Глава 2

Пригоршню так прозвали, потому что он старые вестерны очень любил. И в былые времена, еще до того как мы подружились, на вопрос, за сколько на дело подпишется, неизменно отвечал: «За пригоршню долларов», а если предлагали конкретную сумму, которая его устраивала, говорил: «Ладно, но только если ты добавишь на несколько долларов больше». Теперь-то он уже так не говорит, подрос. Хотя ковбойскую шляпу до сих пор носит, несмотря на то что по лесу неудобно в ней, поля за ветки цепляют.

Почему-то мне все это вспомнилось за мгновение до того, как он выкрикнул:

– Поворот, Химик!

Я крутанул руль так, что показалось – сейчас машина развалится на части. Просев на левый бок и чуть не встав на два колеса, грузовик развернулся, следуя изгибу земляной дороги. Справа открылся вид на башню, и я различил шевеление среди развалин, беспорядочное движение, будто отовсюду из-под земли лезли огромные муравьи – потом их скрыл сарай-развалюха.

– Там что, крысы?! – заорал я.

Вместо ответа он сорвал с плеча «Грозу», высунулся наружу – стекло в дверце было разбито, – но стрелять не стал. Я обеими руками сжимал руль, норовивший выпрыгнуть из пальцев.

– Оно их перед собой погнало! – выдохнул напарник, плюхаясь обратно на сиденье. – Понимаешь? Это как от выброса…

Бросив взгляд в испещренное трещинами зеркало заднего вида, я невольно сморщился. Оно исчезло из виду, оставшись где-то позади, но ландшафт оживал. Из всех созданий Зоны я больше всего не люблю крыс. Не переношу их. Это, наверное, фобия, да только здесь не водятся психиатры, чтобы от нее избавиться. Мерзость, мерзость, мерзость! И мерзость эта бежала от водонапорной башни, серый шевелящийся вал преследовал нас.

– Поворачивай! – заорал Пригоршня, и я вновь крутанул руль, на этот раз влево. Впереди был большой сельский дом; мы пронеслись мимо, своротив покосившуюся ограду, чуть не зацепили бортом колодец, но все же миновали и это препятствие – и вылетели на огород.

– Кабан!

Я уже и сам увидел: мутант размером с новорожденного теленка, черный и косматый, бежал по грядкам, взрывая землю острыми копытами. Грузовик вильнул, едва с ним не столкнувшись, снес другую ограду, перепрыгнул через выгребную яму, и мы очутились на площади.

Чернобыль – городок небольшой, но центральная площадь у него приличная, с кинотеатром и памятником Ленину. Двигаясь от развалин, мы успели пару раз повернуть, теперь башня была не точно позади, а где-то слева. С той стороны на площадь накатывала волна крыс, среди которых мохнатыми холмами возвышались кабаны. Прав Никита, это что-то вроде гона: обезумевшее зверье несется со всех ног – и не только страх им владеет, но и кровожадная ярость, неистовство, поэтому оно бросается на все живое, что попадается на пути, сгрызает его и несется дальше, пока силы окончательно не иссякнут.

Мотор заглох возле кинотеатра. Но я не сразу понял, что произошло: пялился на бегущих к нам крыс, замерев, будто кролик перед удавом.

– Все, встали! – проорал Пригоршня мне в ухо и сильно пихнул в плечо, так что я чуть не вылетел из кабины. – Вылазь!

Крысы приближались – сотни существ, охваченных паникой, – и волна их вот-вот должна была захлестнуть грузовик.

Сунувшийся между мной и рулем Пригоршня распахнул дверцу, выставил в нее «Грозу» и шмальнул из подствольника.

Сорокамиллиметровая граната «ВОГ-25» взорвалась, полетели ошметки плоти. Не только крысиной – там были и псы, слепые чернобыльские мутанты, бегущие вместе с грызунами. Напарник второй раз толкнул меня и наконец выпихнул из кабины. В последний момент я машинально попытался ступить на подножку, но подошва ботинка соскользнула, и я рухнул на асфальт, сильно приложившись лбом.

В голове будто что-то лопнуло, от удара наваждение прошло. Я встал на колени и рванул автомат с плеча. Страх все еще хлестал мозг шипящими ядовито-красными плетьми, но теперь я мог действовать. Крысы с псами были прямо передо мной, всего несколько метров разделяло их и грузовик. В этот момент выбравшийся на капот Пригоршня начал стрелять, и я последовал его примеру.

Визг, хруст, вой! Когда я повел стволом в сторону, взметнулась красно-коричневая волна, состоящая из крови, мяса и раздробленных пулями костей. В сплошном крысином фронте образовалась полукруглая выемка; они стали обтекать нас, но не окружать, потому что за грузовиком было здание кинотеатра. У меня автоматные рожки модифицированные, расширенные, в каждом не по тридцать, а по сорок пять патронов помещается, рожков всего семь. И еще пистолет, но от него сейчас пользы немного…

Патроны закончились, я потянулся к сумке на ремне. Пригоршня сверху выкрикнул:

– Назад! Отступай, прикрою!

Как только один из нас прекратил огонь, волна крыс нахлынула, выемка стала распрямляться, исчезая.

– Назад давай! – он схватился за «Кипарис», широко расставив согнутые ноги, и, наклонившись вперед, начал стрелять с двух рук, едва удерживая тяжелую «Грозу».

Упав, я прокатился под грузовиком, ударился плечом о ступень, протиснулся над нею и вскочил. Теперь машина скрыла меня от крыс. Пригоршня все еще стоял на капоте, а я, успев перезарядить автомат, метнулся к дверям и с разбегу высадил их. Повернулся, заорал, стараясь перекрыть грохот автоматов: «Сюда, сюда давай!» – и тут грузовик качнулся.

Словно по другую сторону в него врезалось что-то большое. Или кто-то. Но не крысы ведь?! Слепые псы тоже на такое не способны. Даже тысячи в панике убегающих грызунов, пусть это местные мутанты, не могут перевернуть машину – но она вдруг перевернулась!

Я все равно не увидел, кто именно опрокинул ее, успел заметить лишь, как Пригоршня падает с капота, а потом машина надвинулась, скребя бортом по граниту, и я спиной влетел в холл кинотеатра, чтоб не раздавило.

Стало темнее: тент грузовика закрыл двери.

– Никита! – выкрикнул я и побежал вдоль стены. Окон в ней не было, висели выцветшие плакаты каких-то древних фильмов с названиями «Экипаж», «Пираты ХХ века», «Безымянная звезда»… Дальше были окошки касс и другие двери.

Я повернулся, чтобы возвратиться к грузовику, одновременно раскрывая контейнер на поясе, собираясь пробить тент, ведь надо было как-то впустить напарника сюда, если, конечно, его не раздавило о ступени, что, скорее всего, и произошло, – но тут брезент прорвался сам собой, и поток зверья хлынул в холл. Сжав пальцы на том, что лежало в контейнере, я метнулся в обратном направлении. «Администратор»… «Кафе»… Ударившись всем телом о дверь с надписью «Вход в зал», влетел внутрь, поскользнулся, чуть не упал, выпрямился и замер, стоя спиной к экрану, глядя на ряды, ряды, ряды сидящих лицами ко мне фигур.

* * *

Издали зомби не всегда отличишь от человека. В конце концов, они из людей и получаются, из кого ж еще, хотя что с их мозгами происходит – лично я не знаю. Конечно, движения у них меняются, становятся дерганые, ломаные, но они даже разговаривают иногда, бывает, чушь несут, а бывает – вполне связно.

В первый миг у меня возникла мысль, что они смотрят фильм. В зале было полутемно, из квадратного окошка на противоположной стене лился белый свет… но именно белый, по нему не пробегали тени и волны. «Зрители» недовольно бормотали, заполняя помещение рокотом голосов, и одновременно стучали ногами по полу: раз… раз… раз… – будто выражая нетерпение. Я оглянулся: экран за спиной был озарен, то есть старенький киноаппарат крутился, хотя пленка в нем отсутствовала. Когда я возник на фоне экрана, зомби заворчали громче и начали подниматься – вот тогда-то я и понял, кто это. Несколько десятков их собралось в зале, они даже смогли запустить аппарат, повинуясь, должно быть, каким-то неявным воспоминаниям из прошлой жизни, – но и только.

Сразу дюжина страшил двинулась по проходам вниз, и одновременно в дверь, через которую я проник сюда, влился поток крыс.

Увидев, что в зале три двери – две внизу, по сторонам от экрана, и третья вверху, слева от последнего ряда, – я бросился ко второму выходу. Заперто! Я обернулся. Визг, писк, топот лап… Крысы затопили уже треть зала; зомби спускались, и вот первый из них вступил в поток грызунов – сразу несколько крыс, подскочив, вцепились зубами в его икры и колени.

К тому времени я достал из сумки артефакт под названием «грави» и мясистую, влажную лозу волчьего зева, растения редкого и необычного. Обмотал ее вокруг сплюснутого комка, состоящего из остатков растений, земли, корней и коры – все это будто срослось под действием чудовищной гравитации, превратилось в сплошную стеклянистую массу.

Потому-то меня и называют Химиком, хотя, пожалуй, больше подошла бы кличка Алхимик. Я чувствую артефакты и могу сделать с ними такое, на что не способен никто. Как только лоза крест-накрест сдавила «грави», тот стремительно нагрелся в моей руке. Еще немного – и прожгло бы кожу, но я уже швырнул артефакт вперед.

«Бомба» упала примерно на середине площадки, которая разделяла экран и первый ряд. По опыту зная, что произойдет, я вцепился в массивную ручку двери. После удара о пол – первая вспышка: прозрачный фонтан бьет в потолок, и все вокруг содрогается, извиваясь. Я повис, держась обеими руками, параллельно полу; когда вспышка погасла, упал, но тут же вскочил и побежал вдоль стены вверх, мимо неповоротливых зомби.

А внизу образовалось то, что я называл гравитационной воронкой – хотя природу явления толком не понимал. Пол сломался, часть зала вместе с сиденьями провалилась, фундамент под кинотеатром просел с низким тяжелым скрипом. Я бежал не оборачиваясь, не видя, что там происходит, но примерно представляя. Третья дверь оказалась не заперта, за нею – короткий коридорчик и тускло освещенная будка киномеханика. Возле аппарата на корточках стоял древний, заросший пыльной паутиной зомби и тоскливо стонал, то и дело ударяя кулаками о пол. Вокруг валялись покореженные круглые железные коробки, растерзанные кинопленки – будто он пытался зарядить хоть одну из них в киноаппарат и, не в силах сделать это мягкими гнилыми пальцами, стал крушить, давить в ярости…

Пол содрогался: артефакт еще работал, кинотеатр опускался, нижняя часть зала сжималась гармошкой, расплющивая крыс и зомби. Зловещий киномеханик не обращал внимания на происходящее, он стенал и выл, широко разевая беззубый черный рот. «Грави» – штука не слишком мощная, даже когда входит в реакцию с волчьей лозой, но здание было совсем старым – того и гляди вся постройка сложится карточным домиком. Поэтому я, даже не успев кинуть взгляд сквозь квадратное окошко, в которое был нацелен киноаппарат, выскочил наружу и метнулся к двери на другом конце коридора.

И вовремя: та часть крыс, которая сумела избежать гравитационной воронки, была уже совсем близко.

За коридором оказалась короткая темная лестница, после еще одна дверь – и наконец я вновь очутился на открытом пространстве. Позади кинотеатра был крутой земляной склон и тропинка, вьющаяся между деревьев. Дальше тянулись улицы. Грузовик остался на другой стороне кинотеатра, а где Никита – неизвестно. Размышлять об этом не было времени, многоголосый писк, глухой лай и топот лап наполняли все вокруг: действие «грави» как раз должно было прекратиться, звери, скорее всего, заполнили кинотеатр и вскоре будут здесь.

Я побежал по дорожке, крепко сжимая автомат. Достигнув конца склона, где начинались первые дома, оглянулся – и увидел, как сплошной вал грызунов переваливает через вершину, катится вниз все быстрее, быстрее… Уродливые твари! Чувствуя, что паника вновь охватывает меня, пытаясь сопротивляться ей, помчался по улице, вылетел на узкий бульвар и тут был вынужден остановиться: навстречу неслась стая кабанов. Я полоснул их короткой очередью, оглянулся и бросился в сторону, влетел в распахнутую калитку – справа бурьян, слева дом с раскрытыми дверями, впереди крысы… Пришлось нырять в двери, на ходу перезаряжая оружие.

Миновав прихожую и коридор, я остановился. С подозрением посмотрел через плечо, повернулся из стороны в сторону – никого. Что такое? Почему они следом не… Огляделся вновь, водя стволом из стороны в сторону, готовый открыть огонь при малейшей опасности. Обычная кухня: плита, рядом газовый баллон стоит; дальше комната с облезлым диваном и старыми коврами, даже с телевизором черно-белым на тумбочке. В стене проем, занавешен тюлем. За ним, наверное, вторая комната. Прохладно, тихо и сумеречно. И спокойно вполне.

Я медленно пересек помещение, не опуская автомат. Возле телевизора – большого, с треснувшим кинескопом, над которым была пластиковая панелька с надписью «ГОРИЗОНТ», – стволом отвел занавес, заглянув во вторую комнату, вошел туда. Здесь уже совсем темно было, во всяком случае, мне так казалось, пока глаза не привыкли к освещению. На окнах занавески, а снаружи высокие лопухи шелестят, поэтому дневной свет внутрь почти не проникал.