Накануне смены вех

Идеи этого сложного общественно-политического движения 1920-х годов длительное время находились вне фокуса общественного внимания. Однако в конце 1980-х годов наблюдается мощная волна публикаций о сменовеховстве и его идеологах. Во многом этот всплеск интереса к данным историческим сюжетам объяснялся тем, что попытки «исправления отдельных ошибок», допущенных при «строительстве социализма», оказались безрезультатными на путях «ускорения, перестройки и преодоления застоя». Очищение «ленинского представления о социализме» от «политической накипи» послеленинского периода советской истории поставило под вопрос и некоторые фундаментальные положения самого Ленина. Но в то время казалось кощунственным говорить об ошибочности ленинских положений в широких кругах общества, в том числе и в среде пользующихся громадным авторитетом так называемых «шестидесятников».

Именно в этих условиях – как никогда ранее с 1920-х годов – актуальными оказались мысли и дела сторонников «Смены вех». Предложенная идеологами данного сложного общественно-политического течения критика пороков ортодоксального большевизма в сочетании с вживанием в советский режим на некоторое время стали казаться панацеей от тоталитаризма «диктатуры пролетариата». Российской интеллигенции конца 1980-х годов на время оказались близки и понятны поиски общественной альтернативы сменовеховской интеллигенцией 1920-х годов. Их идейные поиски, их исторические уроки оказали воздействие на разработку идей Третьего Пути современной отечественной интеллигенцией.

Нынешний анализ сменовеховства дает основания предположить, что подобные встречные течения, пытающиеся сочетать «почвеннические» и «западнические» идейно-политические тенденции в развитии России, имеют определенную периодичность. Возможно, именно поэтому адепты различных теорий Третьего Пути вынуждены постоянно отмежевываться от других сходных теорий. Конкретно же к сменовеховству в начале 1920-х годов по-разному шли и тянулись «и разные люди, и разные группы»^[29]. Уже современники отмечали, что «как симптом идейного брожения русской интеллигенции, сборник «Смена вех» и показателен, и интересен»^[30].

Во многом сменовеховские идеи вытекали из результатов Гражданской войны в России. И мы не можем отрицать постепенной эволюции взглядов в среде российской интеллигенции, которая и привела, в том числе, к такому сложному идейно-политическому явлению, как «Смена вех».

Поиски общественного аттрактора, соединяющего идеологию белых и красных, после окончания Гражданской войны отечественная интеллигенция интенсивно вела и в Советской России, и в зарубежье. Истоки поисков Третьего Пути, по всей вероятности, следует искать в системе взглядов влиятельного политического течения, которое включало в себя так называемых «прогрессистов», по определению Ленина «национал-либералов», и правых кадетов^[31]. По мнению одного из интереснейших исследователей сменовеховства М. С. Агурского, «если лидеры русского национал-либерализма ушли в сторону, напуганные размахом исторических событий, то Устрялов, да и не он один, развил то, что органически вытекало из идеологической и политической позиции этого течения. Возникло оно незадолго до I мировой войны, заняв промежуточную позицию между октябристами и конституционными демократами. Во главе его находились представители русской буржуазии – П. Н. Рябушинский и Александр И. Коновалов»^[32].

А современный исследователь Д. Сегал называет «предсменовеховской» линию петроградской газеты «Вечерняя звезда» еще в 1918 г.^[33] Действительно, ведущие публицисты газеты проповедовали единство различных политических сил и критиковали антибольшевистский пафос всей послеоктябрьской интеллигентской публицистики^[34]. В «Вечерней звезде» постоянно сотрудничали В. Полонский, О. Мандельштам, С. Есенин, Е. Замятин, Б. Кушнер, М. Левидов, Э. Герман, Н. Орешин, А. Лурье, Л. Рейснер, И. Бабель, А. Чапыгин.

Сходную идеологию проповедовала с 28 февраля 1919 г. берлинская газета «Голос России», когда ее редактором стал Г. Шумахер. В обращении к читателям сообщалось об изменениях в «кредо» газеты: «Она будет выходить не как орган какой-либо политической партии… и будет воплощать лишь идею русского единения. <…> Мы стоим за воссоединение экономических и политических сил России на демократической основе»^[35]. Позже, 14 марта 1919 г., здесь была опубликована редакционная статья «Будущность России» – о Парижской мирной конференции, на которой, по мнению редакции, должна быть определена «сущность истинно демократической программы переустройства России»^[36]. По мнению газеты, лозунг единения перешел из области чаяний в область практической работы. При этом редакция подчеркивала необходимость отстаивать «честь русского народа»: «Россия должна остаться свободной, целой и независимой»^[37].

В отечественной историографии традиционно среди предсменовеховских организаций часто фигурирует группа «Мир и труд». Например, в коллективной монографии «Культурное наследие российской эмиграции: 1917–1940» говорится: «Группа «Мир и труд», оформившаяся в 1919 г., и ее журнал «Жизнь» выступала за преодоление ненависти между белыми и красными, за «культурное примиренчество». Ее руководитель В. Б. Станкевич одним из первых в русской эмиграции понял трагичность и губительность разрыва духовной ткани русского общества в результате революции и гражданской войны»^[38].

Иначе в свое время деятельность данной группы оценивалась в оперативных сводках контрразведки барона П. Н. Врангеля: «В. СТАНКЕВИЧ стоит во главе организации «Мир и труд». Основана эта организация в тот момент, когда советское правительство делало попытки установить с Западом дипломатические и торговые сношения. Станкевич выдавал себя то народным социалистом, то социалистом-революционером.

Возложенная московским правительством на организацию «Мир и труд» задача следующая: чтение лекций с целью изменения общественного мнения в пользу большевиков и с целью заставить изменить систему борьбы с большевиками.

Московское правительство возлагает очень большие надежды на В. Станкевича, а он обязался заставить общественное мнение отказаться от интервенции. Имеются определенные данные о получении Станкевичем через Финляндию денег от большевиков.

В такой же материальной зависимости от московского правительства находится и издаваемая в Берлине газета «Голос России», редактируемая неким ГОЛЬДБЕРГОМ.

Совместно с последним Станкевич организовал у себя на квартире агитационные курсы, причем помощником его в этом деле является быв[ший] комиссар 2-й армии Владимир ГОЛУБЦОВ, служивший ранее у Бермонта-Авалова.

Посещает курсы 12–15 офицеров. Кроме Гольдберга, Голубцова, участвует в этой организации Хая ГЕЛЛЕР – большевистский инструктор-агитатор»^[39].

К сожалению, пока не представляется возможным дать объективную картину зарождения и деятельности группы «Мир и труд», даже подтвердить или опровергнуть финансовую поддержку большевиками усилий В. Б. Станкевича, составить полное представление о влиянии и характере деятельности данной группы. Доподлинно известно только то, что организация была создана в 1920 г., а последнее упоминание о ее деятельности относится к 1921 г. Однако на основании документов, хранящихся в двух архивных фондах, мы можем составить представление о программных установках и основных идеях этой эмигрантской организации.

В фонде Б. И. Николаевского в Гуверовском архиве войны, революции и мира (США) есть специальная папка (Box 211. Folder 211. 9.), где представлены 11 документов: устав организации «Мир и труд» (германская группа), основные положения организации «Мир и труд», От организации «Мир и труд» (проект воззвания), план сборника «Мир и труд» № 2, проект календаря (набросок составлен Станкевичем для военнопленных), история возникновения организации «Мир и труд», идейные основы организации «Мир и труд», План деятельности организации «Мир и труд», Проект и окончательный вариант воззвания «От организации «Мир и труд» о необходимости изменения методов борьбы, секретный проект и окончательный текст обращения «От редакции». Подавляющее большинство документов представляет собой первые машинописные экземпляры с многочисленными рукописными пометками редакционного характера. Почти все документы в верхнем левом углу первой страницы имеют рукописную приписку: «Автор – В. Б. Станкевич».

Во многом документы американского документального собрания дополняют известные документы из фондов Русского заграничного исторического архива в Праге в собрании Государственного архива Российской Федерации (фонд Р-6142. 1 опись. 12 ед. хр. 1920–1921. Организация «Мир и труд»). Документы поступили в РЗИА в 1927-м и 1929 гг. от С. П. Мельгунова и в апреле 1933 г. от В. М. Кудрявцева. В ЦГАОР СССР фонд первоначально насчитывал 11 единиц хранения, позднее была присоединена 1 единица хранения из россыпи^[40]. В данном фонде представлены Устав организации «Мир и труд» (1920 г., машинопись), воззвание организации об изменении методов борьбы с Советской Россией (1921 г., типографский экземпляр), статьи о целях и задачах организации, о взаимоотношениях Советской России и Германии и по другим вопросам (1920 г., машинописный и типографский экземпляры), бюллетень организации «Мир и труд» с изложением целей организации (1920 г., машинопись), брошюра В. Станкевича «Fragen Sie zu lösen sind» без года издания, переписка с эмигрантами о присылке устава и бюллетеней организации, письмо 1920 г. из правления кооператива «Русская колония в Берлине» в организацию «Мир и труд» с приложением устава кооператива, счета и финансовые отчеты организации за 1920–1921 гг., список и адреса членов организации за 1920–1921 гг.

Комплексное рассмотрение документов из американской и российской коллекций позволяет оценить основные идеи и задачи организации безотносительно определения скрытых пока от исследователя тайных механизмов деятельности группы В. Б. Станкевича.

В документе № 6 причины и время зарождения организации определены следующим образом: «Настроения, легшие в основу организации «Мир и труд», стали впервые зарождаться в конце 1918 г., к окончанию мировой войны, завершившейся одновременно поражением двух главных соперников: России и Германии. Неприглядные стороны развертывавшейся в России гражданской войны неустанно питали подобные настроения, и уже в сентябре месяце 1919 г. группой русских офицеров, интернированных в Германии, были отчетливо формулированы причины их отказа впредь участвовать в гражданской войне на чьей-либо стороне. Но лишь в начале 1920 г., к моменту подведения полных итогов великой войны, совпавшему с ликвидацией Колчака, Деникина, Юденича и Бермонта, эти настроения оформились окончательно, и в Берлине, в стороне от политических центров, где творилась русская заграничная политика, сорганизовался небольшой кружок единомышленников, решивших под знаменем «Мир и труд» вести борьбу с духовной разрухой, причиненной международной и гражданской войной»^[41].

На первых порах пришлось ограничиться выпуском в свет сперва рукописного, потом печатного воззвания за подписями В. Голубцова, И. Цельтнера и В. Станкевича. В печатном варианте воззвания перечислен комитет организации «Мир и труд»: председатель комитета B. Б. Станкевич, товарищ (заместитель) председателя В. В. Голубцов (редактор журнала «Жизнь»), члены комитета Г. Н. Брейтман (редактор газеты «Время»), А. Григорянц, Роман Гуль, присяжный поверенный Г. Л. Ландау, Г. Офросимов (Г. Росимов), Н. Падович, присяжный поверенный Н. Н. Переселенков, инженер И. Г. Цельтнер, М. Н. Шварц, C. Я. Шклявер (редактор газеты «Голос России»), профессор А. С. Ященко.

До опубликования воззвания к нему присоединились Александр Вольский (Варшава), Е. А. Ляцкий (Стокгольм), М. Смилга-Бенарио (Мюнхен), В. Горвиц-Самойлов (редактор газеты «Варшавское слово»), К. М. Вольницкий (Львов, редактор газеты «Прикарпатская Русь»). Обращает на себя внимание значительное число редакторов и деятелей различных эмигрантских изданий, что позволяет предположить наличие подобных взглядов у читателей данных печатных изданий.

Примером такого положения могут служить дошедшие до нас воспоминания В. Б. Станкевича о его выборе между фронтами в начале Гражданской войны: «Все фронты составляют лишь осколки прежнего целого, обломки единой политической правды. На каждом из них имеются лично знакомые люди, которым и верю не менее чем самому себе, и которые теперь искренне и честно думают, что благо народа и даже человечества зависит именно от победы их линии поведения. Куда же мне пойти? К Деникину, представителю военно-национальной идеи, с которым шла работа в течение всей войны, и вместе с большинством моих друзей бороться с большевиками за то, что они исказили идеи революции? Или к литовцам, т. к. я по происхождению литовец, и вместе с друзьями отстаивать независимость Литвы? Или пойти к украинцам, на чьей гостеприимной территории я находился и которые тоже бились с большевиками? Или к донцам, по знакомству с Красновым, который примет прежнего комиссара гостеприимнее, чем непреклонный Деникин? Или к грузинам, которые отстаивают близкие мне идеи самоопределения народов и где работают бывшие соратники Церетели и Вайтинский? Или к Колчаку и Дитерихсу, торжественно подвигающимся к Волге? Или к их противникам в Сибири, которые не могут простить ему разгон Директории, изгнание из России моих друзей? Или к полякам – ведь мой родной язык польский? Или в Одессу, где были французы, военным гением которых я всегда восхищался? Или в Архангельск к англичанам, первенство культуры которых я всегда признавал и гегемонию в мире давно предчувствовал и ожидал? Или к немцам – ведь я в начале войны собирался защищать их, если война закончится разгромом не их милитаристского правительства, а самого народа? Или, наконец, к большевикам – ведь они остатки русской свободы и революции, у них был бы предоставлен наибольший простор, и даже в военной среде там я нашел бы людей, к которым отношусь с полным уважением…»^[42]

При анализе миротрудовского документального наследия выделяется три основополагающих компонента идеологии данной организации: декларативный пацифизм, непоследовательная аполитичность и возвращенчество на родину.

Пацифизм как основа идеологии организации определяется, скорее всего, ее первоначальной социальной базой, а именно – русскими военнопленными, интернированными в Германии. Для них прекращение всех военных действий и скорейшее возвращение на родину были самыми сильными желаниями. Объективно в их пацифизме были заинтересованы как германские власти, так и большевики, не желавшие участия военнопленных в военных действиях на стороне антибольшевистских сил.

Аполитичность, провозглашаемая организацией «Мир и труд», была очень выгодна в тех условиях, когда прежние политические партии в антибольшевистском общественно-политическом лагере потерпели поражение в Гражданской войне в России, а большевизм был неприемлем для многих русских военнопленных, интернированных в Германии. Декларируя аполитичность, можно было легко огульно критиковать всех политиков, играя на примитивных струнах массового общественного сознания русских военнопленных. Объективно подобная критика должна была изолировать сторонников миротрудовских идей от влияния всевозможных эмигрантских политических партий и организаций, что опять было на руку советской власти. При этом критические высказывания в адрес большевиков звучали в далекой Германии, а потому не носили принципиального характера и не могли быть опасны для коммунистов. Кроме того, аполитичность организации «Мир и труд» была непоследовательной: критика политиков Запада и антисоветского лагеря была развернутой, а критические замечания в адрес советского руководства касались лишь отдельных, наиболее известных, но не принципиальных пороков политики большевиков.

Возвращенчество также было выгодно германским властям, желавшим избавиться от осколков Русской армии на своей территории. При условии восприятия военнопленными миротрудовских идей аполитичности и пацифизма была серьезная надежда на то, что после возвращения на родину бывшие русские военнопленные, интернированные в Германии, откажутся от участия в дальнейших военных действиях. В тех условиях возвращенчество было выгодно и советской власти, которая хотела не допустить участия военнопленных в дальнейших военных действиях на стороне белых и добивалась привлечения их на свою сторону.

Под редакцией В. Голубцова и В. Станкевича в издательстве «Жизнь» (Г. А. Гольдберг) с апреля по октябрь 1920 г. выходил «Вестник мира и труда» – журнал «Жизнь»^[43]. В обращении редакции к читателям в № 1 говорилось: «В годовщину первых дней Великой Русской революции выходит наш журнал, и годовщине этой должны быть посвящены первые мысли и первые наши слова… Период опустошения и разрушения близок к концу <…> с каждым днем ярче предчувствуем мы приближение творческого периода русской революции, который несомненно наступит, какой бы политической вывеской ни прикрывалась власть… Посильному собиранию сил для этой творческой созидательной работы посвящен наш журнал»^[44].

Самым слабым звеном в идеологии организации «Мир и труд» являлась программа построения будущего общества. Здесь, например, присутствуют бесплодные мечтания о построении будущей России на основе содружества наций бывшей Российской империи. Не случайно И. В. Гессен назвал группу «первой политически окрашенной ячейкой, которую если не по намерениям инициатора, то объективно можно считать прототипом, лучше сказать – предвестником большевизанства»^[45].

Но если у берлинской группы «Мир и труд», обычно считающейся предтечей сменовеховства^[46], можно было видеть лишь призывы и декларации, то сборник «Смена вех» и последовавшие за ним издания отражали уже хорошо продуманную и научно обоснованную «профессорскую» концепцию Третьего Пути.