– Удивительно разумная мысль, – покивал Мессир, чуточку улыбнувшись углом рта. – Берите, герр Райхерт, лошадь и поедем к вашему самолету. Можем успеть до заката. А Мишель… – сатана развернулся к рыцарю, – проснется совсем скоро. Ему придется ехать совсем в другую сторону. Желаю удачи, шевалье де Фармер!

* * *

Мессир безмятежно улыбался, наблюдая за спящим сэром Мишелем. Этот болван ничего не сумел добиться. Партия выиграна!

Сатана вложил два пальца в рот, свистнул, и тотчас на поляне из ничего материализовался огромный вороной конь без седла и узды.

– Все к лучшему, – пробормотал дьявол себе под нос. – Все к луч… Та-ак, а это что за явление?

Не кто иной, как отец Колумбан, вышел с тропинки, извивавшейся среди кустов боярышника, коротко взглянул на господина в черном камзоле и бархатном берете и быстрым шагом направился к расплывшемуся в бестолково-довольной улыбке Гунтеру. Не особо церемонясь, старец молча саданул посохом по голове не ожидавшего от святого отца такой подлости германца, да так, что тот, потеряв сознание, рухнул на землю. Отец Колумбан попутно пнул рыцаря, пытаясь разбудить. Мишель вскинулся и охнул:

– Чего? А? – и тотчас начал тереть заспанные глаза.

– Ничего, – грубо ответил старец. – Поднимайся и займись делом. Твой оруженосец потерял сознание, но скоро очнется. Пока сними ремень и привяжи его к седлу. Понял?

– П-понял, – заикнувшись, кивнул сэр Мишель, с трудом встал на ноги и дрожащими пальцами начал расстегивать пряжку пояса. Спать хотелось неимоверно.

Отец Колумбан резко развернулся и зашагал к Мессиру, выглядевшему отчего-то удивительно расстроенным.

– Снова ты? – грубовато спросил отшельник, подойдя вплотную. – Я ведь, кажется, по-человечески просил оставить их в покое!

– Да, снова я, – подтвердил сатана, поджимая губы. – Зачем притащился? У меня все получилось! Ты же знаешь, чем грозит их присутствие в мире!

– Чем оборачивается твое – знаю, – прошипел отец Колумбан. – Убирайся!

– Фи, как невежливо, – ухмыльнулся Мессир. – Впрочем, я готов выслушать твои предложения…

– Есть только одно – возвращайся в ад и перестань бродить по земле. Хоть ненадолго.

– Брось, – махнул рукой Мессир. – Ты прекрасно знаешь, что ад – выдумка людей! Как я могу уйти в несуществующее место?

– Прекрати разводить бессмысленную софистику и уходи, – твердо сказал отшельник. – Ты должен понимать, от имени кого я говорю. Мессир неожиданно сдался, хлопнул себя ладонью по бедру и сказал не без сожаления:

– Мы оба представляем, что творится вокруг. Учти, я не стану больше приходить сам, но наша парочка всегда и постоянно будет натыкаться на… трудности. Они сами будут их создавать, кстати. Ну, ты меня понял.

Не прощаясь, Мессир повернулся на каблуках, шагнул к своему громадному коню и легко вскочил ему на спину, ухватившись левой рукой за гриву. Жеребец тронулся с места в резвую рысь, постепенно переходящую в галоп и направился через всю поляну к лесу, прямо на строй деревьев. Сэр Мишель, зачарованно наблюдавший за ним, с легким ужасом разглядел, как конь и всадник пронеслись сквозь древесные стволы, превращаясь в черную смазанную полосу, и спустя мгновение растворились бесследно.

Лютня, лежавшая у пенька, полыхнула синеватым, почти незаметным пламенем и исчезла. Среди низкой травы осталось лишь выжженное пространство в виде силуэта сгинувшего инструмента.

Рыцарь подбежал к отцу Колумбану, схватил его за руку и, заглянув в глаза, хрипло спросил:

– Он больше не придет?

– Не придет, – успокоил сэра Мишеля отшельник.

– А Джонни? – Рыцарь беспокойно оглянулся на все еще пребывающего в забытьи оруженосца. – Здорово ему досталось… Кто его ударил? Он?

– Я. Отлежится твой оруженосец, – ответил святой. – Голова, конечно, поболит. Счастье, что я вовремя успел.

– А… – начал было сэр Мишель, но святой отец замахал руками и немедля перебил рыцаря:

– Потом, потом. Давай-ка погрузим нашего друга на лошадь и отправимся ко мне. Нам всем предстоят долгие разговоры…

– Да уж понятно, – проворчал рыцарь. – Что же делается вокруг, а? Они вдвоем подняли Гунтера, донесли до лошадки и, кряхтя от натуги, взвалили на седло. Сидеть оруженосец, само собой, не мог, а посему пришлось просто положить тело поперек седла, точно мешок с поклажей и вдобавок привязать – свалится еще!

С тем вся троица и покинула памятную полянку в лесу, окружавшем замок Фармер.

* * *

Хижина отшельника не была таковой в прямом смысле слова – отчасти дом походил на громадную землянку; сэр Мишель по рассказам отца Колумбана и Виглафа знал, что такие строения прежде возводили норманны, до времен, когда научились строить каменные жилища. Длинный бревенчатый сруб был наполовину вкопан в землю – открытой оставалась одна крыша, сейчас, впрочем, вовсю поросшая травой. Издали складывалось впечатление, будто на расчищенной вырубке возвышается странный прямоугольный курган. Лишь взглянув с южного торца, можно было понять, что перед глазами самое настоящее человеческое жилище. Да вдобавок над длинным холмиком почти незаметной тонкой струйкой поднимался сизый дымок.

Теперь настало время рассказать подробнее о самом отшельнике.

Отец Колумбан появился в пределах баронства Фармер лет сорок или сорок пять назад. Тогдашний владетельный барон Фридрих, дед сэра Мишеля, воевавший на стороне императрицы Матильды за Английскую корону, однажды вернулся домой из Британии, после нескольких лет отсутствия не только со своими оруженосцами и лучниками, но и вместе с неким валлийским или ирландским (никто доподлинно не знал) монахом. На вид святому брату было годов пятьдесят или чуток поменьше, но люди замечали, что роскошная рыжая борода и мощные телеса больше подходили человеку молодому…

Сей пришелец с туманного острова прибился к копью сэра Фридриха достаточно давно и путешествовал да воевал вместе с бароном де Фармер. История знакомства Фридриха с Колумбаном была темной и несколько загадочной, однако бабушка теперешнего Фармера, особа настойчивая и бойкая, сумела выведать у мужа обстоятельства встречи со странным кельтом, после чего сэру Фридриху в течение месяца пришлось спать отдельно от горячо любимой, но ревнивой супруги… Все оказалось просто и буднично – господин барон по пьяному делу сумел подцепить в Британии дурную болезнь, ибо и в те времена девицы определенного сорта, повсюду таскавшиеся за армией государыни Матильды, были самыми привычными и необходимыми спутницами рыцарского воинства. Барон Фридрих мучился лихорадкой и немощью в известных частях тела от Пасхи до дня святого Антония Падуанского. В тот памятный день судьба свела норманна с отцом Колумбаном, монахом, рукоположенным (правда, всего неделю тому назад) в священнический сан. Брат ордена святого Бенедикта не только отпустил не такие уж тяжкие грехи, отягощавшие душу барона, но и довольно быстро излечил мучимое болезнью тело. Благодарный сэр Фридрих попросил остаться отца Колумбана со своим отрядом, ибо не один только барон страдал от досадной хвори…

Отец Колумбан получил обширную паству, барон де Фармер – отрядного капеллана и заодно лекаря, а свита сэра Фридриха – личного исповедника, знавшего Писание почти наизусть и умевшего излагать духовные истины понятным языком, да так аппетитно, что даже самые заядлые грешники слушали монаха, раскрыв рот, и уходили с просветленными лицами. Что именно творилось в их душах после проповедей и молитв, по-прежнему оставалось загадкой – многие избегали приходить к исповеди, довольствуясь введенным отцом Колумбаном обычаем по воскресеньям отпускать все какие ни есть грехи коленопреклоненной пастве. Получилось, что и овцы были сыты, и волки целы.

Отец Колумбан при всей святости, положенной сану и верному служителю Святой Матери-Церкви, с оружием обращался удивительно умело, благо родился в Ирландии, в чем, правда, полной уверенности не было – просто первые детские воспоминания относились к пребыванию в ирландском пещерном монастыре в Донеголе. Сам Колумбан прекрасно знал, что являлся незаконным сыном впавшего некогда во грех отца-настоятеля и неизвестной бедной потаскушки, после родов подбросившей детище папаше. Аббату ничего не оставалось делать, кроме как взять сынка на воспитание. Все монахи, равно и епископ Донегола прекрасно знали о происхождении юного послушника, но помалкивали – у самих и не такие грешки водились. Двенадцати годов от роду, Колумбан сбежал от постылого папочки и его развеселых монахов, перебрался в Уэльс, где нанялся в поденщики, но позднее ушел послушником в Бенедиктинское аббатство и принял там постриг, не сумев преодолеть устоявшиеся с детства привычки.

И случилось так, что в один далеко не прекрасный день фламандские наемники из армии короля Стефана разорили обитель и сожгли ее. Отец Колумбан чудом сумел избежать расправы – фламандцы, эти дьявольские отродья, перебили почти всю братию – и двинулся к Глостеру, надеясь примкнуть к отрядам императрицы.

Повезло барону Фридриху – он разом получил в свое копье отличного лучника и самого настоящего священника: Колумбан успел до разграбления монастыря принять сан.

Не пожелав по окончании войны бросать господина барона (благо податься было совершенно некуда), отец Колумбан отправился с ним в Нормандию. Изначально Фридрих хотел предложить воинственному батюшке должность капеллана часовни в замке Фармер, но святой отец, несколько неожиданно раскаявшись в многочисленных грехах своих, решил последовать старой традиции кельтского христианства: зажить отшельником. Пустыни, к сожалению, под боком не оказалось, и отец Колумбан обнаружил, что жить в лесу ничуть не хуже, чем в безжизненных песках или на холодных, скудных горных склонах. Дом он построил самостоятельно, лишь с небольшой помощью барона, придерживаясь почерпнутых из сказаний о древних норманнах традиций, и зажил себе в тиши и уединении.

Лет десять об отшельнике мало кто знал в округе – живет себе монах, и пускай живет, благо никого не трогает, кур не ворует, девок не пугает. Но по прошествии этого времени про отца Колумбана начали распространяться любопытные слухи. То корову вылечит, то расслабленного на ноги поднимет, а иногда, случалось, помолившись, пустынник и вовсе неизлечимые хвори изгонял. Впрочем, святым его стали почитать после одного совершенно невероятного чуда, сотворенного лет восемнадцать назад, как раз во времена окончания второго похода христианского воинства в Палестину. Некий рыцарь, возвращаясь через баронство Фармер из Святой Земли в Англию оказался болен черной оспой. Остановился сей доблестный сэр в замке, за пару дней заразил большинство его обитателей, а деревенская прислуга принесла хворь в окрестные поселки.

Отец Колумбан явился в замок Фармер немедленно, осмотрел больных, средь коих оказался и сам Фридрих, к тому времени изрядно постаревший, и, против своего обыкновения творить молитву в уединении, бухнулся на колени прямо средь двора, громко взывая к Господу Богу и всем святым. Молился старец до заката, потом же просто встал и ушел.

К утру все были здоровы. Включая и проезжего рыцаря, бывшего еще вчера при смерти. Только слабость оставалась еще у некоторых дня три, да не исчезли с лица следы заживших чудесным образом язв и струпьев.

В деревнях баронства приключилась похожая история – отец Колумбан не пользовал недужных травами или целебными минералами, а лишь молился да распевал псалмы на латыни, благословляя направо и налево громадным деревянным крестом. Одним словом жертв черной хвори почти не досталось – единственно, немногие умерли раньше, чем отец Колумбан узнал о напасти.

В одночасье отец Колумбан в глазах крестьян, старого барона и соседей, узнавших про чудеса, превратился в святого. Сам он категорически отрицал свою святость, сообщая, что чудо сотворил вовсе не он, а иная, высшая сила – замусоленный указательный палец монаха при этих словах неизменно указывал в небеса.

Однако народная тропа к дому отшельника упрямо не желала зарастать. Приходили все: арендаторы, йомены, рыцари, разбойники (последних отец Колумбан почитал особо – кому-то же необходимо бороться за их души?). Следует отметить, что лесная братия зачастую являлась к святому не на исповедь или причастие, а с вполне мирскими просьбами: укрыть на время своего, вылечить раненого, а то и вовсе обратить свинец в золото… Ходили упорные сплетни, что святой Колумбан иногда обращал самые простые металлы в благородные, но с неким французским герцогом история приключилась прямо противоположная. Обедневший дворянин пригнал к жилищу пустынника воз, набитый медью, и потребовал немедленно облагородить металл. Колумбан выставил герцога со скандалом, а потом француз рассказывал, будто последние золотые цехины в кошельке нежданно-негаданно обратились в жалкие истертые медяки…

Наверняка все это были непотребные враки – чего только про святых не наплетут!

Отец Колумбан никогда не забывал своего благодетеля – старого барона, и с ним его сына Александра, да внука Мишеля. Гостем в замке святой отшельник был частым и желанным, три поколения Фармеров стали его духовными детьми, мелкие чудеса он творил постоянно, но такого, как сегодня, сэр Мишель еще не видал, да и не мог видеть прежде. Пустынник изгнал не кого-нибудь, а самого дьявола, ничуть при этом не испугавшись!

Рыцарь и святой подошли к самому входу в жилище, к небольшой грубой коновязи. Сэр Мишель так и не сел в седло на пути к обиталищу пустынника, боясь обидеть отца Колумбана, да и следовало поддерживать постоянно сползавшего с лошади бесчувственного оруженосца.

Как крепко его ни привязывай, результат один – почти бездыханное тело так и норовит свалиться с седла то на одну, то на другую сторону. Один раз Гунтер едва не грохнулся наземь, и сломать шею германцу не позволили только руки вовремя подхватившего его рыцаря.

По дороге сэр Мишель и старый Колумбан не разговаривали. Отшельник был угрюм да мрачен, а норманн пребывал в полнейшем расстройстве чувств и переживал молча. Прекрасно известно, что дьявол искушает смертных лишь необходимыми, вожделенными вещами или желаниями, вот и сейчас нечистый безошибочно ударил по самому болезненному месту в душе оруженосца. Конечно, Джонни ужасно хочется домой, но наверняка, на самом деле, он сейчас желает остаться здесь, в Нормандии. К тому же Джонни у себя там не был даже оруженосцем, а о рыцарском посвящении уж точно мечтать не приходилось… Как здорово, что отец Колумбан пришел так вовремя!

– Давай снимать его, – проворчал пустынник, когда сэр Мишель прикрутил поводья своей кобылы к бревнышку. – Занесем в дом.

Они отвязали Гунтера от седла, опустили на утоптанную землю перед дверью и норманн снова похлопал оруженосца по щекам.

– Эй, оруженосец, ты меня слышишь? – воззвал рыцарь. – Скажи что-нибудь!

– Что-нибудь… – не открывая глаз, покорно повторил Гунтер.

– В дом! – распорядился отшельник, пиная ногой притвор и нагибаясь к ногам германца. – Ну, взялись!

Жилище святого Колумбана меньше всего походило на келью, будучи на удивление просторным, хотя и мрачноватым по причине отсутствия окон. Свет давали только многочисленные сальные свечи возле самодельного алтаря да круглый открытый очаг под отдушиной в потолке, располагавшийся в дальнем, северном конце дома. Мишель бывал у отца Колумбана и раньше, потому и не удивился такому странному, по его понятиям, жилью. Насквозь прокопченный потолок покрывал толстенный слой сажи от смоляных факелов, возжигаемых зимой, и дыма постоянно горевшего очага. Справа, у восточной, как и положено каноном, стены красовалось над алтарем деревянное распятие и раскрашенные фигурки святых.

Дальше, шагов на десять, посреди помещения громоздился чудовищно корявый, бесформенный стол, видимо, изначально задумывавшийся мастером как круглый, а по стенам тянулись лавки, заваленные поеденными молью волчьими шкурами. К отцу Колумбану частенько забредали паломники или просто путники, и по монастырскому обычаю места должно было хватать всем. Стол украшали несколько деревянных чаш и тарелок, сейчас немытых и сваленных грудой прямо возле обеденного котла. Видимо, отец Колумбан мыл свою посуду только тогда, когда чистых мисок уже не оставалось, и святой оказывался перед выбором: есть из заплесневелой посуды или засучить рукава рясы и заняться мойкой. Правда, частенько проблема мытья посуды решалась менее болезненным для ее обладателя способом – накладывалась суровая епитимья на кого-нибудь из явившихся покаяться грешников.

– Фу, ну и денек! – вздохнул старец, усаживаясь на лавку. – Чудеса в решете!

– Как хорошо, что ты его прогнал, – снова завел свою музыку рыцарь, но отец Колумбан лишь отмахнулся.

– Не успел вовремя, – огорченно сказал он. – Ты знаешь, как я догадался, что этот господин бродит неподалеку? Очень просто! У меня все молоко в момент скисло. А ведь только сегодня прихожане из деревни принесли! Чем ужинать будем – не знаю…