Из спальни в домике каторжников раздавался плач. Женщины, занявшие эту комнату, сгрудились вокруг молодой девушки лет двадцати и пытались её успокоить, но не получалось.
– Всё будет хорошо, Маша, всё будет хорошо… – Обнимали они её, баюкая и тревожно переглядываясь.
– Нет, нет, нет! – Текли из глаз девушки слёзы, а сама она словно пребывала не здесь.
Последняя оставшаяся в живых представительница рода Слуцких повидала слишком много на этой войне. Смерть братьев, мамы, отца и младшенькой сестры. И всё это на её глазах.
– Я хочу к ним. Отпустите, отпустите, – попыталась она вырваться, но бывшие её слуги и няньки держали крепко. – Я приказываю!
Нянечки не послушались. Заварили ромашкового чаю, насильно напоив девчонку, и уложили спать, зажав её между собой.
– Спи, Машенька, спи… – запела ей колыбельную из детства главная няня, возвращая девушку мыслями в те времена, когда она была счастлива.
Половицы скрипнули, и каторжник, к которому подселили холопов хозяина, отошел от двери.
Конец сентября уже. Вот время летит. Я прошел мимо вышки с кучей антенн, направляясь к теплицам. Шарик бежал рядом, охраняя. На некоторых он рычал, к другим ластился.
Собака у меня умная, не болонка, запоминал я тех, кто ему не нравился, а кто по душе. Пригодится.
– Ну, что у нас тут? – Зашел я в первую теплицу, засаженную несколько дней назад огурцами.
Тепловентиляторы работали на полную, стояла внутри температура за тридцать. Влажность поддерживалась вручную, ходили между грядок девушки и дети с лейками.
Невесть откуда в теплице завелись бабочки пёстрых расцветок, летали они над головами. Детвора упросила взрослых сделать им поилки, куда наливали воду, разведённую с мёдом.
– Всё хорошо, Семён Андреевич. Растут как на дрожжах, – счастливо обвела взглядом своё хозяйство Марфа Агафьевна, по образованию агроном, приставил я её к делу, сделав здесь старшей.
– Вижу, – оглядывал я подросшие как по волшебству огурцы, зеленели подвязанные веточки, вытянувшись на полметра вверх. Хотя почему как? По волшебству и есть.
– А как вы сами? Всё ли хорошо? Не нужно ли чего? – спрашивал я, параллельно плетя форму «дары природы». С открытым ртом наблюдали за волшебством самые маленькие помощники в теплице, засветились на миг растения, под их дружный вздох.
– Слава богу, всё есть, – перекрестилась она. – Спать ложимся сытыми и в тепле. Вот только… – замялась она.
– Что? – с любопытством посмотрел я на неё.
– Баньки не хватает. Привыкли уже за много лет по выходным париться. Да с берёзовыми веничками.
– Поставим, – пообещал я. – Мой промах, – повинился. – Сам-то я городской. Всю жизнь в четырёх стенах прожил, вот и не подумал.
– Спасибо, – скомканно поблагодарила она, пеняя себя за длинный язык.
Так, общаясь с новыми людьми, я обошел все теплицы и курятники. Навестил бурёнок и свиней. Подержал на руках крольчат. Люди везде были веселы и незлобивы, притёрлись друг к другу каторжники и холопы.
Бывшие же воины рода Слуцких занимались знакомым делом. Охраняли наш покой, установили они свои порядки с моего молчаливого согласия. Сергеич и отряд «Мангуст» были мягко задвинуты в сторону.
Как мне удалось примирить народ с новой действительностью? Унять их гнев на чужих и в особенности на себя? Всё началось с разговора с Андреем Потаповым, седым как лунь дедушкой, к которому прислушивались мои холопы. И слуги, и воины.
За несколько дней до этого
– Присаживайтесь, – указал я на лавку напротив.
– Благодарствую, – осторожно присел он. – Ноги уже не те, что были раньше, – извинился за то, что облокотился о стол, сбив скатерть.
– Пустое, – махнул я рукой, почувствовав себя виноватым.
Нет бы встать, да помочь ему, а я тут сижу, корчу из себя княжича, хотя даже не наследник и никогда им не буду.
– Чаю? – Разлил я кипяток из самовара, поставив перед ним чашку и блюдце. Пододвинул вазочку с вареньем и мягкие тульские пряники. – Чем богаты, – пытался я исправить свою оплошность. Старость нужно уважать.
Подув на поверхность кружки, он отпил. Глоток, другой…
– Хороший чай. Терпкий, насыщенный, – похвалил он. – Что это за сорт? Те Гуанинь или Тяньши? – Показал он себя знатоком.
– «Принцесса Рита», – чуть покраснел я.
Один из самых дешевых чаёв подсунул. Впрочем, другого не было. Не подумал. Не купил. Вот и сижу как помидорка.
– Хех, – ухмыльнулся он. – Теряю хватку…
Не прошло и пяти минут, как зрачки старика расширились, а на лицо выползла глуповатая улыбка, стал он путаться в словах, именуя меня то Максимкой, то Егоркой. Зелье подействовало.
Доверился новым людям на слово? Нет! Хватит с меня лжи, подлил я ему в стакан с чаем одно редкое зелье, украденное мной у любимой мачехи ещё несколько лет назад.
Никакой больше веры чужакам, пока они не докажут, что достойны.
Времени мало, торопился я, выспрашивая у деда подробности их войны с Гончаровыми, другие детали жития в Сибири и мелкие секретики, пока не заметил, что зелье выветривается, и прекратил допрос, переключившись на болтовню о погоде и видах на урожай мха в следующем году.
Он так ничего и не понял, что немудрено. Зелье-то редкое. Мачеха потом весь дом перевернула в поисках, но так ничего и не нашла. Косилась только на меня с подозрением.
– Вот, – протянул я ему бумагу. – Прочтите.
Он зашевелил губами, зачитывая вслух:
– Я, Семён Андреевич из княжеского рода Смирновых, находясь в трезвом уме и твёрдой памяти, обязуюсь дать вольную всем купленным мною на базаре города Сибирска холопам не позже чем через два года, дабы жили они своим умом.
С их же стороны я требую неукоснительного выполнения своих приказов, трудолюбия и старательносиь. Покуда все требования будут выполнены – они обретут свободу.
Дата, подпись.
– Что скажете? – прервал я повисшую между нами тишину.
– Это гораздо больше, чем мы рассчитывали, – честно признался он. – Гораздо, – потряс он бумагой, смотря на меня с сомнением. Не верит.
Условия и вправду выглядят слишком хорошими. Понимаю его. Но двойного дна там нет, так я и сказал.
– Не хочу получить удар в спину и держать насильно тех, кто может этот удар нанести.
– Я вас понял. Молодёжь, – мотнул он головой в сторону, – ухватится за эту возможность руками и ногами. Мы же, старичьё, их поддержим. Не подведём. Можете положиться на нас.
– Добро, – пожали мы руки, скрепляя сделку.
Я работал на перспективу. За два года много воды утечёт. Люди обзаведутся домами, хозяйством и никуда не захотят уезжать. Ну а ежели кто и соизволит меня покинуть, так и скатертью дорожка.
– Да, поди, нету уже грибов-то. Холодно. Может, вернёмся? – нудил рыжий, пока мы шли по лесу, пристал он ко мне как репей, увязавшись следом.
– А это что? – приподнял я корзинку с одиноким красноголовиком в ней. Маленьким и червивым.
– Эх… – обречённо покачал он головой.
Пошел он со мной неспроста. Договор со следователем надо выполнять, вот папка и подослал его ко мне, увидев, что я собираюсь в лес. Ну да ладно. Борька умом не отличается, обвёл я его вокруг пальца.
Зашли в чащу мы с другой стороны, не там, где я вышел в своё время с волокушами и трупом на них, но не прошло и получаса, как я поплутал по буеракам, выписывая петли и якобы ища грибы, встали мы на нужный путь. Рыжий так ничего и не заметил, были мы уже на подходе к той злополучной полянке.
Я остановился и напоказ стал осматриваться, сверяясь с компасом.
– Заблудились? – забеспокоился Борька.
– Не, – отмахнулся я. – Это что, лиса? – указал я ему за спину, выпучив глаза.
Рыжий резко обернулся и схватился за автомат.
– «Сон», – шепнул я чуть слышно, и он завалился на бок, подхватил я его, прислонив к ближайшему дереву.
– Гав!
– Так надо, – опрыскал я парня дурно пахнущей водой, отпугивающей крупную живность. – Теперь не съедят.
Прошли мы с псом сотню метров и оказались рядом с капканом, подбежал он к нему и стал обнюхивать, после чего повернулся к нему задом и начал загребать ногами, зарывая обидевшую его железяку.
– Всё, всё, – оттащил я его в сторонку. – След!
Он понял меня правильно, покрутился на месте и уверенно повёл нас в дремучий лес.
Как я и думал, идти было не далеко. Мужик ведь ягоды собирал, зачем ему забираться на сотни километров в глубь тайги?
«Р-р-р-р-р», – низко зарычал Шарик ещё на подходе к месту, пригнувшись, словно для броска.
– Тихо, тихо, – погладил я его по вздыбившейся холке, и мы ползком, по-пластунски подобрались ближе, торчали наши головы из малин ника на краю оврага. Так бы нас давно заметили, но загодя накинутая «маскировка II ступени» делала своё дело. Жаль, долго её держать не получится. Силы словно вода сквозь пальцы уходят.
– Странно… И что же здесь секретного? – Ни мог я понять, крутя головой по сторонам.
Обычный лагерь на несколько больших палаток, накрытых маскировочной сеткой. Человек сто военных, ходили они в камуфляже и с оружием в руках, переговариваясь. На краю прогалины стояли боевые вертолёты.
– Торопитесь, раззявы! Нам ещё барахло яйцеголовых собирать! – кричал на солдат молодой лейтенант, поторапливая.
Лагерь сворачивался.
Время маскировки подходило к концу, и я уже думал, что ничего путного не увижу, как из палатки с краю начали выходить люди в противогазах. Та, в отличие от остальных, была герметичной. Медицинской.
Командный окрик, и лейтенант погнал солдат внутрь. Через минуту они вышли, таща в руках тачки, полные… – пригляделся я, – …трупов. Вот чёрт! Торчали в разные стороны руки, ноги голых мужчин, женщин и детей.
– Один, два, три, десять, – считал я, постоянно сбиваясь.
Теперь понятно, зачем та яма с краю лагеря, сваливали они в неё мертвецов, пока не заполнили до краёв.
– Сержант! – Махнул рукой, давая добро, лейтенант, и стоящий в сторонке солдат с монструозной установкой в руках заполнил могильник огнём.
– Надо убираться отсюда, – потащил я заскулившего пса сквозь кусты, подальше от этого места.
Выяснять, чем тут занимались учёные, нет никакого желания. Как и сгореть под струёй пламени из огнемёта. Но дядьке я позвоню. Расскажу, что видел.
Последнее время я стал задумываться об эмансипации. Ведь пока я несовершеннолетний мальчишка, мне может приказывать и безнаказанно шпынять любой из взрослых родственников. Понравилась мне свобода. Не хочу больше прогибаться перед дядьями, тётушками, дедушками и другими «доброжелателями».
Узнать, что для этого надо, не составило никакого труда. Первое условие: прожить без пригляда родственников год. Самостоятельно, своим умом. Осталось дождаться лета, и всё. Второе условие: иметь возможность прокормить себя. Тут мне в помощь бухгалтерские книги фермы. И третье, последнее условие: возраст возжелавшего свободы подростка должен быть не младше четырна дцати лет. Тоже не проблема. День варенья у меня в январе.
Главное не трубить о том, чего я хочу, на каждом шагу. Дяде Ивану ни слова. Он, конечно, хороший мужик, но… он ещё и наследник. Княжич. И первое место в его приоритетах занимает род, его сила, влияние и репутация, а уж потом всё остальное. Не берусь сказать, будут мне ставить палки в колёса или нет, но лучше поберечься. Кое-кому точно не понравится моё желание стать свободным.
Совершеннолетнему проще. Власть главы рода не безгранична, включил я компьютер и раскрыл ноутбук. На экранах высветились десятки графиков, скачущих то вверх, то вниз.
– Так, так, так. Что тут у нас? – принялся я за работу.
В девять лет я узнал, что такое биржа, и так достал маму, что она оформила на меня бумаги, и я законно стал покупать и продавать акции. Денег правда мама дала мало, всего десять тысяч, но я и этому был рад.
Были как подъёмы, так и падения, посмеивались и измывались надо мной сводные братья и сестричка. Только мама меня поддерживала, хоть и не верила, что я чего-то добьюсь на этом поприще, но виду не подавала. Как же мне её не хватает, отвёл я взгляд от монитора, взяв в руки рамку с фотографией. На ней были мы с ма. Сидели в обнимку на качелях, улыбались и ели мороженое.
– Жаль, ты не видишь меня сейчас, – дотронулся я до неё рукой, еле сдерживаясь. В глазах защипало. Настроение испортилось и даже постоянные пиликанья компьютера, оповещающие о том, что заданное значение достигнуто и акции проданы по установленной цене, меня не радовало.
Да, я ещё до приезда сюда не бедствовал, хоть и молчал об этом в тряпочку, иначе бы добрая мачеха или другие родственнички всё отобрали. И сейчас молчу, не трачу ни копейки из этих денег.
Рука потянулась выключить компьютер, а взгляд автоматически, по старой привычке, стрельнул в угол экрана, туда, где скромно притулилась графа баланса. Девятизначное число должно было радовать глаз, но меня сейчас ничто не радовало.
– Согласен. Что-то изменилось. Витает в воздухе этакое, – покрутил рукой Василь в своей неизменной каске водителя БТР.
– А вон и Семён, – указал кивком головы на мальчишку Дмитро. – Что делать будем? Сергеич молчит, словно воды в рот набрал. С рыжего спрос никакой.
Мужики стали переглядываться.
– Чего кота за яйца тянуть? Пойду да прямо спрошу, – встал с лавки Жук и направился к парню, поймавшему каторжников на горячем. Эти умельцы сварганили самогонный аппарат и потихоньку спаивали народ. Вот влетит им. Он поглубже в карман засунул фляжку с их варевом. Забористая штука вышла.
– Семён, – окликнул его. – Отойдём на минутку? Есть разговор.
– Ждите здесь, я ещё не закончил, – велел он провинившимся и подошёл к наемнику, вставшему в сторонке.
Стоит и внимательно смотрит, аж зябко стало под его взглядом. Не дождавшись от него вопроса, Жук помялся немного и спросил:
– Скажи, пожалуйста, что случилось? Чем мы провинились? Почему нас задвинули в сторону? – словно в омут с головой прыгнул, не став ходить вокруг да около.
Парень скривился. Прошептал что-то, споря сам с собой, и посмотрел на наемника уже другим взглядом. Жёстким и злым. Дети так не смотрят.
– А Сергеич вам, выходит, ничего не рассказывал?
– Нет, – коротко ответил Жук, гадая, к чему он ведёт.
– Так может, и ладно? Отработаете контракт и всё? Разойдёмся без скандалов.
Последнее его слово совсем не понравилось воину.
– Мы с парнями честные наёмники. Состоим в ассоциации. Платим налоги и имеем высокий рейтинг среди похожих команд. Нас ценят и уважают. Скажи, в чём дело?
И мальчишка заговорил… Замер наемник, не веря своим ушам. Сергеич, Боря… Вот падальщики, твари! Да что же вы натворили-то?!
– Спасибо, что рассказал, – не узнал свой голос мужчина, поклонился и деревянной походкой пошел к мужикам.
Я провожал глазами потрясённого Жука и размышлял, правильно ли сделал, рассказав всё без утайки? Ладно, сделанного не воротишь. Посмотрим, чем это всё обернётся в итоге.
Ждал развязки я недолго. На следующий день Сергеич и Борис улетели, закинули их в вертолёт – побитых, но живых. Новый глава «мангустов» поклялся, что не знал о махинациях их бывшего командира, и я поверил, вернули они моё доверие.
– Как это мертвы? Ты что такое говоришь, зараза?! – ударила по лицу вернувшегося из Сибири соглядатая Людмила Ильинична. – Как? Скажи мне как? – стала она пинать упавшего на пол неприметного мужичка.
– Я не знаю, госпожа, не знаю, – поднял он руки в защитном жесте. – Прошу!
– Говори, что знаешь, и не смей лгать! Если мне не понравятся твои ответы, живым ты отсюда не уйдёшь, – пообещала она. – Ну? Я жду! – не позволила она встать избитому мужику у её ног.
Шпик только и мог, что смотреть на её чёрные лакированные туфельки, покрытые кровью из его разбитого рта. Собравшись с силами, он начал отвечать:
– До меня дошли слухи, что неизвестных нашли мёртвыми. Я заинтересовался. Подкупил нужных людей и попал в морг, – обстоятельно докладывал он, надеясь на снисхождение. – Это были они. Наемники, которых вы наняли для устранения мальчишки. По словам патологоанатома, их разорвал зверь. Возможно, стая волков. Точнее он затрудняется сказать. Это всё, что я смог узнать.
– Ах ты!!!
– Пощадите! – успел взвизгнуть он.
– Шмяк! – опустилась с виду хрупкая ножка на голову мужика, и та лопнула словно арбуз, растеклась лужица крови вперемешку с мозгами по всей комнате.
В это же время в Сибири собачка по кличке Шарик весело гонялась с детьми за бабочками, щёлкая зубами в опасной близости от их крылышек и катая ребятню на своей спине.
– Следующий! – уже в какой раз за сегодня пожалел я о своей затее, стирая со лба пот.
Натерпелся такого, чего и врагу не пожелаешь.
– Можно, доктор? – с ухмылкой зашла в комнату молодая девушка.
– Проходите, – не показал я виду, как мне надоело выслушивать подколки от бойких барышень на выданье.
– Мне раздеться? – продолжала она издеваться, сделав вид, что собирается снять кофточку.
– Маша Стрельцова, так? – Посмотрел я в бумаги, якобы прочитав её имя там.
Кто она такая, я знал. Дед Потап за чашечкой чая всё выболтал, бдительный же каторжник всё подтвердил, подслушав разговор за дверью, прибежал он ко мне спозаранку докладывать.
– Да, доктор.
– Можешь звать меня просто Семён, Маша, – закатил я глаза, не желая играть в эту игру с подначиваниями.
– Как прикажете, «доктор» Семён, – не сдавалась она.
О проекте
О подписке