Читать книгу «Машина мышления» онлайн полностью📖 — Андрея Курпатова — MyBook.
image

Остановленное время

Самое прекрасное, что мы можем испытать, – это ощущение тайны.

Она источник всего подлинного искусства и науки.

Альберт Эйнштейн

Что ж, я снова мысленно возвращаюсь к Сократу, замершему в сенях соседнего дома. К Эйнштейну, который дошёл до своего дома, но настолько интеллектуально занял свой мозг, что просто не в силах подумать о том, что надо достать ключи или хотя бы позвонить в дверь. Домой же он пришёл, в конце-то концов!

Величайшая степень погруженности и сосредоточенности, буквально парализующая всякую прочую деятельность! Ещё какие-то автоматизмы срабатывают, потому что не требуют больших интеллектуальных затрат. Но в общем и целом все имеющиеся ресурсы брошены на решение задачи, на её по сути подсознательное, но целенаправленное продумывание.

Согласитесь – вот это интеллектуальная мощь!

Но нет, не бойтесь, я не предлагаю всем желающим использовать по максимуму свой интеллектуальный ресурс замереть перед входом в собственную квартиру или сутками напролёт, подобно Сократу, смотреть куда-то вдаль ничего не видящим взором.

Не в этом дело, да и простого замирания будет, мягко говоря, для интеллектуальных прорывов недостаточно.

Необходимо научиться разгонять свою машину мышления до таких скоростей в заданной области, по актуальной задаче, чтобы на другую деятельность у вашего мозга просто ресурсов не оставалось. Ведь в этом случае ясно, что вы используете весь свой интеллектуальный потенциал.

Наш мозг – машина, думающая сама по себе, и едет наше мышление тем быстрее, чем больше задействовано в этом направлении ресурсов мозга.

Проблема (и задача) лишь в том, чтобы направить движение этой машины в нужном направлении, то есть умудриться включить дефолт-систему и центральную исполнительную сеть совместно, хотя эволюционно они к этому совершенно не расположены.

БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ МЫШЛЕНИЕ, 80-й ЛЕВЕЛ

Вот как этот опыт «включения» описывает выдающийся математик и мыслитель Анри Пуанкаре в своей знаменитой работе «Математическое творчество», которая была написана ещё в начале прошлого века:

«В течение двух недель я старался доказать, что невозможна никакая функция, которая была бы подобна тем, которым я впоследствии дал название фуксовых функций. <…>

Каждый день я усаживался за свой рабочий стол, проводил за ним один-два часа, перебирал большое число комбинаций и не приходил ни к какому результату.

Но однажды вечером я выпил, вопреки своему обыкновению, чашку чёрного кофе; я не мог заснуть; идеи возникали во множестве; мне казалось, что я чувствую, как они сталкиваются между собой, пока наконец две из них, как бы сцепившись друг с другом, не образовали устойчивого соединения.

Наутро я установил существование класса функций Фукса, а именно тех, которые получаются из гипергеометрического ряда; мне оставалось лишь сформулировать результаты, что отняло у меня всего несколько часов…

В эту пору я покинул Кан, где я тогда жил, чтобы принять участие в геологической экскурсии, организованной Горным институтом.

Среди дорожных перипетий я забыл о своих математических работах; по прибытии в Кутанс мы взяли омнибус для прогулки; и вот в тот момент, когда я заносил ногу на ступеньку омнибуса, мне пришла в голову идея – хотя мои предыдущие мысли не имели с нею ничего общего, – что те преобразования, которыми я воспользовался для определения фуксовых функций, тождественны с преобразованиями неевклидовой геометрии.

Я не проверил этой идеи; для этого я не имел времени, так как, едва усевшись в омнибус, я возобновил начатый разговор, тем не менее я сразу почувствовал полную уверенность в правильности идеи. Возвратясь в Кан, я сделал проверку; идея оказалась правильной»8.

Достаточно объёмный получился фрагмент, но насколько он показательный!

Сначала многократные попытки решить задачу «сознательно»: Пуанкаре усаживает себя за рабочий стол и перебирает множество вариантов, ни один из которых, впрочем, не подходит.

Затем случайность – он на ночь выпивает кофе, который, судя по всему, приводит его в несколько «изменённое состояние сознания». Его центральная исполнительная сеть и дефолт-система мозга начинают работать одновременно…

Пуанкаре описывает переживания этой ночи так, словно бы его охватило как-то безумие – будто бы он оказался лишь пассивным свидетелем работы собственной мысли.

Он рассказывает о своих вроде бы идеях как о сущностях, самостоятельно действующих в его голове: «идеи возникали», «сталкивались друг с другом», «две сцепились между собой».

То есть задача была поставлена сознательно (центральной исполнительной сетью), а думалась она уже подсознательно – с помощью дефолт-системы мозга, которая и превратила самосознание Анри (работающая центральная исполнительная сеть) в пассивного наблюдателя интеллектуальной работы собственного мозга.

Из этого состояния он перешёл в сон, а во сне сознание, мягко говоря, не так активно, как в бодрствующем состоянии. Однако, когда дремлет сознание, мозг вовсе не спит, а, напротив, активно продолжает работать.

Именно во сне мозг доводит, так сказать, до ума – интегрирует и перераспределяет – интеллектуальные объекты, наши мысли и инсайты, появившиеся в нём во время бодрствования.

В этом, кстати, нетрудно убедиться, если сравнить активность бодрствующего мозга, с одной стороны, и мозга, находящего в знаменитой REM-фазе сна, зафиксированную с помощью позитронноэмиссионной томографии (ПЭТ), с другой9. Взгляните на рис. 5.


Рис. 5. Активность мозга человека, находящегося в разных состояниях сна и бодрствования, зафиксированная с помощью ПЭТ.


Итак, Пуанкаре просыпается утром с почти готовым решением – садится за стол и осуществляет необходимые расчёты.

В процессе у него возникает ещё несколько предположений (их описание в представленной цитате я пропустил – детали этого математического исследования не играют для нас здесь существенной роли).

Но ему надо ехать – он переключается на дела бытовые, собирается, едет, общается со своими товарищами.

Кажется, что всё, задачка выполнена, а развития последующих идей стоит ждать уже в другой раз, может быть, с очередной ночной чашкой кофе.

Однако же что происходит?.. Пуанкаре садится в омнибус: «Когда я заносил ногу на ступеньку омнибуса, мне пришла в голову идея – хотя мои предыдущие мысли не имели с нею ничего общего».

Ему в голову сама по себе приходит совершенно оригинальная мысль! Причём связанная вообще с другим разделом математики!

Проще говоря, Пуанкаре сначала максимально завёл, разогнал свой мозг – потратив на это несколько дней. В какой-то момент его мозг даже дошёл до состояния своеобразного перегрева – так, что даже сам Пуанкаре не ощущал себя более хозяином в собственной голове.

Этот этап работы позволил ему существенно продвинуться и закрыть специфический интеллектуальный гештальт.

Однако само это решение – «установление существования класса функций Фукса» – оказалось на деле лишь промежуточным, потому что сама задача потенциально встраивалась в куда более мощный и объёмный контекст (неевклидова геометрия), над которым Пуанкаре много и тяжело трудился.

Поэтому, расслабившись за бытовыми делами, но на самом деле не прекратив мысленно «блуждать», он позволил своей дефолт-системе найти это совершенно оригинальное и нестандартное решение – соотнести преобразование фуксовых функций с преобразованиями в неевклидовой геометрии, которое пока не давалось ему, так скажем, в лоб – одним только сознательным напряжением.

Вот как Пуанкаре заканчивает эту свою достаточно объёмную, содержащую множество примеров, статью:

«Излагая выше некоторые мои личные наблюдения, я рассказал между прочим об одной бессонной ночи, когда я работал как будто помимо своей воли; подобные случаи бывают нередко, и для этого нет необходимости в том, чтобы нормальная мозговая деятельность была вызвана каким-нибудь физическим возбудителем, как то имело место в описанном мною случае.

И вот в таких случаях кажется, будто сам присутствуешь при своей собственной бессознательной работе, которая, таким образом, оказалась отчасти доступной перевозбуждённому сознанию, но нисколько вследствие этого не изменила своей природе.

Тогда отдаёшь себе в общих чертах отчёт о том, что различает оба механизма или, если вам угодно, методы работы обоих "я"».

И в самом деле, Анри Пуанкаре пишет в своей работе о «подсознательном "я"» и «сознательном "я"», буквально предвидя открытие дефолт-системы мозга и центральной исполнительной сети.

Именно в их взаимодействии, которое может даже приводить наш мозг в состояние своего рода «изменённого сознания», Пуанкаре видит проявление высшей интеллектуальности человека.

По сути, Анри Пуанкаре говорит: когда вы доводите напряжение своего интеллектуального аппарата до максимума, когда у вас одновременно работает и сознательное, и бессознательное мышление, вы можете чувствовать себя как бы непричастным к той интеллектуальной деятельности, которая происходит в вашей голове.

Если у гениев это и в самом деле так, может быть, Сократ и правда слышал «что-то вроде голоса» в своей голове? Голос машины своего мышления…


ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ – НАРУЖУ ИЛИ ВНУТРЬ?

Философы любят объяснять простое сложным образом. У многих это вызывает недоумение, многих раздражает, на большинство же – навевает скуку.

Вообще говоря, это противоречит здравому смыслу – если нечто можно объяснить просто, зачем городить огород?

Всё дело в том, что наряду с такими вещами, которые и в самом деле можно объяснить, не прибегая к сложным умопостроениям, существуют и такие, объяснить которые практически невозможно.

К сожалению, большая часть психических феноменов относятся именно к этой – последней – группе: они необъяснимы, а точнее, неизъяснимы.

Как, например, объяснить такую вещь, как «сознание»? Или что такое, например, наше чувство прекрасного – как его определить, измерить, соотнести с чем-то другим?

Внутри самих себя нам вроде бы всё понятно: сознание – это когда я что-то сознаю, о чём-то думаю, а чувство прекрасного – это когда я испытываю чувство прекрасного…

Звучит логично, но на самом деле это чистой воды тавтология, поскольку ничего нового к изначальному слову я фактически не добавил: «сознание – когда сознаю», «чувство прекрасного – когда испытываю чувство прекрасного».

Вот по этим причинам философы и пытаются выдумать какие-то интеллектуальные инструменты – новые понятия, которые позволили бы им схватить эту несхватываемую, ускользающую от нашего действительного, а не кажущегося понимания реальность.

К числу таких слов, например, относится понятие «квалиа». Это производное от латинского слова qualitas, которое означает – свойство чего-то, его качество.

Аналитические философы выдумали термин «квалиа», чтобы обозначать им то, как вещи выглядят для нас – то есть для каждого из нас в отдельности.

Вот вы смотрите, например, на яблоко, и оно для вас какое-то – в вас есть некое ощущение этого яблока, в котором переплетены чувства цвета, формы, текстуры, вкуса, запаха.

Это ощущение яблока вами индивидуально, так это яблоко ощущаете вы и никто другой – это и значит «квалиа».

Возможно, что кто-то другой ощущает это яблоко так же, как и вы, но мы же не знаем этого. Более того, мы даже не можем это как-то проверить, это абсолютно невозможно, и благодаря понятию «квалиа» мы на этот факт указываем.

Гипотетически – если у вас и у этого другого человека одинаковое количество рецепторов на сетчатке глаза, на коже, в носу, на языке, и т. д., и т. п., идентично их расположение, состояние, одинаковое с вами устройство соответствующих сенсорных анализаторов в коре головного мозга, да и сам мозг точно такой же, до единой связи между нейронами, до их полного физико-химического состояния, – то вы будете иметь с этим человеком одинаковые «квалиа».

Проблема в том, что это и будете вы – причём вы нынешний, здесь и сейчас. Вот затем, чтобы это сказать, философам и понадобился термин «квалиа».

Впрочем, если мы не можем определить индивидуальные ощущения и указываем на это понятием «квалиа», возможно, мы сможем определить хотя бы феномен «сознания» – уж тут-то можно было бы, как кажется, как-то выкрутиться…

К сожалению, нет, не получится. За тысячелетия философам так и не удалось с этим справиться – «сознание» так и остаётся понятием без сколь-либо внятного определения.

Да, в толковых и философских словарях вы найдете разные определения «сознания», но всё это фиктивные определения, потому что каждый читающий такие определения будет вкладывать в них свой смысл, своё понимание «сознания», своё, можно сказать, «квалиа» «сознания».

Так что и в этом случае философы идут на ту же самую уловку – создают понятие, которое пытается сказать о том, о чём сказать нельзя[3].

Это мудрёное понятие – «интенциональность». В своё время оно было введено в научный обиход австрийским философом и психологом Францем Бретано, а затем получило своё развитие в феноменологии и аналитической философии10.

Честно говоря, с ним – с понятием «интенциональности» – ещё больше сложностей, чем с «квалиа». Но магическую философскую функцию оно всё-таки как-то выполняет.

Понятие «интенциональность» имеет долгую историю, и произошло оно от латинского слова intentio, что значит «намерение», «интенция».

Так вот, считается, что наше сознание всегда на что-то направлено, то есть – обладает свойством интенциональности.

Как писал сам Франц Бретано в своей «Психологии с эмпирической точки зрения» (хотя какой уж тут эмпиризм!), «каждый ментальный феномен заключает в себе нечто как объект, хотя для каждого ментального феномена это происходит по-разному. В представлении нечто представляется, в суждении – утверждается или отрицается, в любви – любится, в ненависти ненавидится, в желании желается и так далее».


О чём тут идёт речь?

• Во-первых, о том, что всякое нечто, нами сознаваемое (представляемое, мыслимое, любимое и ненавидимое), является чем-то, что обладает содержанием и представляет собой объект сознания.

• Во-вторых, о том, что наше сознание направлено на этот объект (представляемый, мыслимый, любимый и ненавидимый) – мы сознаём данный объект.

Иными словами, когда философы используют слово «интенциональность», они (по крайней мере, большинство из них) указывают таким образом на то, что сознание – это некое психическое действие с неким объектом.

Вопрос в том – что такое этот объект?

Предполагается (большинством философов), что это некий объект, находящийся вне нас, то есть – некая физическая реальность, которую мы сознаём внутри себя. И тут уже у меня возникают вопросы к этим философам…

Вполне естественно думать, что наше внимание имеет направленность вовне – мы, грубо говоря, смотрим куда-то. Но правда в том, что не мы смотрим куда-то, а что-то смотрится в нас.

Это не мы испускаем магические «лучи зрения» вовне, а фотоны света, отскакивая, так сказать, от предметов, залетают нам в глаза. Точно так же и звуковые волны влетают нам в уши, а не мы слушаем что-то.

Проще говоря, мы не можем не смотреть, если наши глаза открыты и здоровы, не можем не слышать, если с ушами у нас всё в порядке. И этот перечень можно продолжать дальше – со вкусами, запахами, тактильными ощущениями.

Да, нам кажется, что мы направляем своё внимание на объекты, но на самом деле мы своего рода датчик, который воспринимает то, что эти объекты ему сообщают.

Вроде бы мы вольны воспринимать то, что хотим, и не воспринимать то, чего не желаем. Но вольны ли?

Полагаю, что большинство философов ответят на этот вопрос положительно, но, боюсь, это лишь будет свидетельствовать об их недостаточной информированности в области нейрофизиологии.

Как мы с вами уже знаем, у нас есть три режима работы мозга, которые обеспечиваются преимущественной активностью от трёх базовых нейронных сетей.

Две из них, можно было бы так сказать, связаны с тем самым интенциональным (направленным вовне) вниманием – это сеть выявления значимости и центральная исполнительная сеть.

Третья же – дефолт-система мозга – напротив, направлена не вовне, а как бы внутрь нас самих. Состояние «блуждания» можно было бы определить как «самопогруженность», и это определение было бы даже точнее – ведь, когда включается дефолт-система мозга, наши мысли захватывают и утягивают нас на глубину неосознаваемого.

Вспомните этот вопрос – «О чём задумался?».

Когда вы его слышите, вы словно бы выныриваете откуда-то из себя:

• дефолт-система тормозится;

• включается сеть выявления значимости – вы обнаруживаете своего собеседника;

• а затем для ответа на этот вопрос вы используете центральную исполнительную сеть.

Но как вы «вынырнете» из себя, если вас ничто снаружи не позовёт? Ни звук, ни свет, ни физическое ощущение? Свободная воля? То есть некое желание-пожелание – то самое «намерение»…. интенция?

А какая сеть её породит, произведёт? Откуда она возникнет? Святой дух? Божественный гений – даймон?

Да, вам может так показаться, как это и казалось Сократу. Но на самом деле эту интенцию произведёт дефолт-система вашего мозга. То есть ваша действительная интенция возникнет из неосознанного!

В основе нашей биологической сущности – базовые эволюционные потребности (в самосохранении, в социальности, в половом инстинкте), которые реализуются в соответствии с моделью реальности, созданной нашим мозгом: мозг как-то представляет себе мир и возможности реализации своих биологических потребностей в нём.

Модель реальности создаётся в нашем мозге за счёт внешних данных, которые, можно сказать, «окликают» нас через сетчатку глаза, рецепторы внутреннего уха, тактильную чувствительность и т. д., активизируя режим работы мозга, обеспеченный сетью выявления значимости.

Мы обрабатываем эти данные на подсознательном уровне, генерируя посредством дефолт-системы мозга гипотезы (чувства, понимания, решения), которые потом могут оцениваться или, точнее, авторизовываться центральной исполнительной сетью. Именно этот акт авторизации и есть то, что мы ощущаем как своё сознание.

Так где же тут интенциональность – намерение и направленность?

Даже наши потребности нельзя назвать в полной мере интенциональными, потому что они разворачиваются и преломляются не во внешнем мире, а в нашей внутренней его модели – зачастую весьма странной, искажённой относительно реального положения дел, причудливой.

Что уж говорить о «сознании»…

1
...