Зимин пришел вовремя – ровно в полдень. Вошел в цех, поздоровался со всеми за руку.
– Как, Андрей Алексеевич? – с несколько преувеличенной бодростью обратился он ко мне. – Готовы?
– Да вроде как готов, знать бы куда… – усмехнулся я, скрывая мандраж.
– До конца я и сам не знаю, но мне кажется, что вам там самое место.
– Двусмысленно звучит, – хмыкнул я.
– Односмысленно, просто – буквально, – улыбнулся он. – Двинули? – указал он рукой на «тойоту».
Я сел за руль, Зимин обошел машину, сел на пассажирское сиденье.
– Просторно здесь, – с некоторым удивлением сказал он, оглядевшись. – Хорошая машина. Рыбалка там, или охота… Ладно, не будем время тянуть. Поехали.
– Далеко? – уточнил я.
– Да рядом совсем, – показал он рукой. – Вон туда, к этому же зданию с обратной стороны.
– Вторая половина цеха? – догадался я.
– Она самая, – подтвердил он. – Подъезжайте к воротам и посигнальте.
Я завел «тойоту». Холодный дизель затарахтел, по всему кузову прошла вибрация. Я включил первую и плавно тронул машину с места. Игорь открыл нам ворота, и мы выехали в солнечный летний московский полдень. Свернули направо, еще раз направо – и по гравийной дорожке подкатили к таким же воротам, из каких только что выехали.
– Сигнальте, – скомандовал Зимин.
Я дважды надавил на клаксон. Сигнал Игорь тоже поменял – вместо стандартного бибиканья прозвучало что-то вроде корабельного ревуна, только потише разве что. Ворота дрогнули и начали раздвигаться в стороны.
– Заезжайте, сразу направо, – показал рукой мой спутник. – Увидите белую разметку, остановитесь в ней и выходите из машины.
– Понял.
Я закатил машину в полумрак склада, включив фары, свернул резко направо, увидел прямоугольник, ограниченный белыми и как будто даже фосфоресцирующими линиями, и остановился точно в нем.
– Глушите мотор пока, надо еще пару минут поговорить, а вытяжка тут слабая – надымим выхлопом, – сказал Зимин.
Заглушил двигатель, оставил ключи в замке зажигания и вышел из пикапа, оставив дверь открытой. Зимин тоже вышел. Я огляделся.
Помещение было таким же, как и цех за спиной, но ни верстаков, ни шиномонтажа, ни подъемников здесь не было. Было что-то вроде подиума, огороженного леерами, у одной торцевой стены. На подиуме стоял открытый шкаф с несколькими перекидными рубильниками. У ворот была застекленная будка, судя по всему – из бронестекла, в которой сидел мужик в черной униформе с надписью «Охрана» на спине. Возле него стоял, прислоненный к столу, полуавтоматический дробовик «Сайга-12К».
Сразу перед размеченным прямоугольником начиналась невысокая, сантиметров тридцать, ребристая эстакада, грубо сваренная из стальных листов и швеллеров. Эстакада стыковалась с грубо сваренной роликовой платформой на рельсах, на которой вполне можно было поместить большой грузовик. Рельсы уходили под арку, стоявшую неподалеку от задней стены из серого силикатного кирпича.
У стены слева, друг на друге, как обычные складские поддоны, лежал огромный штабель этих самых платформ, а возле них скромно притулился вилочный погрузчик, которым, судя по всему, платформы устанавливались на рельсы. Одноразовые конструкции? А потом их куда?
Арка выглядела ничуть не футуристичней, чем грязноватая кирпичная стена за нею. Здоровая рама, сваренная из листового металла, с какими-то желтыми цилиндрами по наружному периметру. Сама арка была грубо покрашена суриком. На верхней перекладине висел обычный светодиодный светофор, уложенный набок. Разве что подходящие к арке кабели вызывали некоторое уважение, да и то небольшое.
– Не внушает? – угадав мою реакцию, усмехнулся Зимин.
– Не слишком, – честно сознался я. – За бутылку сварили?
– За два ящика, – засмеялся он, и я даже не был уверен, что Зимин не шутит. – Главное, что работает. Впрочем, здесь только портал. Все оборудование во флигеле, несколько человек там еще. Теперь попрошу чуть-чуть внимания. Готовы?
– Готов.
– Тогда даю последние инструкции, – перешел он на деловой тон. – Садитесь в машину, ждете. Я ухожу к стартовому пульту. Загорится красный свет. Возможно, придется немножко подождать. Посидите там, не нервничайте. Загорится желтый – заводитесь. Если что-то случится, не заведетесь вдруг, или еще что – сразу давите на сигнал. Начнем заново. Это не перекресток, зеленого ждать не надо, и вы сразу заезжаете на платформу, пока передние колеса не упрутся в ограничитель. Видите?
Он показал пальцем на поперечную трубу, кривовато приваренную у самого края платформы.
– Вижу, – подтвердил я.
– Прекрасно, – продолжил Зимин. – Глушите двигатель и просто ждете. Загорится зеленый, включится сирена – это начало процесса прохода. Платформа сама поедет вперед. Не боитесь, не волнуетесь, стараетесь просто замереть. Выглядит – как в кривое зеркало въезжаете. Самое главное: никаких движений, никакой паники, все идет как надо. Зеркала, которое появится перед вами, – не пугаетесь. Старайтесь даже не шевелиться в кабине и задержите дыхание, пока сами, в смысле ваше тело, полностью зеркало не проедет. Это понятно? Нельзя шевелиться.
– Понятно, – кивнул я.
– Портал односторонний. Попытаетесь что-то сделать – встать, выскочить из машины – никто даже не предскажет, что с вами будет. Только вперед, платформа сама идет с нужной скоростью. Портал вам не повредит, все остальное узнаете на той стороне. Там вас встретят и все объяснят, что делать дальше. Повторите, пожалуйста.
– Жду желтого в машине, заезжаю на платформу, глушу мотор. На зеленый с сиреной меня тащит в кривое зеркало, при проезде которого даже не дышу. Меня встретят, – максимально коротко повторил я инструкции.
– Все. Удачи. – Он хлопнул меня по плечу. – По машинам.
Он направился к подиуму, а я сел в машину. В почти пустом зале было хорошо слышно, как забухало железо под каблуками Зимина, когда он прошел за леера ограждения. Что-то лязгнуло, и возник негромкий шум, как будто включился большой вентилятор. Впрочем, может, это вентилятор и включился. Хотя нет, шум шел от арки. На светофоре вспыхнул красный фонарь.
Ждать желтого пришлось совсем недолго – не больше минуты. Шум усилился и перерос в тонкий, довольно неприятный свист. Светофор загорелся желтым, я завел машину. Снова застучал дизель. Громко, как-то даже нахально, вызывая гуляющее от стены к стене эхо.
«Да куда же я прусь-то, идиот?» – подумалось. Меня бросило в пот, в кровь влетело не меньше литра адреналина, аж в глазах круги пошли. Изображение стены в арке заколебалось, словно там поднимался горячий воздух, только он не поднимался, а собирался к геометрическому центру проема.
Я врубил первую передачу, отпустил сцепление, и тяговитый дизель легко затащил меня на платформу. Машина уперлась в трубу, скрипнув резиной, я заглушил мотор. Желтый горел передо мной как маленькое солнце, звук действовал на нервы, он был как зубная боль в стадии обострения.
Свист ушел куда-то в область ультразвука, заставив меня сморщиться, и исчез совсем, сменившись гудением, как от трансформатора. Проем арки на какое-то мгновение прострелило искрами, колеблющаяся поверхность как будто бы подернулась инеем и превратилась в колыхающуюся ртуть. Я увидел отражение фургона, себя за рулем – волнующееся, расплывающееся, двоящееся, разрывающееся на фрагменты и снова сливающееся. Вспыхнул зеленый, и включился ревун, как на больших черных машинах с синими мигалками, посылая в замкнутое складскими стенами пространство требовательное рявканье.
– Да и мать его яти! – крикнул я сам себе, чувствуя, как меня вместе с машиной с металлическим скрипом потащило вперед, внутрь своего собственного отражения. Кенгурятник, затем капот беззвучно погрузились в него, затем стойки лобового стекла…
Волнующаяся ртуть зеркала неумолимо приближалась, мои колени ушли в нее, и я почувствовал… сложно сказать, что я почувствовал… как невесомость, но только там, где меня втянуло в эту самую мембрану между… мирами? Чем и чем? Появилось желание скорее просунуть голову на ту сторону, но я, наоборот, замер и перестал дышать. На меня накатывалось мое собственное уродливое отражение – перекошенное, плывущее все ближе и ближе к лицу, прямо носом в него. Я зажмурился, почувствовал в лице одновременно и жар, и холод, что-то скользнуло по щекам к затылку, звук ревуна неожиданно исчез, как его и не было, наступила тишина, я почувствовал, как что-то так же облизнуло холодом спину. Я открыл глаза, сразу же бросил взгляд в зеркало заднего вида – машина появлялась из ничего, из колеблющегося воздуха!
Меня внесло в бетонный ангар, слева от меня были распахнутые ворота, через которые в помещение щедро вливался солнечный свет. В ангаре не было никого. С гулким металлическим ударом платформа остановилась, лязгнули стопоры, а я перевел дыхание. В ворота забежал высокий крепкий блондин с короткой стрижкой, в униформе песчаного цвета с каким-то шевроном, в малиновом берете с золотой эмблемой, махнул оранжевым светящимся жезлом в сторону выезда и крикнул:
– Туда, туда сразу давай. Заводись и освобождай платформу. Паркуйся на пятом месте, снаружи. Давай, мужик, не тормози!
Остановив пикап на гравийной площадке, под желтым щитом с цифрой 5, я заглушил двигатель и вышел из машины. Огляделся.
Было жарко, но это была не московская июньская жара, зловонная и загазованная. Это была «натуральная» жара, какая и должна быть в тех местах, где она «по штату» положена. Подобная жара бывает на юге Испании, в июле, когда солнце не просто греет, а откровенно пытается тебя или зажарить, или испарить из тебя всю влагу. Пучки чахлой травы, местами выбивающейся из-под гравия под бетонным забором, выгорели до желтизны. В них стрекотали какие-то сверчки, порхали местные мотыльки. Я задрал голову и увидел птиц. Блекло-голубое, почти белое от зноя небо – и много птиц.
На стоянке я был не один. Несколько машин вразброс стояли на площадке, все внедорожные. За мной остался ряд бетонных боксов, как в военном парке для техники, около десятка, с надписями над каждым, выполненными также черным на желтом: «Мск», «СПб», «Ект», «Нвсб», «Кмр». Остальные мне было прочитать сложнее – мешали тень и угол. Двор был огорожен высоченным забором из бетонных плит с витками «егозы» поверху. Выезд был лишь через массивные металлические ворота, над которыми висели две камеры наблюдения. Третья камера красовалась над дверью с надписью «Иммиграционная служба Ордена». Рядом была еще одна дверь с надписью «Караульное помещение».
Парень в форме, берете и с жезлом вышел из бокса и направился ко мне. Я заметил, что через плечо у него на ремне свисает американский карабин М4 с коллиматорным прицелом. Обратился он ко мне тем не менее на чистом русском, козырнув:
– С прибытием вас! Проходите в ту дверь, – указал он на железную дверь иммиграционной службы. – Все ценное спокойно можете оставлять в машине – территория закрыта и охраняется. Если у вас есть огнестрельное оружие, которое до сих пор не находится в опломбированном состоянии или в ящике, то рекомендую положить его туда сейчас. При выезде с территории ящик будет опломбирован, пломбу снимут на контрольно-пропускном пункте на выезде с базы. Проход в помещение иммиграционной службы с оружием является нарушением закона.
– Как скажете, – согласился я.
Чего уж дальше дисциплину нарушать? Все равно меня не обманули, куда-то я явно угодил. Меня не убили за квартиру или машину, золото тоже никто не украл, и нападать на меня пока явно не собираются. Я достал из-под куртки «парабеллум», подошел к машине, отпер ящик и положил пистолет внутрь. Затем убрал туда дробовик в чехле. Раз там не пригодился, то уж здесь точно не понадобится.
– Больше оружия у вас с собой нет? – спросил охранник.
– Все в ящике.
– Прекрасно. Проходите в ту дверь.
Я оставил вежливого охранника, принадлежащего к неведомому мне Ордену, на стоянке и направился в иммиграционную дверь.
Дверь выглядела неказисто – обычная металлическая, с крашеной ручкой и глазком. Правда, мощная, как на военном корабле между отсеками. Но когда вошел внутрь, то удивился. Я ожидал классические стойки иммиграционного контроля, как в аэропортах, но внутри оказалось просторное светлое помещение, напоминающее приемную в хорошей клинике, с низкими мягкими диванами, какими-то журналами в стойках, кулером с холодной водой и стойкой ресепшен. За стойкой стояла молодая, очень симпатичная светловолосая женщина в такой же песочной форме, как у охранника, но без берета. Вместо автомата у нее на поясе висела кобура. Мне удалось разглядеть шеврон – такая же пирамида с глазом, как и на новоприобретенном удостоверении личности.
– Здравствуйте, – поприветствовала она меня. – Рады вас видеть в Новой Земле. Могу я посмотреть на вашу идентификационную карту?
Голос был дежурно-вежливый, приятного тембра. Такими озвучивают автомобильные навигационные системы. «Следуйте двести пятьдесят метров вперед, после чего на круге выберите второй поворот», – говорят такие системы, совершенно не заботясь о том, слушаешь ты этот приятный голос или нет.
– Здравствуйте, – поздоровался я в ответ. – Можете, разумеется.
Я достал карточку из нагрудного кармана куртки, протянул ей, а пока она прокатывала карту в каком-то придатке к компьютеру, я снял куртку. Жарко тут все же.
– Пожалуйста, – протянула она мне карточку. – Ваше прибытие зарегистрировано, господин Ярцев. Если у вас сохранились документы из вашей прошлой жизни, но вы хотите расстаться с ней навсегда, можете бросить их сюда, в бумагорезку. Здесь ваше прошлое не интересует никого, и оно исчезнет, превратившись в бумажную труху. Вы в Новой Земле и имеете все права на новую жизнь.
– Спасибо, – отказался я. – Может быть, попозже.
– Как хотите. Это необязательно, – все так же доброжелательно улыбнулась девушка. – В мои обязанности входит кратко ознакомить вас с основными принципами проживания в Новой Земле, помочь разобраться в финансовой системе и при необходимости снабдить вас первоначальным набором необходимого для жизни здесь. Более подробную информацию вы можете взять из этой памятки.
Она взяла со стенда небольшую глянцевую книжечку в голубой обложке с надписью «Памятка переселенца».
– Почитаете ее на досуге, – протянула она мне брошюрку. – Это действительно необходимо – у нас опасный мир. Кроме того, вы можете купить подробные карты местности и путеводитель по основным населенным пунктам Новой Земли. Если у вас остались какие-нибудь наличные деньги Старой Земли – лучше потратить их. Они здесь невыгодны и дальше не везде принимаются. Набор карт стоит двадцать долларов, путеводитель – десять. Рубли – к доллару по тамошнему курсу, а потом из долларов – по местному.
Я достал из заднего кармана кошелек, протянул ей стодолларовую купюру. Она взяла с той же стойки еще одну книгу, потолще первой, и сложенную в папку стопку карт. Все это она забросила в бумажный пакет, взяла у меня из рук «Памятку», положила ее туда же и отдала пакет мне:
– Сдача составила семьдесят долларов. – Она постучала пальцем по экрану монитора, привлекая мое внимание. – Смотрите, я открыла вам счет в Банке Ордена и зачислила сдачу на счет. По курсу три доллара тридцать центов за один экю Новой Земли. Таким образом, вам зачислено восемнадцать экю и девятнадцать центов.
Экран демонстрировал мне меню какого-то счета, где напротив моей фамилии засветились красные цифры: «Е 18,19».
– Пользоваться счетом вы можете почти в любом населенном пункте Новой Земли – отделения Банка Ордена есть почти везде, – продолжала между тем девушка. – Счет привязан к вашей личной карте, номер карты является и номером счета. В случае утраты идентификационной карты вы можете ее восстановить в любом отделении Банка Ордена с использованием системы паролей и отзывов.
– Карта как кредитка работает? – уточнил я.
Девушка на секунду сбилась, улыбнулась и продолжила все тем же «вещательным» тоном:
– К сожалению, обращение кредитных карт пока еще невозможно в нашем мире, но вы в любой момент в любом отделении банка можете получить наличные с вашего счета и положить их на счет. Оттиск на специальном бланке с вашей идентификационной карты, которую здесь зовут обычно «Ай-Ди» для краткости, в отдельных случаях является персональным чеком.
– Понятно, – кивнул я дежурно-приветливой девушке с мягким голосом. – У вас только один банк в этом мире?
– Разумеется, нет, – покачала она головой так, что ее светлые, недавно подстриженные и вытянутые волосы качнулись. – Но только этот банк имеет сеть, охватывающую всю территорию, и дает возможность пользоваться своим счетом в любом месте. Другие банки являются местными. Пока вы не определились с местом жительства, лучше пользоваться услугами орденского Банка. К тому же отделения орденского Банка являются полномочными представителями Ордена по всем вопросам на тех территориях, где они открыты.
– А если возить наличные с собой?
– Смотря какие суммы, – немного удивилась она вопросу. – У нас это может быть очень опасным. Кроме того, банк не открывает информацию о владельце счета никому и никогда. Здесь не существует судебных постановлений или иных документов, могущих изменить это правило. Кроме того, должна сказать, что именно банк является эмитентом экю – местной денежной единицы. Она обеспечена золотом, поэтому вы можете обменять банкноты на соответствующее количество золота в слитках и монетах в любом отделении орденского Банка в любое время. Золото будет вам выдано в виде золотых монет Ордена.
– Что за Орден такой?
Надо же, какие названия тут завелись. Орден, блин, тевтонский.
– Подробная информация об Ордене имеется в памятке и путеводителе. – Она подняла брошюрку, повернув ее лицевой стороной. – Вкратце же скажу, что Орден – организация ученых, открывших проход, и первых переселенцев, преследующая целью населить этот мир как можно большим количеством людей и старающаяся по мере своих возможностей облегчить процесс становления новой цивилизации.
«Чешет как по писаному. Хорошая девочка, старательная», – подумалось мне.
– Что касается Банка Ордена – вы можете открыть дополнительный депозитный счет, на который внесете имеющееся у вас золото по весу. Необходимое вам количество золота вы можете в любом отделении орденского Банка конвертировать в экю и зачислить их на основной счет.
– Два вопроса, – прервал я ее. – Как конвертируется весовое золото в денежные единицы и могу ли я снять со счета свое же золото по весу?
Она не сбилась, а очень бодро протараторила:
– Золото конвертируется по курсу – одна десятая грамма за один экю минус процент за конвертацию. Изъять ваше золото из банка вы можете в виде золотых монет Ордена за вычетом такого же процента…
– Процент какой?
– Процент рассчитывается исходя из текущего…
– Девушка, милая, процент какой? – чуть надавил я.
– В среднем – около десяти процентов…
– Умный у вас банк, ничего не скажешь, – усмехнулся я. – Десять процентов с любой суммы. Неплохо.
– Если вы вносите деньги в экю или золотые экю – процент не взимается, – заметила она, чуть приподняв светлую бровь. – А прибыль банка расходуется на вполне благие цели, такие как оплата переходов новых поселенцев, подъемные пособия для несостоятельных и другие подобные программы. Если, скажем, у вас имеется килограмм золота, он превратится в девять тысяч экю, которые будут в полной безопасности в банке. Тысяча экю, взятая с вас банком, даст возможность привезти в этот мир еще одного человека и дать ему возможность устроиться.
Я задумался. Черт его знает, какие здесь правила. Если десять процентов – и считай, что влился в местную финансовую систему, то не так страшно. Как божеский налог уплатил, десятину церковную. Потому что про налоги пока никто ничего не говорил.
– Я понимаю, что вы сомневаетесь, – улыбнулась она. – Но поверьте, в нашем мире банки не обманывают клиентов.
– Святыми стали? – усмехнулся я в ответ.
– Как раз наоборот – святых здесь слишком мало, поэтому всегда есть вероятность, что обманутые вкладчики приедут на танке. Чревато, знаете ли…
О проекте
О подписке