Цитаты из книги «Не только кимчхи: История, культура и повседневная жизнь Кореи»

отбирало бизнесменов, казавшихся достаточно перспективными, и создавало их компаниям режим наибольшего благоприятствования. Другими словами, олигархов в Южной Корее фактически назначали — именно так появились и Hyundai, и Samsung, и LG.

Решающую роль в экономике Южной Кореи к тому времени стали играть крупные гигантские концерны чэболь. Чэболь — это огромная многопрофильная фирма, которая, как правило, не имеет чёткой специализации и выпускает всё — от швейных машин до компьютеров, от стального проката до микросхем.

Действительно, произошедший в 1972 году переход от мягкого к жёсткому авторитаризму экономике не повредил. Наоборот, модернизация вступила в новую стадию: с начала семидесятых Южная Корея начала активно развивать тяжёлую промышленность. Именно тогда правительство составило список приоритетных отраслей тяжёлой промышленности, на которых следовало сосредоточить всё внимание. К таковым отраслям отнесли автомобилестроение, судостроение, нефтехимию и металлургию.

Дело доходило до того, что южнокорейские спецслужбы напрямую подкупали американских политиков. Например, в 1976 году выяснилось, что южнокорейская разведка подкупала тех американских конгрессменов, кто голосовал за выделение Южной Корее помощи и льготных кредитов (было доказано получение взяток десятью конгрессменами, но виновных, скорее всего, было больше).

Впрочем, чисто демонстративные, пропагандистские акции — это было ещё не всё. Коэффициент Джини, характеризующий уровень имущественного неравенства, в эпоху экономического чуда в Корее равнялся примерно 27–30, то есть был примерно на том же уровне, что в странах Европы, и гораздо ниже уровня большинства стран Азии (в современном Китае, якобы социалистическом, коэффициент Джини достигает 50).

Было несколько причин, по которым авторитарные режимы обладали преимуществами в деле экономической модернизации. Во-первых, стабильному авторитарному режиму проще заниматься долгосрочным планированием. В условиях, когда исход выборов предопределён, чиновники куда больше готовы к тому, чтобы заниматься долгосрочными программами, а не сосредотачиваться на мероприятиях, помогающих набирать очки к очередным выборам. Во-вторых, одной из характерных черт диктатур развития, особенно на первых этапах, была жёсткая политика по подавлению рабочего движения. Главным конкурентным преимуществом стран Восточной Азии на мировом рынке в те времена была дешёвая и качественная рабочая сила. Правительство делало всё, чтобы эта рабочая сила оставалась дешёвой и впредь, жёстко пресекая деятельность независимых профсоюзов

в этой истории все успешные экономические модернизации были проведены диктаторскими режимами. Режимы эти были весьма похожи друг на друга — несмотря на то что в одних случаях они использовали псевдодемократическую риторику (Южная Корея и Тайвань), а в других — риторику псевдокоммунистическую (Китай и Вьетнам).

Несколько упрощая, можно считать, что экономическая стратегия, выбранная Пак Чон-хи (и другими авторитарными модернизаторами Восточной Азии) сводилась к тому, что страна превращалась в огромную фабрику. Из-за границы в Южную Корею завозилось сырьё и полуфабрикаты, они перерабатывались внутри страны, а готовая продукция шла на экспорт. Альтернативы у этой стратегии, скорее всего, не было. Поскольку в Южной Корее практически нет природных ресурсов, единственное, на что можно было сделать ставку, — это на наличие в стране людей, готовых добросовестно и качественно работать за гроши. Таких людей хватало — благо высочайшая трудовая культура испокон веков была чертой народов Восточной Азии.

Методы, которыми пользовались Пак и его окружение, не были совсем уж оригинальны. Немалое влияние на стратегию корейских авторитарных модернизаторов оказал хорошо известный им японский опыт промышленной модернизации. Похожие процессы развёртывались в шестидесятые и семидесятые и в других странах Восточной Азии — на Тайване, в Сингапуре. Впоследствии, после 1980 года, эта модель, которую часто именуют диктатурой развития, была в целом скопирована и псевдокоммунистическими (красными снаружи, белыми внутри) режимами Китая и Вьетнама.

В апреле 1960 года массовые демократические выступления свергли режим престарелого диктатора Ли Сын-мана. Однако корейцы, ожидавшие, что после свержения диктатуры наступит золотой век демократии, быстро разочаровались. Современники тех событий в большинстве своём воспринимали время демократической Второй республики (апрель 1960 — май 1961) как эпоху хаоса, разгула коррупции и экономического развала. Поэтому решение армии вмешаться в политику и взять власть в свои руки приветствовали тогда многие — ведь армия символизировала порядок. Первый в истории Южной Кореи демократический режим просуществовал ровно один год и один месяц. В мае 1961 года страна опять оказалась под властью авторитарного режима — и оставалась под этой властью четверть века, до лета 1987 года.