Как уже упоминалось, Р. Иринархов в книге «РКВМФ перед грозным испытанием» привел хронологическую подборку действий советского военно-морского флота накануне «внезапного» нападения немцев.

Так, 26 февраля 1941 года, продублировав соответствующий документ Генштаба от 23 февраля, Главный морской штаб издал директиву, в которой «четко указывалось», что противником следует считать коалицию государств во главе с Германией (Румыния, Финляндия, Венгрия, Швеция и Италия). В этой связи стоит отметить, что советское командование было в курсе секретных переговоров, в ходе которых Германия пыталась убедить Швецию если не вступить в войну, то, по крайней мере, предоставить возможность использовать свою территорию немецким войскам. Шведы действительно разрешили транзит немецких войск.

В феврале – мае 1941 года на всех флотах были проведены проверки с целью повышения ябоевой готовности. Отметим, что подобные проверки были проведены и во всех остальных родах войск Вооруженных Сил СССР. Считаю, что это был своего рода последний предвоенный «смотр» Вооруженных Сил.

В начале мая Главный морской штаб конкретизировал задачи флотов и флотилий в соответствии с уточненными планами прикрытия государственной границы. Они, к слову, так и не были утверждены Москвой: большевикам было не до обороны!

24 мая 1941 года с базы Лиепая, находившейся вблизи госграницы, «в связи с возможностью войны» ряд соединений и кораблей были переведены в дальние базы и порты. Подчеркнем также, что сами по себе «ошибочные» перебазирования части сил Балтийского флота в «прифронтовую» Лиепаю и передача речных боевых кораблей из Днепровской флотилии в Пинскую и Дунайскую являлись ярким свидетельством наступательного характера приготовлений советского ВМФ – иначе и то, и другое просто не имели смысла.

Со второй половины мая 1941 года на флотах было введено постоянное несение дозоров подводными лодками и надводными кораблями, были усилены ближние дозоры на подходах к своим базам. Фактически началось предвоенное развертывание сил флота. Интересно, что развертывание немецкого Кригсмарине началось позже: «Действия немецкого флота, – свидетельствует Кузнецов, – против нашего Балтийского фактически начались за несколько дней до войны. Фашистские подводные лодки (прим. автора: по словам Деница, всего их против СССР было развернуто 18 единиц; особых успехов они не достигли) были высланы на позиции к нашим берегам по меньшей мере за два дня» («Курсом к победе, с. 321). Иными словами, немецкие субмарины оказались в Балтийском море только 19–20 июня 1941 года.

Для ускорения ввода в строй строившихся береговых батарей было приказано ставить их не на бетонные основания, как раньше, а на деревянные (!). Понятно, что подобную «халтуру» могли делать исключительно в преддверии скорых военных действий.

Строившиеся аэродромы включались в число действующих еще до полного завершения работ. На них сразу размещались авиационные части. Вновь отмечу: шло сосредоточение ударной авиации вдоль линии границы.

14 июня 1941 года Главный морской штаб приказал Балтфлоту добавить к действующим дозорам патрулирование устья Финского залива, а в ночное время – и Ирбенского пролива. Напомню читателю, что в этот день в СССР было опубликовано «миролюбивое» Заявление ТАСС. 16 июня 1941 года дежурство в Ирбенском проливе становится постоянным.

19 июня 1941 года народный комиссар ВМФ Кузнецов перевел Балтийский и Северный флоты в оперативную готовность № 2. Черноморский флот, проводивший учения по высадке морского десанта, уже находился в этой степени готовности. При ней штатный состав сил боевого ядра флота оставался на кораблях и в частях, которые должны были принять все необходимые запасы и привести в порядок материальную часть, в штабах устанавливалось дежурство руководящего состава, усиливалась воздушная разведка и корабельные дозоры. Короче говоря, это предвоенная готовность. Тогда же – 19 июня – флоты получили команду готовить к выходу в море подводные лодки с задачей отражения возможного нападения кораблей противника на базы. В данном случае, учитывая, что подводный флот уже занимался «патрулированием» с мая, речь идет об окончании предвоенного развертывания.

20 июня 1941 года Главный морской штаб приказал командованию Балтийского и Северного флотов провести воздушную разведку и установить наличие десантных средств в портах Финляндии. В дальнейшем продолжать вести непрерывное авиационное наблюдение за обстановкой в этих портах. Таким образом, адмиралы Кузнецов и Исаков приказали не просто нарушать воздушное пространство Финляндии, а делать это «с особым цинизмом» – непрерывно, практически «вися» над ее портами. Попутно отметим, что 20 июня Финляндия открыто объявила о призыве резервистов, фактически начав всеобщую мобилизацию: об этом, в частности, говорится в дневниках Геббельса («The Goebbels Diaries. 1939–1941», с. 419).

В тот же день – 20 июня – нарком РКВМФ адмирал Кузнецов приказал топить «опасно приближающиеся» корабли противника и сбивать его слишком увлекшиеся самолеты. Эта информация особенно интересна в свете якобы душивших советских военных приказов не открывать огня и «не поддаваться на провокации». Аналогичный приказ – «Сбивать всех!» – получили и военные округа.

«Днем 21 июня, – подсказывает уже знакомый нам флотский замполит И. И. Азаров, – начальник разведотдела штаба флота (прим. автора: Черноморского) полковник Д. Б. Намгаладзе сообщил мне и Бондаренко, что английское радио открытым текстом передало сообщение: фашистская Германия в ночь на 22 июня готовит нападение на СССР…» («Осажденная Одесса», с. 14).

В 23 часа 37 минут 21 июня 1941 года по флоту была объявлена оперативная готовность № 1 (при ней корабли, авиация, береговые соединения и части вскрывают «красные пакеты» с инструкциями на случай войны и приводятся в одночасовую готовность к выходу в море).

Интересна и информация на этот счет, которую привел в книге «Барбаросса – воздушная битва: июль – декабрь 1941» историк К. Бергстром (Chirster Bergström):

– 19 июня 1941 года советской зенитной артиллерией были обстреляны немецкие бомбардировщики Ju-88 над полуостровом Рыбачий и северо-западнее Мурманска. В том же районе старший лейтенант Василий Воловиков на истребителе И-153 «Чайка» из 72-го смешанного авиаполка ВВС Северного флота атаковал немецкие бомбардировщики He-111 и Bf-110, но был, в свою очередь, атакован «мессершмиттами» Bf-109 и ушел от них в облака (здесь и далее перевод с английского мой, с. 74);

– 20 июня 1941 года огнем советской зенитной артиллерии над полуостровом Рыбачий обстрелян еще один бомбардировщик Ju-88: убит бортинженер унтер-офицер Йозеф Хаузенблас (Josef Hausenblas), ставший, пожалуй, первым убитым в ходе советско-германского конфликта (там же).

Таким образом, Германия и СССР еще не начали войну, но самолеты обоих государств уже безо всякого стеснения летали над стратегическими объектами друг друга и стран-сателлитов, вели воздушные бои и подвергались полновесному воздействию зенитной артиллерии. О какой же внезапности может идти речь?..

Бомбардировщик Ju-88 – самый массовый двухмоторный самолет Люфтваффе

Это подтверждает и сам командующий Северным флотом – А. Г. Головко: «…война, развязанная немецким фашизмом в Европе, все ближе придвигалась к нашим государственным границам… Ни у кого из нас, кто размышлял над обстановкой и присматривался к поведению гитлеровцев, не было уверенности, что мы доживем до лета без войны» («Вместе с флотом», с. 14). Прославленный адмирал даже главу своей книги так и назвал: «Неожиданность, которую ждали». Если Головко не думал «дожить до лета без войны» еще весной 1941 года, то что же он должен был думать, прислушиваясь к стрельбе своих собственных зениток, паливших по немецким самолетам-нарушителям 19–20 июня? Ведь снаряды советской зенитной артиллерии рвались буквально над его головой! А то и думал: «Они (прим. автора: немцы) сами же в течение нескольких суток, предшествовавших началу войны, дали нам понять, что нападение совершится если не с часу на час, то со дня на день» (там же, с. 19). Или вот еще одна цитата – в отношении «визита» немецкого самолета-разведчика 17 июня: «Моментально все стало ясно – начинается война. Иначе на такое нахальство – пройти над главной базой флота – даже гитлеровцы бы не отважились» (там же, с. 20). Отметим: «ясность» наступила за пять дней до начала войны. В этой связи примечательно и другое откровение флотоводца, касающееся 21 июня: «Просмотрел за чаем вечернюю сводку. Привлекли внимание данные воздушной разведки. В течение дня были обнаружены: на подходах к губе Петсамо тральщики; в самом порту, на рейде, пятнадцать тральщиков; на рейде Варде – транспорт; в Перс-фиорде – транспорт… В общей сложности за сутки из Петсамо вышли восемь транспортов и вошли в гавань три транспорта, два рыболовных траулера, один сторожевой катер» (там же, с. 24).

Немцы имели ничуть не меньше оснований обижаться на наглость соседа: советские самолеты буквально сутками, сменяя друг друга, «висели» в чужом воздушном пространстве и столь же откровенно контролировали обстановку в гаванях противника!

Потрясающий архивный документ за подписью адмирала Кузнецова приводит современный историк Марк Солонин в работе «Три плана товарища Сталина». «Особого внимания, – пишет Солонин на с. 57 сборника «Правда Виктора Суворова. Окончательное решение», опубликовавшего его статью, – заслуживает следующий документ. 4 июня 1941 г. нарком ВМФ Н. Кузнецов направляет заместителю Председателя СНК (т. е. заместителю Сталина) Н. Вознесенскому докладную записку № 1146. Гриф секретности документа: «совершенно секретно, особой важности». И это действительно документ особой важности для историка – в нем впервые рядом со словосочетанием «военное время» появляются абсолютно конкретные даты:

«Представляю при этом ведомость потребности наркомата ВМФ по минно-торпедному вооружению на военное время с 1.07.1941 по 1.01.43. Прошу Ваших указаний об увеличении выделенных количеств минно-торпедного вооружения, учитывая, что потребность в них на 2-е полугодие 1941 в/г составляет 50 % от общей потребности на период до 1.01.43 г.» (ГАРФ ф. Р-8418, оп. 25, д. 481, л. 32–33).

Флот, ПВО морских баз и морская авиация фактически уже вели боевые действия еще до начала Великой Отечественной войны. И об этом написано в мемуарах советских адмиралов, изданных в советское же время.

Говоря об истинных планах советского руководства, с потрясающей ясностью раскрываемых в этой совершенно секретной (и, заметим, вполне рутинной) бумаге, любопытно отметить, что ориентировочная продолжительность загадочной войны – ровно полтора года. И что в первые ее шесть месяцев, приходящихся на второе полугодие 1941 года, планируется израсходовать половину запрошенных мин и торпед. Это – план войны не оборонительной, а «молниеносной». Будет крайне интересно проследить судьбу этого пока избежавшего уничтожения документа, имея в виду объявленную президентом России «оцифровку» и открытие соответствующих архивных фондов. Если же послание уже умершего адмирала расстрелянному после войны Вознесенскому таки переживет это мероприятие, то любопытно, как идеологические подручные нынешнего российского руководства собираются объяснять его суть в свете объявленной борьбы с «переписыванием истории». Из всего, сказанного советскими флотоводцами, становится ясно: для РКВМФ немецкое нападение никак не могло быть «неожиданным» или «внезапным». К морской войне с немцами давно готовились, ее планировали, ее ждали.

Командущий Тихоокеанским флотом флагман 2-го ранга Н. Г. Кузнецов в 1938 году

«Субботний день 21 июня, – пишет Кузнецов, – прошел почти так же, как и предыдущий, полный тревожных сигналов с флотов. Перед выходным днем мы обычно прекращали работу раньше, но в этот вечер на душе было неспокойно, и я позвонил домой: «Меня не жди, задержусь…» («Накануне», с. 297). Жена адмирала, разумеется, «не удивилась»… Итак, нарком ВМФ обеспокоен настолько, что в субботу вечером решает не идти домой, а остается «ждать у моря погоды» в своем кабинете. Между прочим, его подчиненные (включая и Головко) после демонстративных посещений театров и прочих культурно-развлекательных заведений тоже идут не к женам, не в баню и не к любовницам, а сидят в кабинетах и напряженно читают разведсводки. И это все – еще до звонка наркома обороны Тимошенко, раздавшегося лишь в «11 вечера 21 июня»! Просто медиумы какие-то советским флотом командовали! За этим звонком следует визит в расположенный по соседству наркомат обороны и разговор с Тимошенко и Жуковым. Первый извещает о возможном нападении Германии, второй показывает проект знаменитой невнятностью «предупреждающей» директивы – «не поддаваться на провокации!». Без каких-либо признаков удивления, страха или других эмоций Кузнецов приводит флоты в состояние полной боевой готовности и с сознанием честно выполненного долга садится ждать дальнейшего развития событий. Примерно в 03.15 ночи из штаба Черноморского флота, наконец, сообщают: «Началось!». И вот, после всего этого напряженного ожидания «сами-знаете-чего», Кузнецов пишет: «И хотя всем ходом событий я в какой-то степени морально был подготовлен к возможному нападению фашистской Германии на нашу Родину, это известие ошеломило меня» («Курсом к победе», с. 318). Вот те на: еще один «ошеломленный»! А что же вдруг произошло с даром предвидения, хладнокровным ожиданием войны и сверхсекретным требованием Вознесенскому от 4 июня 1941 года – «шлите побольше мин, да торпеды не забудьте»?..

Загадочное сочетание: с одной стороны – полная уверенность в неминуемой, скорой и долгой войне, с другой – «ошеломленное» состояние, последовавшее за ее давно вроде бы предсказанным началом… Воспоминания самых различных советских военачальников и флотоводцев чуть ли не дословно повторяют друг друга. Предлагаю читателю ради интереса посчитать, сколько раз слова «ошеломленный», «пораженный» и «изумленный», употребленные в указанном контексте, встречаются в процитированных мной мемуарах советских военных! Орден «ошеломленных» меченосцев во главе с «потрясенным» магистром-вождем – И. В. Сталиным!