7

Киевская область. Макаровский район.

Село Липовка. Вечер

За окошком сыпал снег. Внезапные порывы ветра иногда подхватывали его и подбрасывали вверх, отчего он перелетал через крышу одноэтажного дома и падал уже с другой стороны, за окошком комнатки, в которой спала Ирина и ее трехмесячная Ярослава, которую бабушка, остававшаяся с ней на целый день, нежно звала Ясей и так же нежно уговаривала пить побольше молочной смеси «малыш», чтобы как можно скорее подрасти, сказать свое первое слово и сделать первый шаг.

– Ясенька! Ну, ще трошки! – просила младенца бабушка Шура, поднося бутылочку со смесью соской к ротику ребенка. Но Яся упорно отталкивала бутылочку ручкой в сторону, при этом не сводя взгляда своих бусинок-глаз с телевизора, который то очередную серию «Бандитского Петербурга» показывал, то яркие помехи – это когда новый порыв ветра расшатывал антенну, высоко поднятую на деревянной палке над крышей.

– Ну? Шо я твоей маме скажу? – качала головой пожилая женщина. – Она вон в городе деньги для тебя заробляет, а ты?

Ветер на какое-то время стих, и на экране началась перестрелка.

Пока герои сериала стреляли друг в друга, в дверь дома позвонили. Но бабушка Шура не услышала. Только когда перестрелка закончилась, она вскочила, положила Ясю на кушетку, а сама поспешила к двери.

– О! Вернулась! – обрадовалась она, пропуская внутрь дочь.

Ира опустила на пол тяжелую хозяйственную сумку. Сняла с головы платок. Разделась.

– Иди на кухню, там пюре с курицей на плите! – по-домашнему спокойно сказала ей мама и вернулась в свою комнату, не заметив заплаканных глаз дочери.

На кухне Ира выложила из сумки продукты. Колбасу и селедку положила в холодильник, консервы – в шкафчик возле мойки. Уселась за стол, окунула лицо в ладони и заплакала тихо-тихо, почти не всхлипывая. Страшная пустота внутри у себя самой пугала ее. Или была это просто усталость, которую не мог компенсировать ни короткий сон, ни пюре с курицей на плите.

Каждое утро она с грудью, переполненной материнским молоком, спешила в Киев, где в маленьком кабинете женщина в белом халате с неподвижным лицом сцеживала все молоко из грудей с помощью маленького насосика в литровую банку, а потом отправляла ее на кухню, где нянечка заведения наваливала ей полную миску овсянки и следила, чтобы Ирина съела все до последней крупинки. Иногда вместе с Ирой за столик садились то одна, то две такие же, как она, кормящие матери, и тогда эта же няня равномерно распределяла свое строгое внимание на всех едящих. После каши следовало погулять два часа по Мариинскому парку, располагавшемуся через дорогу от дома, в котором в обычной, но большой квартире и находилось это частное медицинское учреждение, похожее на молочную кухню, а точнее – на ее противоположность. Ведь здесь у матерей забирали молоко, а взамен давали деньги, которых, впрочем, хватало и на молочную смесь родным детям, и на недорогую сельскую жизнь, и на дорогу в Киев и обратно.

Ира уже знала трех мам, так же, как она, приезжавших сюда каждое утро с болящей, тугой от переполненности молоком грудью.

– Это для депутатских мамаш, – сказала как-то Ире Настя из-под Бышева. – Они сразу после родов специальные таблетки принимают, чтобы молока не было и чтоб грудь молодой сохранить, а сами своих детей нашим молоком поят.

Ира поверила. Она не думала плохо о таких мамашах. Она с детства не умела думать плохо о людях, даже о действительно плохих людях. Единственное, чего бы ей хотелось, так это взглянуть краем глаза на малыша, которого кормят ее молоком.

Но сегодня на обратном пути ей пришлось стоять больше часа в маршрутке. Может, это стояние, да еще и с наклоненной головой, так утомило ее, что всю дорогу она жалела и себя, сравнивая в мыслях с дойной коровой, и Ясю, которая при живой и здоровой маме вынуждена пить растворенный молочный порошок и оставаться на целый день с бабушкой.

Выплакавшись, Ира успокоилась. Подогрела себе пюре с куском курицы. Поужинала. Потрогала груди, которые опустошил специальный насос часа три назад – в день у нее сцеживали молоко иногда два, а иногда три раза. Последний раз всегда в 17–00. Ире показалось, что в груди снова появилось молоко, и она, зайдя в комнату к маме, взяла на руки Ясю и поднесла ее к груди. Малышка присосалась, жадно зашевелила губками, отчего Ире стало и щекотно, и немного больно. Но на лице у нее появилась улыбка.

– Смотри, не балуй ее! – услышала голос мамы. – А то увидят завтра, что мало у тебя молока, скажут больше не приходить…

– А я на ночь еще поем, – без всякой обиды на слова матери ответила Ира.

Перед сном, съев бутерброд с салом и еще одну тарелку пюре, Ира развела в тазике темно-зеленую краску для ткани, купленную в Киеве, и замочила в ней свой серый пуховый платок. Чтобы платок не получился темным, добавила в тазик еще воды.

8

Киев. Улица Рейтарская. Квартира номер 10. Полдень

По утрам Вероника любила надевать спортивный лыжный костюм. В этом костюме она смотрелась настолько грациозно и свежо, что сама мысль об утренней зарядке или о походе в фитнес-студию вызывала ироничную улыбку на ее милом личике. Сегодня ей удалось понежиться в кровати до половины одиннадцатого. И вот теперь, когда она окончательно проснулась и вошла своим физическим состоянием в полную гармонию со спортивной одеждой «Адидас», Веронике захотелось потратить немного сил на домашнее хозяйство. Она вытерла пыль с микроволновки, с подоконников. Потом занялась стиркой.

Загрузив в стиральную машину-автомат все белое, Вероника вдруг вспомнила о рубашке Семена. Она снова наклонилась к стиральной машине, открыла круглую пластиковую дверцу-окошко и вытянула за рукав рубашку мужа. Рукав, за который она ее вытянула, был более или менее чистым, а вот второй! Она подошла с рубашкой в руках к окну и всмотрелась в бурое пятно. Понюхала его, потерла нежными подушечками пальцев. Постепенно пришла уверенность в том, что рукав был испачкан кровью. Она задумалась. И от собственных мыслей пробежали у нее по спине мурашки. «Уж лучше смириться с мыслью, что у мужа какая-нибудь временная любовница завелась, чем выяснить после двенадцати лет совместной жизни, что твой супруг – убийца!»

Вспомнилась вдруг к месту или не к месту реклама какой-то добавки для стиральных порошков. Там, в рекламе, как раз и показывали три пятна на одежде, которые растворялись без следа в этой добавке. Одно из пятен явно было кровью!

Не выпуская рубашки мужа из рук, Вероника включила телевизор. Уставилась на экран в ожидании бесконечного блока рекламы. Наконец женское ток-шоу на тему «От вас ушел муж к вашей подруге» прервалось, и рекламный поток щедро вылился на экран.

«“Ваниш”! – обрадовалась Вероника, дождавшись нужной телеинформации. – А у нас же есть!!!»

Она вернулась в ванную комнату, достала из тумбочки под мойкой упаковку «Ваниша». Заткнула мойку пробкой, набрала немного горячей воды и капнула на окровавленный рукав рубашки пятновыводителем. Уставилась на бурое пятно, ожидая увидеть его быстрое растворение в воде. Однако пятно не спешило исчезать. Подождав пару минут, Вероника замыла грязную манжету. Пятно побледнело и действительно почти исчезло.

Победа над пятном принесла Веронике внезапное, но временное успокоение. Она заткнула рубашку обратно в стиральную машину. Нажала кнопку пуска и отправилась на кухню побаловать себя чаем с медом.

В квартире царствовала тишина. Семену с самого утра позвонил его постоянный заказчик Геннадий Ильич, и муж тут же отправился по делам. Прошлой ночью он никуда не исчезал. Она специально просыпалась каждые два часа и проверяла: рядом ли он.

Уже сидя за кухонным столиком у окна, за которым легкий снежок плавно опускался к земле, она опять вспомнила об убийстве аптекаря. «Может, спросить у соседа? – подумала. – Он вроде про него много знает! Да еще каждое утро с десяток газет домой приносит! Новости по всем каналам смотрит! Вдруг убийцу уже нашли?»

Чай с медом ласкал горло. Она могла бы и полчаса так сидеть у окна, и час. Но вопросы, даже мысленные, можно успокоить только ответами. Иначе они зудят и чешутся, как комариные укусы. И Вероника вышла на лестничную площадку, позвонила в дверь соседу. Пару минут подождала и вернулась к себе.

– Значит, не судьба! – решила.

И тут же задумалась о судьбе.

А что судьба? На судьбу ей было грех жаловаться. Единственный ребенок в семье военного летчика и учительницы географии. В доме всегда много конфет, красной рыбы и большой глобус на серванте, с которого мама время от времени стирала пыль. Глупый первый брак в восемнадцать лет. Развод через полгода. Второй брак совсем не глупый и длится уже тринадцатый год. За это время Семен вырос из торговца видеокассетами на петровке до хозяина маленькой, но крепкой фирмы по организации охраны различных серьезных встреч и выездных корпоративных мероприятий. Собственно, это и не фирма была, а просто двое старых друзей – Семен да Володька, плюс по необходимости еще три-четыре физически крепких знакомых на подхвате. За четыре года работы в охранном деле заработал Семен денег на хорошую двухкомнатную квартиру на Стрелецкой, в самом центре. Офис ему был не нужен. Все решалось по телефону. Основной заказчик – Геннадий Ильич – был депутатом парламента, а значит, вся его депутатская жизнь в любое время суток состояла из бизнес-встреч и прочих мероприятий, требующих секретности и охраны. Семена он знал давно, по Петровке. Тогда у Геннадия Ильича была кличка Гена-крокодил и занимался он ежедневным сбором денег с торгового народа. «Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой…» – любил иногда напевать Геннадий Ильич, и всякий раз, когда рядом в этот момент оказывался Семен, то вспоминалось ему свое сорок седьмое место в третьем рыночном ряду. Песня, как репей, отцеплялась от депутата и теперь уже до самого вечера крутилась на языке у Семена. Иногда он ее напевал, уже заходя после работы в квартиру. Вероника, изучившая закономерность появления этой песни в домашнем «эфире», только усмехалась.

В свое время она многое узнала от Семена о перипетиях рыночной жизни. Во времена торговли видео Семена не раз арестовывала милиция, и он во время арестов умудрился завязать множество полезных контактов. Прежние сержанты к сегодняшнему дню стали майорами и полковниками, занимали важные посты и относились к Семену как к другу юности и свидетелю их профессионального и карьерного роста. Судьба? Конечно, судьба!

И вдруг Вероника содрогнулась. Ее бросило в пронизывающий холод, в бездну. Она вспомнила то, что произошло семь лет назад, и то, что, по обещаниям ее психотерапевта, она не должна была больше вспоминать никогда в жизни.

Она в отчаянии посмотрела в окно, на пролетающие плавно вниз пушистые снежинки. Ее правая ладонь произвольно прошлась по столешнице, уперлась в чашку с недопитым чаем. Через мгновение чашка полетела вниз. Звон разбитого фаянса отвлек Веронику. Она обернулась, бросила взгляд на пол, на белые осколки чашки. Ее немного отпустило. Но этот внезапный душевный холод вдруг стал физическим. Ее бил озноб. Вероника зашла в спальню, нашла в шкафу теплый норвежский свитер. Натянула его поверх «адидасовской» спортивной курточки. Потом прошла в ванну и укуталась в махровый халат изумрудного цвета – подарок Семена к прошлому Дню Валентина. Подпоясалась потуже. Вся эта короткая суета с утеплением то ли своей души, то ли тела возвратила ее к реальности.

Крупные осколки чашки она собирала пальцами. Мелкие – смела в совок веником. Протерла пол и решила выйти под снег. Белый цвет всегда успокаивал ее, заставлял чувствовать себя маленькой любопытной и беззащитной девочкой. Ей помнилось, как она всего боялась в возрасте четырех-пяти лет. Боялась оказаться одна среди снежного поля, когда ездила с родителями к их знакомым в село под Киевом. Боялась подходить близко к дороге, по которой мимо неслись огромные и шумные грузовики. И самое интересное это то, что ей нравилось ощущение страха, как нравятся многим детям страшные сказки, рассказанные на ночь и потом не отпускающие ребенка в сон, заставляющие заглядывать под кровать или пытаться заснуть с включенным светом, чтобы чудища и чудовища из сказок не перебрались в детскую спальню.

Вместо махрового халата Вероника надела длинную коричневую дубленку, предварительно замотав горло шарфиком из козьего меха.

Сейчас она погуляет вдоль высокой и мощной задней стены Софиевского монастыря. Дойдет до Стретинской, потом до Рыльского переулка и обратно. И так раза три-четыре. Это ее проверенный маршрут для успокоительных прогулок. И если падает с неба снег, а она идет вдоль высокой и белой монастырской ограды, то все в мире наладится. В ее внутреннем мире. Другой мир ей не подвластен.