– В той экспедиции ты и нашел что-то древнее, из времен до Погибели?
– Да. Сестра решила, что меня захватили в плен кочевые мутанты и пытали, поэтому я потерял память. Повезла меня обратно в Херсон-Град, но по дороге я вывалился из термоплана. Выходит, карлик расстался с Мирой, прилетел в Инкерман и все доложил Лонгину.
– Не то чтобы доложил… – начала она, и тут на край корзины села белуша. Сложила крылья, повернула уродливую голову, глядя на нас немигающим черным глазом-бусиной.
– Пошла! – Лада взмахнула руками.
Белуша захлопала крыльями и улетела. За разговором мы не заметили, как наступило утро.
Солнце поднялось над горизонтом, но высоко над землей было по-прежнему холодно.
Перегнувшись через борт, я разглядывал трещину на корзине. Из плетеной обшивки торчали лохмотья войлока – вот почему осколок брони не пробил стенку насквозь.
– Воевода вез меня в Инкерман, – сказал я, нагнувшись за флягой. – Стоило сбегать от него, чтобы прилететь туда же.
Лада молча смотрела вперед.
– Эй, – позвал я, облокачиваясь на борт. – Поешь, там кусок мяса остался.
В ответ она махнула рукой.
– Смотри!
Отпив, я повесил флягу на плечо, потер ушибленный бок и выглянул.
Правый склон Инкерманского ущелья состоял из трех уступов, рассеченных белой полосой водопада. Левый был почти отвесным, его усеивали мшистые островки растительности, среди них чернели входы в забои, под которыми приткнулись площадки из бревен.
Между этим склоном и уступами протянулись три пологие арки – знаменитые мосты Инкермана.
Они находились точно друг над другом. Расстояние между мостами было такое, что там спокойно мог пройти транспортный дирижабль, главное, не зацепить толстые электрокабели, провисавшие под арками. Кабели соединяли шахты в отвесном склоне и гудящие на уступах рядом с водопадом турбины-генераторы.
Со дна ущелья поднимались белые столбы пара – десятки, если не сотни гейзеров били там.
– Это и есть кварталы Инкермана? – Я показал на усеянные крошечными постройками уступы. – Три квартала, правильно?
Лада кивнула.
С возвращением в ущелье она переменилась, стала неразговорчивой, да и смотрела на меня иначе. Казалось, девушка о чем-то напряженно раздумывала.
Самым удивительным в открывшейся взгляду картине было сооружение далеко за водопадом, висящее прямо над ущельем. Поначалу казалось, что тяжелая конструкция парит в воздухе благодаря силе восходящих горячих потоков, но потом ветер разогнал серую дымку, обнажив громадный скальный выступ, наискось выпиравший из правого, населенного склона. На конце кривой скалы и стоял завод по добыче чензира, который гетманы выцеживали из воды в меловых бассейнах. Больше на Крыме никто не умел добывать чензир, потому-то жители ущелья так богаты. Инкерман – самый сильный клан на Крыме и, в конце концов, может подчинить себе всю гору. Кочевые племена слишком малы и плохо вооружены, многочисленные банды, рыщущие по равнинам, никогда не объединятся, а в Херсон-Граде даже нет своего войска, только ополчение, которое созывают при необходимости. До сих пор такой необходимостью становились редкие атаки банд или больших стай панцирных волков, но не крупная война. Против Инкермана херсонцам не выстоять.
Хотя ведь были с Мирой омеговцы. Откуда взялись солдаты-наемники в окружении моей сестры?
Ветер нес эвакуатор над ущельем, и я достал оптическую трубу.
Основание завода лежало на железных сваях, рядами забитых в скалу. На сваях – плиты перекрытия, а на тех галереи из вертикальных балок, между которыми стоит оборудование. К заводу под острым углом примыкала рельсовая ветка, вверх по ней катились вагонетки, заполненные размельченной в каменоломнях породой. С конца ветки они попадали на эстакаду, полумесяцем опоясывающую завод, пробегали по ней и ныряли в широкую трубу, которая насквозь пронизывала галереи. Примерно посередине к трубе было подвешено здоровенное железное корыто – бункер, из днища которого выходили три желоба.
Я подался вперед, поставив локти на бортик. Стенки бункера ритмично вздрагивали каждый раз, когда очередная вагонетка ныряла в трубу, протянувшуюся сквозь лес балок. Вместе с водой измельченная порода лилась по желобам в меловые бассейны между сваями под основанием завода. Вдоль бассейнов сновали люди, длинными шестами тыкали в мутную воду – наверно, прочищали дренажную систему, которую забивала щебенка. Похоже, трубы прячутся прямо в скале, по ним вода отводится на дно ущелья, там часть стекает в подземную речку, а часть уходит в гейзеры, возвращаясь в виде пара, которым гетманы отапливают свои жилища с наступлением холодных сезонов. Цикл, наверное, длится несколько дней, потом бассейны осушают и собирают накопившийся в нем чензир, который отделился от породы под действием воды.
Опустив трубу, я покосился на Ладу. Девушка с гордостью рассматривала ущелье и завод на скале – да, гетманам надо отдать должное, на Крыме больше никому не под силу создать такое. Сколько лет у них ушло на то, чтобы все это построить и организовать? И сколько рабов погибло на строительстве? Без рабского труда Дома никогда бы не стали сильнейшим кланом горы Крым. Напасть на них вряд ли кто осмелится, армия Инкермана самая крупная. Наверняка в Раде это давно поняли и не прочь завладеть Крымом, сделав кочевников, фермеров и херсонцев рабами. Выходит, я хотел взорвать Раду, чтобы спасти Херсон-Град? Устроить в ущелье гражданскую войну, ослабить гетманов и напасть на них? Вот потому-то омеговцы и появились в окружении Миры – мы наняли их для будущей схватки с гетманами.
Я еще раз осмотрел завод. От дальнего края вниз полого сбегала вторая рельсовая ветка, по которой на дно ущелья скатывались пустые вагонетки. Внизу она круто поворачивала возле огромной серой горы щебня, над которой высилась стрела рокочущего двигателем экскаватора. На конце ее вращалось колесо, издали напоминающее зубастую шестерню. Ковши-зубья на колесе черпали щебенку, опрокидывались над бункером в форме конуса, висевшим на сваях горловиной к эстакаде, по которой катили вагонетки. Они заполнялись щебнем и, разгоняясь, уезжали вверх. По насыпи, урча моторами и плюясь белыми клубами, ползали два трактора, сгребали к шестерне породу, которую подвозили грузовые самоходы, выезжавшие на дно ущелья с включенными фарами из пролома в отвесном склоне.
Рокот, грохот и дребезжание становились все громче.
– А где встречающие? – спросил я, поворачиваясь к жилым кварталам Инкермана, потянувшимся справа от эвакуатора. Они были так близко, что пришлось опустить трубу.
Лада показала в другую сторону:
– Не туда смотришь. Вон.
По длинным вертикальным штангам, прилипшим к левому склону, вверх ползла платформа с низким ограждением. На платформе стояли вооруженные гетманы… много гетманов.
Эвакуатор приближался к мостам. Скоро мы пролетим над верхним, а подъемник с гетманами уже миновал средний, и я понял: они перехватят нас, добравшись до последней арки. Мы пройдем над их головами, и гетманы смогут зацепить корзину баграми.
– Где швартуются небоходы? – спросил я.
– Стрелу видишь? Позади завода.
Я прищурился. Из марева, клубившегося над кривой скалой, выступала тонкая, как игла, мачта.
– Что-то не видно там «Каботажника». Хотя Чак ведь стравил весь газ, когда кочевники продырявили емкость.
– Значит, свою машину он поставил на площадке под стрелой, – пояснила Лада. – Там можно и баллон заправить.
Платформа с гетманами замедлила ход, приближаясь к бревенчатой площадке, в которую упирался мост.
– Как вообще устроен Инкерман? – спросил я, прикидывая, на какой высоте корзина пролетит над аркой.
Лада молчала. Гетманы на платформе засуетились, готовясь выбраться на площадку, и я повернулся к девушке. Она в упор смотрела на меня, кусая губу.
– Что?
Приняв какое-то решение, Лада переступила с ноги на ногу и пристукнула кулаком по борту.
– Ну хорошо, я помогу тебе. Я чувствую себя предательницей из-за этого… В общем, в двух верхних кварталах живут горожане.
– Те дома из красного гранита на самом верху – военные казармы?
– Да. Ниже – мастерские, рабочий квартал. Третий, самый нижний – квартал рабов, которые в пещерах добывают породу. Их бараки отсюда не увидишь, мешает пар от гейзеров. Остальные рабы живут прямо в шахтах.
Гетманы уже спешили по верхней арке, приближаясь к месту, над которым вскоре должен пройти эвакуатор.
– Сколько дорог ведет из ущелья на равнину? – спросил я.
– Две, одну мы уже пролетели. Вторая за заводом, но она проходит через глубокую трещину, в том месте построили разводной мост. Если надо, его могут быстро поднять и отрезать тот путь.
– Но обычно мост опущен?
– Да. Хотя его охраняют.
Я кивнул.
– Ладно, теперь отойди.
Лада попятилась на середину корзины, а я подергал один из тросов. Сунув нож в зубы, перекинул ногу через борт, подтянулся, схватившись за другой трос, встал на край корзины (шары оказались прямо над головой), ожидая, когда эвакуатор подлетит к первому мосту.
Гудящее, лязгающее, пышущее паром Инкерманское ущелье медленно тянулось под нами. Арка приближалась. Гетманы достигли ее середины, раздалась команда, и они стали растягиваться цепью.
Над ущельем, пискляво голося, пронеслась стая белуш.
Все гетманы, кроме одного, молодого, с золоченой бляхой на тюрбане, стоявшего в центре, подняли ружья и прицелились в нас.
– У меня Лада Приор! – крикнул я. Повернув голову, шепнул девушке: – Скажи, чтобы не стреляли. Я не трону тебя, но нам надо выиграть время.
– Старшина! – закричала Лада. – Ефим! Мы…
– Предательница! – крикнул молодой гетман. В голосе его были злость и обида. – Якуб Гантар прислал сообщение по радио. Мы все знаем!
Я прошептал:
– Держись за борта, а лучше присядь.
Старшина выхватил саблю и рубанул воздух.
– Вы с Лонгином предали Инкерман!
– Что ты говоришь?! – возмутилась Лада. – Воевода…
– Держись! – я полоснул ножом по шару над головой.
Пронзительно зашипел вырвавшийся на свободу газ, меня обдало пахучей густой волной: запах тины, гнилой воды, плесени. Что это небоходы закачивают в свои химические патроны?
Эвакуатор пошел вниз. Грохнул выстрел, над головой хлопнуло, и я спрыгнул в корзину, спиной прижав Ладу к борту.
– Не стрелять! – выкрикнул Ефим, и эхо подхватило его голос.
Лада заворочалась, отталкивая меня. Шипел газ, эвакуатор наклонно падал, проваливаясь под мост.
– Трое здесь, остальные за мной! – долетело сверху.
Надвинулся второй мост, и я крикнул:
– Осторожно!
Корзина врезалась в него чуть ниже ограждения, качнувшись, очутилась под аркой. Оболочка единственного целого шара заскребла по перилам. Падение неожиданно прекратилось, и у меня подогнулись колени. Над головой захрустело, корзина накренилась, я увидел натянутые электрокабели, склон и казарму из красного гранита. По мосту прямо над нами забухали сапоги гетманов. Лада что-то закричала в ухо. Корзина качнулась сильнее, раздался треск, и мир рванул вверх.
– Держись!
Мы падали. Кое-как повернувшись, я одной рукой вцепился в борт, а другой обхватил девушку. Корзина легла набок, по голове хлестнули тросы, за которыми в воздухе извивались оболочки шаров – лишенные газа, похожие на длинные серые языки. Нижний мост стал тонкой линией на фоне неба, все вокруг заволокла теплая дымка, и корзина рухнула в воду.
Нам повезло – эвакуатор упал в одну из заводей на дне ущелья. Я выпрямился, помог встать Ладе. Вода, проникая внутрь сквозь трещину, уже дошла до колен. Когда мы встали, корзина сильно накренилась – теплая волна хлынула через борт.
Схватив Ладу за руку, я оттолкнулся ногами и нырнул. Теперь главным для нас было отплыть подальше до того, как гетманы очутятся здесь.
Вокруг клубился пар, громко клокотали гейзеры.
– Нож потерял. Ты как? – Я шагнул на каменистый берег, и Лада выбралась следом. Закашлялась, отвернулась от меня.
Пытаясь сообразить, откуда мы прилетели в ущелье и где завод, я осмотрелся. Ни склона, ни неба, ни даже темной полоски нижнего моста над головой – ничего не видно. Что теперь делать? Надо найти дорогу, ведущую на равнину, через которую пролегло Инкерманское ущелье, и валить отсюда.
Я стащил рубаху, выжал. Лада кашляла, встав спиной ко мне. Платок она утопила, рубашка прилипла к телу, косы расплелись. Девушка напоминала мокрую, несчастную гонзу, только что выбравшуюся на берег из бурной горной речки.
– В какой стороне завод?
Вместо ответа она икнула и помотала головой.
Слева долетело взрыкивание мотора, и туман на мгновение озарился светом. Наверное, грузовик выехал из пещеры, где измельчают породу. Или, наоборот, вернулся в нее.
– Как быстро гетманы будут здесь? Подъемник может спуститься на дно ущелья?
– Не знаю, – она снова икнула. – Никогда не была внизу.
Через голову я надел рубаху.
– Выжми одежду и догоняй. Только побыстрее.
Вскоре я очутился перед длинным каменным выступом в человеческий рост, который перпендикулярно шел от склона. Залез на него, лег и осторожно выглянул. Туман впереди был не очень плотным, я увидел усыпанную гравием площадку. В отвесном склоне слева темнел вход пещеры, его охраняли два гетмана с берданками. Они зажали приклады под мышками, положив оружие на локтевые сгибы, один курил трубку.
Нарастающий гул мотора донесся из пещеры. За спиной раздалось:
– Марк!
Жестом я заставил замолчать идущую вдоль берега заводи Ладу. Взял лежащий рядом камень, затаив дыхание, снова приподнял голову.
Гетманы стояли в прежних позах, только курильщик теперь выбивал трубку о скалу.
Из пещеры выкатил грузовик, повернул у самой воды и поехал прочь, покачиваясь на камнях. Необычная машина: кабина спереди плоская, будто обрубленная, за ней торчит труба, пышущая белым паром, задняя стенка сильно скошена вовнутрь, борта из рифленого железа. Высокие, где-то мне по грудь, колеса – по четыре с каждой стороны.
Я сполз с выступа.
– Что там? – шепотом спросила Лада, останавливаясь рядом.
– Пещера, откуда породу берут.
– И что мы будем делать?
Я подбросил камень на ладони.
– Перелезь и сядь под этим выступом с той стороны. Притворись, что тебе плохо.
– Это зачем? – удивилась она.
– Надо вырубить охранников. А как еще? У меня нет оружия.
Она молча полезла наверх, и я последовал за ней. Улегшись на выступе, Лада стала рассматривать гетманов.
– У них ружья.
– Да. Но в тебя они стрелять не станут. Послушай…
Я взял ее за плечи и, когда девушка повернула голову, притянул ближе к себе.
– Почему ты мне помогаешь? – шепотом спросил я, почти касаясь губами ее лба.
– Ты же слышал: гетманы решили, что я предательница, – прошептала в ответ Лада. – Меня убьют, если…
Я покачал головой.
– Сразу стрелять не станут, а потом ты можешь все объяснить Раде. Хотя бы попытаться. Но помогая мне дальше, ты ставишь себя в положение, когда убедительно объяснить что-то становится все сложнее. Так почему?
Она оттолкнула меня и, закусив губу, стала сползать с выступа.
О проекте
О подписке