Народ их слушает, внимает,
Строфа бульвары украшает.
 
 
Ларёк мороженым торгует,
Народ в жарищу атакует,
Пломбир московский, эскимо
Едят, затем идут в кино.
 
 
Фонтан с водою лучезарной,
Взлетает ввысь к звезде полярной,
В жару нас всех слегка остудит,
Никто нас, мокрых, не осудит.
 
 
Под ноги голуби садятся,
Людей московских не боятся,
Днём скачут бойко воробьи,
Поют нам ночью соловьи.
 
 
А утром дворник подметает,
Бульвар московский прибирает,
Спортсмены ранью по порядку,
Бегут к бульвару на зарядку.
 
 
Здоровья всем бульвар пропишет,
В стихах поэт его опишет,
С него картины там рисуют,
И живописцы все ликуют.
 
 
Стихов и песен с ним не счесть,
Влюблённым встретиться там честь,
Кино снимают на Покровской,
Любовью он покрыт Московской.
 
 
Весной бульвар стоит в цвету,
Он дарит людям теплоту,
А осенью рисует краской
Картины нам, пейзаж указкой.
 
 
А летом – крыша, мажь зелёнкой,
Не страшен дождик под клеёнкой.
Зимою всё белым-бело,
Как в сказку, наш бульвар, окно.
 
 
Автобус мчится по дороге,
Где не ходили мои ноги,
Ребята на сиденьях спят,
За мною рядом в такт сопят.
 
 
А за окошком вечереет,
Ведь рано осенью темнеет,
Покрылась сумраком дорога,
Мы все под пеленой у Бога.
 
 
Свет фар навстречу замечаем,
Деревню быстро проезжаем,
Горит в избёнке свет в окошке,
Чуть слышен звук, игра гармошки.
 
 
Маэстро вспомнил я, рапсодии,
Нам виртуоз играл мелодии,
Работать с ним совсем не лень,
Расстались мы, уж третий день.
 
 
Марата вспомнил, мужика,
Плакат в углу, военрука,
Я вспомнил доку и ребят,
Я класс наш вспомнил, интернат.
 
 
Как жить мне дальше – непонятно,
Диктуют жизнь пока невнятно,
Но нужно что-то в ней менять,
И это «что-то» мне принять.
 
 
Асфальт закончен на дороге,
Мой организм уже в тревоге,
Ухабы, кочки да грунтовка,
Боюсь, не скоро остановка.
 
 
Меня немного укачало,
Заснуть пытался для начала,
Усталость, качка в унисон,
Я провалился в крепкий сон.
 
 
Отец пришёл в мой сон покойный,
На вид опрятный и спокойный,
Он «Здравствуй!» мне, «сынок», сказал,
Обнял меня, поцеловал.
 
 
«Я строгий в жизни был отец,
Но ты, сынок мой, молодец,
Терпел мои нравоучения,
Имеешь ты от всех почтение.
 
 
Тебя плохому не учили,
За дело лишь ремнём лупили,
И то, тихонечко, любя,
Ты ж моё кровное дитя.
 
 
Мы с мамой вам не признавались,
Что в жизни мы всегда нуждались,
Вас нужно было нам поднять,
Смогли тогда мы устоять.
 
 
Твой дед, отец мой, был священник,
У власти этой слыл отшельник,
Он Богу нашему служил,
Народ его всегда любил.
 
 
В России Царской церковь чтили,
В ранг государства возводили,
На праздники, на торжества
Без церкви раньше никуда.
 
 
Твой дед за Веру жизнь отдал,
Его чёрт красный расстрелял,
Храм разломали и сожгли,
Святыми стали те угли.
 
 
А смуты дед не испугался
И верным Богу оставался,
Служил он за простых людей,
У красных слыл он как злодей.
 
 
Любил Россию всей душой,
Гордился он её красой,
И за границу не сбежал,
Со всем народом голодал.
 
 
Чем только деда не пугали!
Сто раз его предупреждали,
Что Вера – опиум народа,
Нет, не боялся он урода.
 
 
Избу ему то подожгут,
Вдесятером его побьют,
То в Храме двери забивали,
Иконы били и сжигали.
 
 
То рясу всю на нём порвут,
Крест настоятеля сорвут,
Зимой водой зальют студёной,
Слух разнесут – умалишённый!
 
 
Власть сатаны! Пупки порвали,
Характер деда не сломали,
Служил он Богу, что есть сил,
Народ простой ступал за ним.
 
 
«Россия-матушка больна,
В Кремле лютует сатана», –
Он говорил тогда народу,
Не красной партии в угоду.
 
 
«Россия Храмами сильна,
На Вере держится страна:
Когда её мы защищаем,
То церковь, Бога вспоминаем».
 
 
Дед Богу и стране служил,
Он Русью нашей дорожил,
Народ любил, всех, как родных,
Здоровых, умных и больных.
 
 
Ему власть красных – не закон,
Благословит церковный звон,
Горит свеча его в лампадке.
Приказ пришёл по разнарядке –
 
 
Призвать священников к ответу,
Ничком поставить к парапету,
В затылок – пулю, расстрелять,
Пример тем самым показать.
 
 
Пришли под вечер к деду в дом
И вновь устроили погром,
Избили мать мою, детей,
Разлили по полу елей.
 
 
Забрали нас, детей, и мать,
Отцу приказ звучит: «Стоять!»
Забрали дедушку с собой,
Нас отвезли в приют чужой.
 
 
Потом нам люди рассказали,
Как деда в церкви убивали,
Как дом сожгли у нас родной,
Дым расстилался над рекой.
 
 
В награду красной сатане,
Прикладом деда по спине:
«Пошёл из дома, в сени, прочь!»
Никто не мог ему помочь.
 
 
Дом подожгли, из всех щелей,
Пошёл гореть тогда елей,
А деда к церкви потащили,
В дороге, как обычно, били.
 
 
Пришли. «Молись, – сказали, – дед,
Верши народу свой обет,
Осталось жить тебе немного,
Здесь Бога встретишь ты земного».
 
 
И вновь на землю повалили,
Ногами очень сильно били,
Дед на себя всё принимал,
Не выл, не плакал, не стонал.
 
 
«Давай, вставай, иди, прощайся,
С Крестами в церкви обнимайся,
Вам не перечить коллективу,
Воткнём мы Крест тебе в могилу».
 
 
Дед встал, к порогу подошёл,
Три раза церковь обошёл,
Из алтаря он вынес скатерть,
И расстелил её на паперть.
 
 
Пред ней три раза помолился
И на колени опустился:
«Мы, Отче наш, тебя любили,
С тобой детей своих крестили,
 
 
Ты нам любовью отвечал,
Встречал на свет и провожал,
Ты нам Россию даровал,
Нас от врагов оберегал.
 
 
И Храмы мы тебе открыли,
Святые нас благословили,
Твои иконы – в каждый дом,
Дом прирастал тогда добром.
 
 
Тебе мы Верою служили,
Мы в Церковь каждый день ходили,
Ты отвечал нам добротой,
Водичкой чистою, Святой.
 
 
Народ наш Русский благодарный,
Его приход, Тобою данный,
Спасал и от кромешной тьмы,
От преступлений и тюрьмы.
 
 
В голодный год нас Ты кормил,
В жару водичкою поил.
Замёрзнем в стужу мы зимой,
Придёшь, согреешь теплотой.
 
 
Сегодня правит изувер,
Его народу вы в пример,
Икону с Богом растоптали,
Кресты над Храмом поломали».
 
 
«Ну, всё, вставай, старик, молись,
А хочешь жить, так отрекись,
От Бога, Храма, от икон,
Зачем народу ваш трезвон?» –
 
 
Сказал от власти командир.
Кровавый цвет на нём, мундир,
Папаха с лентою косой
Лоб делит красной полосой.
 
 
Дед встал, к народу повернулся,
К Кресту губами прикоснулся,
Народ затем перекрестил,
Негромко, внятно всем гласил:
 
 
«Я этих красных не боюсь,
От Бога я не отрекусь!»
В затылок выстрел, люд в испуг,
Заплакал город Петербург.
 
 
На паперть, скатерть дед упал,
«Прости нас Бог», – хрипя, сказал,
Глаза на небо, вверх глядели,
Там журавли над ним летели.
 
 
От нас, детей, расстрел скрывали,
Росли мы без отца, страдали,
«Пропал без вести», – нам сказали, –
Но позже правду мы узнали.
 
 
Дед твой, сынок, служил России,
Христу молился и Марии,
Он красных власть не признавал,
Себя он людям отдавал.
 
 
Я также власть ту ненавидел,
В её глазах я смерть увидел,
За Русь, за нашу, воевал,
Здоровье всё своё отдал.
 
 
Не вспоминай мою ты тризну,
Люби душой свою Отчизну,
Россия – любящая мать,
Её нам нужно отстоять».
 
 
Автобус снова затрясло.
Проснулся, стал смотреть в окно.
Снежок тихонько порошит,
От фар, как искорка, горит.
 
 
Ещё примерно час катались,
На кочках сильно мы болтались
И на ухабах нас трясло,
Куда, мой Бог, меня несло!
 
 
Вот и замедлил транспорт ход,
Закончен первый наш поход,
С звездой ворота отворились,
Мы тихой сапой в часть вкатились.
 
 
«Подъём!» команда, «Всем вставать!»
Не забываем вещи взять,
Здесь офицеры нам указ,
Над всем главенствует приказ.
 
 
Его не стоит обсуждать,
Команда есть – так выполнять,
Здесь армия, а не гражданка,
К вам не придёт сюда служанка.
 
 
Мы в суете собрались в строй,
Мешок с вещами за спиной,
Нас обошли, всех сосчитали,
На стрижку в баню всех послали.
 
 
Там голова догнала тело,
Причёска мигом улетела,
Здесь, в армии, она одна,
Теперь расчёска не нужна.
 
 
Я локон взял своих волос –
Бывает в жизни парадокс!
Когда теперь ты отрастёшь?
Когда причёску наведёшь?
 
 
В военной бане мы помылись,
От грязи бытовой отмылись,
Простынка вместо полотенца
Нас обернула, как младенцев.
 
 
Нам выдали трусы и майки,
Как в новый год под ёлкой зайки
Одеты все в одном, похожи,
Для армии вполне пригожи.
 
 
Теперь ответственное дело:
Мне измеряют мое тело,
Размер ноги, размер руки,
Нужны перчатки, сапоги.
 
 
Окружность лысой головы,
От пят к макушке высоты,
Размах могучих наших плеч,
В них нужно сажень уберечь.
 
 
Каптёра вижу, фигуранта,
Он выдал мне мундир курсанта
И посмотрел на две ноги –
Портянки выдал, сапоги.
 
 
Ушанку выдал мне, ремень,
Принёс двуполую шинель,
Всю в скрутку, словно колбаса,
Погоны с буквами СА.
 
 
Мне дали нитку и иголку:
«Пришей петлицы на оборку,
Погоны с буквами СА,
Сто миллиметров ото шва».
 
 
Я в пять минут пришил погоны,
Петлицы, пуговки, шевроны,
Сижу, смотрю я на ребят,
Все пришивают и пыхтят.
 
 
Да, сложный труд – метать иголкой,
В ушко просунуть нить сноровкой,
Затем проткнуть шинель, погон,
Не нанеся себе урон.
 
 
Каптёр меня тогда спросил:
«Ты что, боец, уже пришил?
Я вижу кителя изнанку,
Здесь не нанять тебе служанку».
 
 
Шинель и китель разложил:
«Давно я их себе обшил», –
Ответил я не по уставу,
Он сразу вспомнил чью-то маму,
 
 
Держа в руке шинель, мундир.
«Здесь армия, а не трактир,
Ответ мне чёткий, по уставу,
Нашёл ты в армии забаву?
 
 
«Так точно!» – нужно доложить,
Труд свой к ответу приложить,
И ждать дальнейших указаний,
Не нужно нам здесь ваших знаний.
 
 
Наука в армии одна –
Есть командир и старшина.
Они подумают за вас,
Решенье примут в тот же час.
 
 
Приказов обсуждать не нужно,
Их исполняют быстро, дружно,
Исполнил, тут же доложил,
Глядишь, отметят, заслужил».
 
 
«Так точно!» – я тогда сказал,
Свой труд каптёру показал,
Он «Молодец!» сказал в ответ,
«Так точно!» – выполнил совет.
 
 
«Ступай, друзьям ты помоги,
Ты видишь – шить им не с руки,
Все пальцы в кровь поискололи,
Не руки, а одни мозоли».
 
 
«Так точно!» – вновь я произнёс,
Шинель чуть в сторону отнёс,
Пошёл ребятам помогать,
Погоны на шинель стегать.
 
 
Часа за три себя обшили,
Считай, что подвиг совершили.
Затем поставили нас в строй –
Бегом в казарму, на покой.
 
 
Казарма длинная, глухая,
Кровать в два яруса стальная,
Штук сорок в два ряда стоят,
Есть также тумбочка, наряд.
 
 
За тумбочкой стоит военный,
Входным дверям сегодня пленный,
Он глаз от них не отрывает,
А вдруг начальство проморгает!
 
 
Для сна мне место показали,
На верхний ярус указали,
Высокий рост мой подсказал,
Прыжком в кровать, затем провал.
 
 
И вновь построили всех в строй,
«Отбой!» – команда на покой,
Пошли ложиться мы в кровать,
«Отставить!» – снова в строй вставать.
 
 
Нам объяснил сержант дежурный,
По роте нашей караульной,
«Отбой!» команду нужно знать,
Бегом, прыжком в свою кровать.
 
 
И вновь команда на покой,
Летим в кровать теперь стрелой,
И наши лысые макушки
Добрались в полночь до подушки.
 
 
Душа моя кричит «Ура!»,
Подъём наш будет в семь утра,
Вставать мне рано не впервой,
Дом не забыл ещё родной.
 
 
Работал дома я серьёзно,
Спать я ложился очень поздно
И в теле чувствовал провал,
Я очень быстро засыпал.
 
 
Нам нужно утром рано встать,
Жизнь с чистого листа начать,
И, чтоб Святые нас простили,
Не партии служить, России.
 
 
Я вспомнил деда, сказ отца,
Служили верно два бойца,
Один жизнь Богу отдавал,
Второй на фронте воевал.
 
 
Есть внутренний и внешний враг,
Есть злобный гений, есть дурак,
Есть подлый и паршивый сброд,
Есть славный Русский наш народ.
 
 
Нам нужно свой продолжить род,
Мы Русский защитим народ,
Земли Российской не отнять,
Врагов с неё мы будем гнать.