– Нас ждет машина, – лаконично сообщил он, поймав вопросительный взгляд ее покрасневших глаз.
Мари была раздавлена, дезориентирована, она потеряла всякое ощущение пространства и времени… По сути, в эту минуту ей было все равно, куда и с кем идти. Ледяной холод, комом застывший в груди, продолжал расти.
Погрузившись в свое безысходное состояние, она почти не реагировала на окружающие события. Салон автомобиля, мелькание уличных огней за тонированным окном – все это скользило по периферии сознания, не проникая в разум, и очередной раз она очнулась лишь в момент, когда ее вежливо пригласили выйти.
Выбравшись из уютного сумрака пропахшего искусственной кожей автомобильного салона, Мари подняла взгляд и поняла, что стоит на площади перед претенциозным зданием ультрасовременного небоскреба, по фасаду которого в сгущающихся сумерках то и дело пробегала ослепительная надпись:
Корпорация «Дитрих фон Браун». Межпланетные перевозки, колониальные проекты, разработка внеземельных рудных месторождений.
– Нам сюда, – ее провожатый ненавязчиво взял Мари под руку и повел к входу в здание.
Помещение, куда привели Мари, напоминало стандартный офис, только очень больших размеров. Посередине стоял Т-образный стол, вдоль него выстроились вращающиеся кресла со встроенными в подлокотники мини-компьютерами. Два более внушительных терминала занимали все пространство от пола до потолка, располагаясь с таким учетом, чтобы с председательского места можно было свободно дотянуться рукой до их рабочих панелей.
Сейчас тут находились четверо.
Один из них нервно мерил шагами толстое, поглощающее звук покрытие пола, второй курил, стоя у приоткрытого окна, третий просматривал электронные документы, поступающие на монитор компьютерного терминала, а четвертый просто сидел, сцепив руки в замок, и с мрачным видом глядел перед собой, погрузившись в тяжелые раздумья.
Мари мгновенно узнала его. Это был Майлер фон Браун – нынешний глава корпорации.
Дверь тихо клацнула, затворяясь за провожатым, и все присутствующие невольно повернули головы на звук.
Фон Браун встал. Они когда-то встречались, мельком, на одном из приемов, куда брал ее отец.
– Мария… – его голос прозвучал глухо в ватной тиши кабинета, – я попросил привезти тебя сюда, чтобы лично выразить свои соболезнования. Твой отец значил для нас очень много, и мы…
Терминал, расположенный справа от кресла главы корпорации, вдруг издал серию тонких тревожных сигналов. Дейвид Мошер, вице-президент корпорации, которого Мари также знала в лицо, молча покосился на экран. Протянув руку, он отключил зуммер, но плавное течение скорбной речи Майлера уже было безнадежно скомкано.
Мари вдруг ощутила смертную тоску. Все происходящее казалось фарсом на фоне обрушившейся на нее утраты. Они не могут так говорить об отце, не могут соболезновать ей, потому что сами не испытывают и сотой доли той потрясенной скорби, которая ледяным комом застыла в ее груди.
– Как это произошло?.. – Она нашла в себе силы задать этот вопрос, хотя каждое слово давалось с трудом, а пересохшее горло казалось шершавым, как кусок наждачной бумаги.
– Это был несчастный случай, – ответил Майлер, взяв со стола тонкую прозрачную папку.
– У него отрезана голова… – тихо произнесла Мари.
Фон Браун вздрогнул, но это была лишь мгновенная, тут же подавленная усилием воли слабость.
– Там, на заводе, произошел взрыв, – негромко проговорил он. – Кроме твоего отца, пострадали еще несколько десятков человек, и некоторых из них действительно пришлось собирать по кускам… – Он осекся, заметив, что силы вот-вот покинут измученную Мари, и не стал продолжать – просто протянул ей папку.
Она взяла ее похолодевшими, дрожащими пальцами.
– Там официальный отчет, все необходимые тебе документы и кредитная карта… – Он скорбно вздохнул. – Твой отец проработал в корпорации двадцать лет, и мы не хотим, чтобы ты нуждалась хоть в чем-то.
Мари не нашла сил ни на возражения, ни на благодарность.
Наступила неловкая пауза. Тишина казалась тягостной, осязаемой.
– Если тебе что-то понадобится, обратись к моему секретарю, вот визитная карточка. Мы все сделаем, уверяю тебя.
Мари машинально кивнула. Ей не хотелось находиться тут. Она не понимала, почему принесенные этим человеком соболезнования так сильно ранят ее и, вообще, отчего проявленное к ней участие причиняет боль?.. Трудно было дышать… Ей хотелось выйти отсюда на воздух поскорее, поэтому она взглянула на фон Брауна, с трудом заставила себя кивнуть и пошла к двери.
– Почему вы не сказали мне сразу?.. – уже находясь на пороге, задала она свой последний вопрос.
Очевидно, Майлер фон Браун ждал чего-то подобного и потому ответил, не задумываясь, заранее заготовленной фразой:
– Мы не хотели обрекать тебя на муку полуторамесячного ожидания, пока корабль с телами погибших возвращался на Землю.
Формулировка была гладкой, обтекаемой, дежурной, но у Мари уже не осталось сил на уточняющие вопросы.
Дверь за ней закрылась, тихо клацнув старомодным замком.
Фон Браун несколько секунд смотрел на затворившуюся дверь, потом резко обернулся.
– Ну? – Его взгляд неприязненно скользнул по терминалу компьютера. – Что там еще стряслось?
– Мы только что потеряли связь с автоматикой атмосферного процессора, расположенного в пятнадцати километрах от эпицентра, – ответил ему Дейвид Мошер.
– Черт… – Майлер вернулся в свое кресло. – Толмачев, почему это происходит?!
Человек у окна медленно обернулся. Сигарета, зажатая между пальцами, курилась сизым дымком. Столбик пепла упал на дорогое покрытие и рассыпался кучкой праха, но Анатолий не заметил этого.
– У меня нет комментариев, господин президент, – наконец глухо произнес он.
– Почему? – Фон Браун продолжал сверлить его тяжелым взглядом.
Анатолий несколько секунд медлил с ответом, но потом все же решился высказать правду:
– Я занимаюсь не своей работой, – пояснил он. – Прошло две недели, как я принял дела от покойного Френка Лаймера, но большую часть времени меня заставляли лгать и изворачиваться перед прессой.
– А кто должен это делать?! – вступил в разговор молчавший до сих пор Ганс Бюрге, пресс-секретарь корпорации, все это время расхаживавший по кабинету. Он остановился напротив Толмачева и внезапно ткнул его пальцем в грудь. – Вы несете ответственность за пятьдесят шесть жизней и не пытайтесь увильнуть от этого!
Дейвид Мошер с интересом обернулся. Тучный, низкорослый Бюрге никогда не вызывал у него особых симпатий, а сейчас казался вовсе отвратительным. Нужно будет запомнить, что он первым начал поиск козла отпущения в заваривающейся на глазах каше…
На лице Толмачева поверх бледности выползли пунцовые пятна, но Бюрге продолжал давить его пальцем в грудь.
– Меня рвут на куски эти шакалы из прессы, они хотят крови, а что я им должен ответить?! – напирал он. – Без комментариев?! Пятьдесят шесть трупов – без комментариев?! – Голос Бюрге вдруг сорвался на визг.
– Я не несу ответственности за взрыв на заводе! – огрызнулся Толмачев.
– Ну-ка заткнитесь, оба! – рявкнул на них Майлер.
В кабинете мгновенно наступила мертвая тишина.
Бюрге, который поперхнулся готовой слететь с губ фразой, так и остался стоять с открытым ртом, глядя на главу корпорации, и в его влажном взгляде угадывались два чувства: страх и неприязнь.
За двадцать пять лет Ганс успел поработать с тремя фон Браунами, не считая нынешнего и его жены Кейтлин, которая руководила корпорацией всего два года. Уживаться с людьми, удерживающими в руках бразды правления доброй половиной Европейского континента, всегда было нелегко, но Майлер, по мнению Бюрге, своей жесткой деловой бескомпромиссностью переплюнул всех своих предшественников, вместе взятых.
Нынешний глава корпорации ошибочно именовался в прессе представителем десятого поколения знаменитой фамилии, на самом деле он не был прямым потомком Дитриха фон Брауна, основавшего корпорацию в конце двадцать первого века, а унаследовал бразды правления десять лет назад, получив их от своей жены после громкого краха проекта «Европа»…
Бедная Кейтлин, подумал Бюрге, ежась под тяжелым взглядом Майлера. Все эти годы он в таких ситуациях вспоминал почему-то именно ее – бездарную и безвольную, заведшую корпорацию в тупик и поставившую ее на грань банкротства…
– Я вызвал вас сюда, господа, не затем, чтобы слушать взаимные нападки, – нарушил его мысли голос Майлера. – А ваше нытье, Бюрге, мне просто осточертело.
– Но погибшие, господин фон Браун… Их семьи, общественность…
– Меня не интересуют трупы, меня интересуют деньги! – мрачно произнес Майлер в своей обычной резкой и лаконичной манере, которую неискушенные оппоненты часто воспринимали как недалекий цинизм. – Те деньги, которые вбиты мной в колониальный проект! – продолжил он свою мысль. – Мне надоело выслушивать статистику убытков и перечень мелких катастроф, будто на Марсе нами построена не колония, а карточный домик, который вдруг начинает расползаться и рушиться у всех на глазах! В чем причина, господа? Кто может разумно объяснить мне происходящее?
Толмачев почувствовал, что взгляд фон Брауна опять направлен на него.
– Техника выходит из строя под внешним воздействием, – не поднимая головы, ответил он. – Все началось с необъяснимого взрыва на заводе, и теперь, если взглянуть на динамическую карту, то станет очевидно – зона, где происходят внезапные поломки и катастрофические разрушения, расширяется в виде окружности со скоростью от ста до трехсот метров в сутки. Из-за приказа об изоляции очага поражения и режима строгой секретности я не смог получить ни одного образца неисправной техники для серьезных исследований…
После его слов в кабинете на некоторое время установилась тишина, нарушить которую решился Бюрге:
– Господин президент, мне нужны четкие указания, какие сведения я могу предоставлять прессе?
Поймав тяжелый взгляд фон Брауна, Ганс мысленно пожалел о своей инициативе и поспешил добавить:
– Они действительно рвут меня на части, сэр… Я не понимаю, зачем мы вообще дали ход информации по катастрофе, неужели ее нельзя было замять на месте?
Вместо фон Брауна Гансу ответил Мошер:
– Бюрге, ты, верно, забыл, что взрыв произошел на границе с сектором концерна «Новая Азия»? – напомнил Дейвид, вертя в пальцах дорогой портсигар. – Они подняли вой, и мы были вынуждены протащить тела погибших через земной карантин, чтобы убедить всех, что произошла обычная промышленная катастрофа. – Он поднял взгляд на Бюрге. – Вот и действуй соответствующим образом, Ганс. Никаких комментариев относительно сегодняшнего положения дел, – там произошел промышленный взрыв, виновные будут выявлены и наказаны в ходе внутреннего расследования. Корпорация приносит соболезнования и выплачивает компенсации семьям погибших. Все остальное – без комментариев, понял?
– Да.
– Вот и хорошо. Теперь я хочу выслушать тебя, Анатолий. – Мошер, решив взять инициативу в свои руки, обернулся к новоиспеченному главному инженеру корпорации. – Твои обиды и недоумения мы поняли. Больше тебя не будут привлекать для общения с прессой, – пообещал он. – Сейчас меня интересует, что ты узнал, изучая материалы, оставленные покойным Френком? Неполадки начались за два месяца до этого взрыва, и он, насколько я знаю, отправился на Марс, чтобы лично проверить какие-то свои гипотезы. Ты изучил его бумаги?
– Да.
– Что ты понял из них?
На лице Анатолия отразилась мгновенная борьба чувств.
– Я не люблю делать скоропалительные выводы, – наконец произнес он. – Френк предполагал, что сбои в работе автоматики связаны с микроскопическими чужеродными вкраплениями, которые были обнаружены в энергоемких узлах, там, где присутствуют сильные магнитные поля. Серебристые пятна неправильной формы толщиной от миллиметра до нескольких микрон – вот все аномалии, которые удалось зафиксировать до взрыва. Среди рабочих это явление успело получить свое название: ртутная плесень. Некоторое время пятна просто соскабливали с кожухов генераторов, не придавая им должного значения. Френк в своих заметках полагал, что эти пятна являются результатом жизнедеятельности неких неизвестных науке микроорганизмов, которые разрушают или каким-то образом преобразуют металлы, что, в свою очередь, приводит к поломкам механизмов.
– Поэтому он решил вылететь на Марс? – неприязненно предположил фон Браун. – Хотел совершить открытие?
– Не знаю, – развел руками Анатолий. – Я думал, его командировка была санкционирована…
– Ладно, – перебил его Мошер. – Это уже не твой вопрос. Если причиной взрыва на перерабатывающем комплексе явилось разрушение защиты генераторов, то как мы можем защитить уцелевшее оборудование и остановить распространение аварий?
Толмачев нервно передернул плечами.
– В своих записях Френк особо акцентировал внимание на том, что плесень появляется в местах, где явно присутствуют высокие энергии. Мне кажется, что в свете сегодняшней ситуации спасти положение может только полное отключение всех действующих систем. Мы теряем жизненно важные узлы управления, из-за этого происходит разрушение исполнительных коммуникаций. Если сейчас, немедленно отключить оборудование нашего сектора колонии, то можно спасти семьдесят процентов капиталовложений, но это чисто техническая рекомендация. – Он посмотрел на фон Брауна, который внимательно слушал его.
– Сэр, мы не можем вести дело таким образом, – возмутился Бюрге. Он резко обернулся, посмотрев на Толмачева так, словно там стоял не человек, а злой демон. – Корпорации «Дитрих фон Браун» принадлежит большая половина всей планетопреобразующей техники и систем контроля за атмосферой Марса! Их замораживание приведет к гибели огромного количества людей, ведь мы не сможем эвакуировать оттуда более тысячи человек в месяц!
Майлер фон Браун слушал этот диалог, больше похожий на перебранку, продолжая тяжко размышлять о своем.
Десять лет назад он принял корпорацию от своей жены Кейтлин в плачевном состоянии. Все основные активы находились в тот момент в проекте «Европа», который, вероятно, казался его предкам беспроигрышной аферой, но жизнь рассудила по-своему, проект провалился, и ему пришлось буквально по миллиметру вытаскивать крупнейшую корпорацию Европейского Союза из финансовой пропасти. Воспоминания тех лет были слишком болезненны и поучительны, чтобы он мог позволить себе еще раз потерять основную часть активов. Здесь в игру вступали такие деньги, на фоне которых резко обесценивалось все, вплоть до человеческих жизней, и он понимал, что действовать нужно резко и решительно, пусть и болезненно.
– Что мы реально имеем на сегодняшний день? – так и не придя к конкретному мысленному решению, спросил он.
Анатолий понял, что отвечать опять предлагают ему.
– Зона поражения с заводом в ее эпицентре локализована и составляет окружность радиусом в двадцать километров, – сообщил он. – Ежедневно на три километра в глубь этой территории производится
О проекте
О подписке