кроватью и столом. Подсечка!
Добивать парня вор не пошел. Влетев в свое же облако газа, коротышка закашлялся и опрометью бросился в открытую дверь.
Спустя несколько секунд за ним выскочил канадец. В коридоре уже никого не было.
Внизу толстая дама, сидящая за стойкой регистрации, уверила его, что никто мимо нее не пробегал и не проходил, хотя глаза женщины при этих словах подозрительно бегали. В ответ на предложение вызвать полицию портье так странно посмотрела на Торвала, как будто перед ней стоял совершенный дурачок.
Сигпорссон вернулся в номер, вызвал по сотовому сестру. Кати поупиралась, но явилась через полчаса.
Еще через сорок минут они покинули гостиницу.
В такси, увозящем их в сторону вокзала, Торвал под непрерывный зудеж сестры вспоминал, что же такого необычного он заметил в незнакомце. Лицо? Тату? Может, пальцев не хватало на какой-то руке? Ведь резало что-то глаза?!
Парня передернуло. И верно… Глаза! Необычные, широкие, похожие на большую черную миндалину… С неестественными, громадными черными зрачками…
Сигпорссон вытер выступившую испарину.
1095 год
Новое – это всегда забытое старое. И, что бы ни случалось на свете, всегда найдется тот, кто вспомнит, что похожее уже где-то когда-то имело место, и, возможно, не раз.
Но тому, что захлестнуло осенью и зимой 1095 года Европу, не находили аналогов даже самые знающие мудрецы. Творилась история. Плохая ли, хорошая – то, что сейчас происходило в деревнях и городах Франции, Бургундии, Прованса и Нормандии, в Лотарингии, Тоскане и Наварре, что кипело в головах бессчетных слушателей захлестнувших Европу тысяч проповедников, ведомых не знающим усталости «Вестником Господа» Петром Пустынником, – все это было внове. Все в первый раз.
К каждому человеку с тонзурой, появившемуся в селении, подбегали сразу, как дети бегут к отцу, принесшему сладости. Его обступали, спрашивали, задавали вопросы и слушали, слушали. Речь Урбана Второго о притеснениях христиан разошлась по Европе, в течение месяца достигнув самых ее закоулков в виде слухов и сплетен. Слова обращения передавались, искажались, дополнялись. Слезы христиан Азии утраивались, зверства еретиков, захвативших Гроб Господа, удесятерялись, и скоро не было в городах и весях того, кто остался бы к этому безразличным.
О проекте
О подписке