Верзила с остекленевшими от пьянства глазами, в одной руке держал как куклу, за ручонку голого грудного младенца, в другой большой заточенный окровавленный топор, и в ярости орал, что убьет ребёнка и разрубит его на куски, точно так, как до этого он рубил мясо, так при этом нелюдь с силой бросил кроху на кровать и замахнулся на нее топором, и Андрей, поняв, что сейчас на его глазах может произойти непоправимое, испугался, причем испугался так, что даже ему показалось, волосы у него на голове встали дыбом, хотя и в армии гвардии сержант, не раз был обкатан танками, да и по розыску пропавших насмотрелся всяких ужасов.

Сейчас он испугался уже по настоящему за бедного ребёнка, потом он разозлился, на себя, такого беспомощного, на спецов и группу захвата, которая, все не ехала, и он ясно понял, что помочь этому ребёнку, кроме него самого, никто не сможет, ведь понятно же, если тупо ждать, убьёт этот дурак ребёнка, а приехавший ОМОН его положит. Поэтому деревянными руками он извлек из кобуры верный пистолет Макарова, сухо лязгнув затвором, дослал патрон в патронник, и приготовился работать на поражение через двойные оконные рамы.

Каким-то звериным чутьём, нелюдь даже не увидел, а почувствовал у себя за спиной кого-то, и, схватив ребёнка, сел на кровать, прикрывшись его тельцем как щитом, приставив заточенный топор к голове крохи.

Вариант стрельбы из штатного оружия исключался.

Убрав бесполезный «ПМ» в кобуру, Андрей попытался подтянуться на подоконник, но профессиональная реакция его не подвела, подсказав ему молниеносно спрыгнуть на землю, так как преступник вскочил, и прикрываясь ребёнком, лезвием топора сокрушил стекла, и оконный переплет там, где только что была голова милиционера.

– А, жить надоело, не возьмёшь! – бушевал пьяный.

В эти короткие, как сама жизнь, секунды, понял Андрей, что хотя он сейчас и один, но в то же время, за ним сейчас незримо вся Родина, все государство, с его церквями, пушками и пулеметами, и понял он, что вероятнее всего сейчас придётся ему умирать, коли он вмешается. В то же время нахлынуло на него такое чистое и светлое чувство любви, и сострадания к этому, в общем-то неизвестному и чужому, ребёнку, что он принял единственно верное решение.

– Что ж, поиграем в индейцев, – мелькнула несуразная мысль, и Андрей снова взглянул в окно и отпрянул: поджидавший его преступник, рубанул топором по окну, пытаясь задеть его, и так несколько раз, затем увидев милиционера, нелюдь, с силой метнул в него топор, пролетевший над головой Андрея.

Рванув из кармана баллончик милицейской «Черемухи», Соколов распылил у разбитого окна слезоточивый газ, и воспользовавшись тем, что преступник отошёл от окна, пробивая собой стекла и разбиваясь в кровь, Андрей запрыгнул в комнату. Ошалевший от такой неожиданности, Левичев бросил младенца на кровать и схватил в руки нож и отвертку.

Вот где Андрею пригодились знания и навыки рукопашного боя! Вложив всю силу и ярость в одном коротком прыжке, приемом контактного каратэ – коротким ударом ноги в лицо, Соколов «выключил» несостоявшегося убийцу и одел на него наручники.

Посмотрев на ребёнка и убедившись, что он жив и здоров, Андрей закутал кроху в простынку, которая стала краснеть от его крови, и передал ребёнка в руки, не верящей в произошедшее спасение его матери.

Уже усаживая очнувшегося преступника в УАЗ, Андрей услышал сирены сразу нескольких спецавтомобилей, подъезжающих к дому.

– Бронежилеты не потребуются, отдыхайте, – устало заметил лейтенант милиции.

– Это кто должен тут отдыхать? – забасил знакомый голос, и Андрей узнал, что сам начальник РОВД полковник Ужиков лично пожаловал на место происшествия.

– Так, пропустите-ка, меня к герою, – шуганул своим басом и полковничьими звездами на погонах начальник, собравшихся рядом с участковым, бойцов ОМОНа и местной Печаткинской группы захвата.

Соколов привычно козырнул начмилу, и готовился было доложить по всей форме, но Ужиков прервал его: – Знаю, знаю, но ты только скажи мне, почему ты не выполнил приказ не вмешиваться ни во что, и ждать нас?

– Я доложу вам, товарищ полковник, в форме рапорта, – попытался оправдаться Андрей, – нельзя было терять ни минуты.

– Ну ладно, ты это у меня брось, рапортами раскидываться, писатель нашёлся, – взглянул на него Ужиков, а затем смягчился, – впрочем, ты молодец, завтра же на тебя начальник отделения составит рапорт о твоём поощрении, заслужил, можешь возвращаться к несению службы!

– Есть! – коротко козырнул Соколов.

Действительно, по прибытии дежурный буквально завалил Соколова, как старшего по автопатрулю всякой мелочёвкой: семейными скандалами, и прочей бытовухой, но как бы ни было, время дежурства подходило к завершению, как вдруг рация на «патрульке» ожила: – Тридцать девятый, тридцать девятый, ответь первому!

– Слушаю, – ответил водитель.

– Так, принимайте ориентировку, на улице Стаханова черный джип «Чероки» государственный номер три шестерки, совершил наезд на пожилую женщину, которая сейчас в больнице, примите меры к задержанию, разыскиваемый автомобиль может находиться в вашем районе!

– Ох, ничего себе! – выдохнул водитель, – Это же авто самого мэра Гадецкого, друга начальника нашего РОВД, интересно, как это дежурный не испугался?

– Не робей, Петруха, прорвёмся, – пошутил Соколов, затем вмиг посерьезнел, под конец смены, такая гадость прёт…

Впрочем, верна пословица: на ловца и зверь бежит, так и в этом случае, буквально через пару минут, навстречу им показался черный мэрский «Чероки» со всеми джиперскими «прибамбасами» на кузове.

– Юра, тормози, будем брать! – коротко приказал Соколов и выпрыгнул из машины, УАЗ остановился, завораживающе подсвечивая темноту включенными мигалками.

Встав посреди проезжей части, Андрей, поднял руку с гаишным жезлом, останавливая джип, который казалось, и не думал останавливаться, мигая светом дальних фар, требуя уйти, но милиционер и не думал уходить с дороги.

Недовольно фыркнув двигателем авто остановилось.

Подходя к джипу, Андрей заметил на машине явные следы ДТП, ревуче зажужжал стеклоподъемник, открывая окно в «хлам» тонированного джипа.

– Лейтенант Соколов! Предъявите ваши документы! – сухо представился и потребовал Андрей.

В ответ из прокуренного салона машины протянулась холеная рука, с золотыми кольцами с крупными бриллиантами на пальцах, которые вертели красные депутатские корочки.

– Выйдите из машины, – был неумолим Соколов.

– Ты знаешь, ты хоть догадываешься, с кем ты связался, сявка милицейская? – запинаясь в словах, прошипел водитель из машины, и из джипа кое-как вылез сам градоначальник, мэр и депутат Гадецкий.

Так и есть, пьяный, лыка не вяжет, моментально определил Соколов и вежливо предложил чиновнику: «Пройдёмте в наш автомобиль!»

– Я тебе пройду, ты у меня сам сейчас пройдёшь, – заугрожал, заупрямился мэр, потом вспомнил что-то, – так твой начальник Ужиков на месте? Впрочем, знаю без тебя, на месте! Хорошо пойдем, но боюсь, ты завтра в моем городе работать уже не будешь! Понимаешь, мент? Нигде и никем!

Прервав грозные тирады, «слугу народа» все-таки доставили в РОВД, где Соколов с водителем написали подробные рапорта о задержании мэра города и района.

Не прошло и полчаса как Соколов был вызван к начальнику РОВД, где в кабинете начмил был отнюдь не в грустном состоянии, а даже в приподнятом, на что указывали пара пустых бутылок водки и остатки снеди на столе, в пепельнице дымились несколько дорогих сигар.

– Так герой, допрыгался? – грозно вопрошал Ужиков, – Ты чего, охренел? Мэра задержал, у нас не кино, где ковбои в справедливость играют, да по окнам скачут, дежурного я уже наказал, водитель твой рапорт уже отозвал, остался ты на закуску, ну и что делать с тобой прикажешь?

– Я не совершал ничего! – упрямо мотнул головой лейтенант, – Прошу по моему рапорту принять меры!

Вдруг начмил улыбнулся: – Да ты пойми, дурья твоя голова, мэр уже обо всем позаботился, потерпевшая претензий не имеет, сам факт ДТП под вопросом, тебе что, больше других надо?

– Прошу принять меры по моему рапорту, – был неумолим участковый.

– Ну что с тобой поделать? – продолжал улыбаться Ужиков, – Пойми, ты у нас на самом лучшем счету, пора расти, со временем мое место займешь, да и по твоему вечернему задержанию у руководства есть мнение, представить тебя к государственной награде, а это сам понимаешь, медаль или даже орден! От тебя требуется одно, быть в команде, а рапорт – забрать, не было его, твоего рапорта, понимаешь!

– Прошу вас принять меры по моему рапорту, – был не подкупен Соколов, – при непринятии мер оставляю за собой право обращения в УВД области!

– Ах, так! В УВД? – зло выдохнул полковник, – Ну, хорошо, иди, только знай, ты у меня был лучшим, станешь худшим! Будем относиться к тебе беспощадно! Пошёл вон!

Соколов привычно козырнул, повернулся через левое плечо, и уже перед дверью остановился, посмотрел на полковника: – Мне стыдно, что я ношу такие же, как вы погоны. Такие как вы, забыли об офицерской чести!

– Иди отсюда, – устало махнул на него рукой начальник, – так ты ничего и не понял…

После этого действительно наступили у Соколова тяжелые времена, правда, он не унывал, с головой уйдя в работу.

Хотя разные «мелочи» действительно досаждали ему, вначале мэрия отказала в обещанной квартире его жене, как он ее называл Елене Прекрасной, затем без всяких объяснений и причин отказали в служебном жилье и ему, а это было весьма обидно и болезненно, потому как квартиры достались более молодым сотрудникам. Хотя многие сотрудники РОВД и одобряли позицию Соколова, но делали это в тайне, опасаясь мести руководства.

А работы действительно хватало: это и дела по участку, ведение уголовных дел, по дознанию и следствию, да и пропащие «потеряшки» не давали покоя.

Вот на днях поступило заявление от Васнецовой, что ушли в лес за ягодами и запропали аж семь человек сразу: две бабушки, дышащих на ладан, да пятеро их малолетних внучат, заявление как всегда припоздало, поэтому участковый со своей добровольческой внештатной командой из неравнодушных милиционеров, горожан, селян, лесников, дневал и ночевал в лесах, да и на болотах, иногда приходя к ночи домой, по уши грязный, весь в болотной тине, не хуже лешака.

Ночью, у себя на частной квартире, печатал материалы уголовных и розыскных дел, в то время, когда кроткая и добрая жена, ночью стирала ему форму и подшивала дела, а дети, не видящие отца, давно спали.

Потому что времени в часах у Соколова было двадцать четыре, как у всех, и его, времени то есть, ему как раз и не хватало…

Розыск – оно дело понятное, людей надо спасать, но вот поди ты, найди сперва этих людей, легче иголку в стоге сена найти.

А так помощников много у него было по поиску пропавших, по пропаже бабушек и детей, пришлось ему самолично даже в храм, что на Николиной горе, в лесу стоит, приходить.

Объяснил все обстоятельства пожилому священнику, мол, в колокола бейте, и молитву творите, на что служитель церкви испытывал: «А, сам то ты в Бога веришь, есть ли Бог в тебе, коли за такое дело взялся?»

– Не знаю, – оробел вдруг участковый, – хочу верить в самое доброе, чистое, что есть Он в людях.

– Хорошо, – улыбнулся по отечески так священник, – за пропавших все будем молиться, и в колокола ударим, раз просишь, только и ты не робей, проси у Бога помощи в работе своей!

Уже на третий день безрезультатных поисков, удалось-таки Соколову выпросить у местного авиаотряда старый «МИ-8» на часок, пилоты вошли в положение, и старый вертолет, нарезая круги, барражировал и глушил горючее над бескрайней Вологодской тайгой под тревожно-набатное пение церковных колоколов.

Именно в тот час Соколов мысленно молился о нахождении пропащих и избавлении их от гибели.

Была ли это молитва, участковый не знал, слова лились как быстрый лесной ручей, и были чистыми и прозрачными, как колодезная вода, и до того его, наверное первая, по-юношески чистая молитва была горяча, что даже слезы беззвучно катились из его усталых глаз.

И надо же было такому случиться, что когда он отправил свой вертолет восвояси, именно он со своей группой, практически в течение часа, нашел и вывел из леса всех заплутавших!

Поразило то, что когда людей вывели из леса, старые женщины, увидев скопления людей-добровольцев и различную технику, бухнулись на колени и славили Господа за свое спасение и спасение детей, возносили молитвы во славу спасавших!

Впрочем, когда терялись большие группы людей, все было гораздо проще, легче выделялась запрашиваемая техника и люди.

Совсем другое дело, если пропадали в лесу один или два человека, особенно если в районе было несколько случаев одновременного исчезновения.

Так произошло и в случае с пенсионеркой Серовой, которая убрела с малой внучкой по ягоды, в леса, да на болота, и как говорится с концами.

А в районе и другие «потеряшки» не ждут, вот и приходилось едва ли не одновременно, крутиться и успевать.

Приходилось делить группу надвое, а самому искать людей и в одиночку.

Так и по Серовой, нашел старую пенсионерку и ее внучку участковый, тогда, когда она и ходить то не могла, как и ребенок.

Смастерил он подобие слег-жердей, положил ее на лесные импровизированные носилки, ребёнка подвязал, типа люльки, на грудь, жерди себе на плечи и понес.

По сырому болоту, проваливаясь по пояс в холодной воде, а кое-где вода доходила даже до груди, где то вода отступала, и трясина была похожа на гигантскую растянутую перину, по которой, раскачиваясь, идешь, не зная какой шаг станет последним.

Жерди больно впивались в плечи участковому, но кому тут пожалуешься?

Взялся за гуж…

Уже при подходе к городу оживала рация в кармане, лейтенант вызывал «Скорую», которая подъехав к распаханному полю, не поехала дальше, на недоуменный вопрос в «дежурку», в чем дело, «дежурный» пояснял, машина у медиков помыта, колеса боятся загрязнить, выноси сам.

Что ж делать, Соколов выносил, как же, внук фронтовика-комбата, дед его еще с измальства воспитывал, с ним же его роднил, такой же, как у его деда тягучий окопный кашель, приобретенный в лесах да на болотах.

Хотя бывали разные дела.

Розыск пропавших дело добровольное, так вот и Андрей объяснял своим, что мол орденов и медалей на этом деле не заработаешь, мы людей спасаем.

Иногда удивлялся, когда на поиске, ребята, прошедшие горячие точки и войну, «ломались», когда предстояло выносить с лесной местности разложившиеся останки погибшего без вести пропавшего, отказывались нести, и тогда участковый беззлобно хлопая кобуру верного «ПМ», выносил пропавшего на себе.

Ведь понятно, не тридцать седьмой год, не заставишь, дело добровольное!

Иногда до такой поры ломало Андрея от усталости и тяжести перенесенного, что прикорнув на часок в лесу, он видел дивные, то ли сны, то ли видения, и виделся ему чудесный сад, весь поросший и благоухающий розами, в прекрасном водоеме, радовали взор водяные лилии и лотосы, и сам Христос шел к нему, с кроткой радостной улыбкой, и еще снились ему мать его, Мария, и бабушка Анна, словно будившая его своим певучим окающим вологодским говорком: – Робить, Андрюша надо, робить, вставай, робота тебя ждет…

После этого зачастую, деревенские мальчуганы заявляли ему: – Дядя милиционер, а вы светитесь, словно бы солнышко взошло над вами.

И что интересно, в эти моменты чувствовал Андрей на душе и теле удивительную благодать и спокойствие.

Впрочем, и на своей чисто милицейской работе случались удивительные вещи, которые он собственно приписывал везению.

Возвращаясь с дежурства, безоружным, на попутном бортовом ГАЗике, и видя в центре города агрессивного пьяного с карабином в руках, от которого в ужасе шарахались женщины и дети, Андрей давал команду водителю грузовика включить все сигналы, выезжать на тротуар и, пугая внезапной психической атакой преступника, в прыжке обезоруживал негодяя.

Как-то в ночной группе, буквально случайно, отлавливал в ночной погоне безумного типа, с радиоактивным контейнером и желанием через очистные сооружения водозабора отравить целый город!

Естественно, Соколов не считал это за подвиг, не считал он и за подвиг, когда до прибытия пожарных расчетов, спасал с нарядом ППС людей из горящего двухэтажного дома, да так, что потом удивлялся, собственной везучести – сам целехонек, лишь форменная рубашка в копоти от дыма и дырках от огня. Не считал он за подвиг, когда попутно, типа михалковского дяди Степы, спасал тонущих на льдине детей, и в этот же день, выдергивал из-под колес поезда падающую девчушку.

Хотя конечно придирки чиновников в погонах весьма огорчали его, так над ним смеялись его начальники, говоря, других спасал, а сам даже без квартиры, пусть твои спасенные походотайствуют за тебя! Нечего не своим делом заниматься, блин, белая ворона!

Хотя когда работал Соколов чисто по охране правопорядка, удивлялся он, вот такие разные есть люди.