Закричали женщины, какой-то толстый дядька с бородой, одетый в красную рубашку поло и белые шорты, вскочил из-за столика и замер статуей, не зная, что делать. Бармен прижался к стене, так и стоя на своем месте. А я, инстинктивно хватаясь за кобуру, рванул в сторону, подальше от полицейского с пистолетом, который непонятно что собирался сделать.

А затем вдруг началась стрельба, и крики стали громче. Я видел через стеклянную стену бара, как стоявший на ногах выпустил в своего коллегу две пули, а затем всадил еще несколько в бармена. Белая рубашка того сразу покрылась расползающимися красными пятнами, и он как подкошенный завалился в проход, ударившись головой об пол.

Кто-то побежал, на веранде началась бестолковая суета, все орали, а полицейский каким-то деревянным шагом, держа пистолет в одной вытянутой руке, вышел на улицу и выпустил остаток магазина в публику, свалив еще двух человек. Упал бородач в красной поло и женщина с прической «под Викторию Бэкхем», свисавшей нелепыми хвостами, причем женщина просто села на асфальт, зажав руками рану в животе и с недоумением глядя на текущую сквозь пальцы кровь.

Я сам не заметил, как «хеклер» оказался у меня в руках, полицейский был у меня на мушке, а сам я присел за столиком, опираясь на столешницу руками, но… стрелять в полицейского? И что мне делать потом? Сдаваться? А у меня семья на лодке. Бежать? И что, не найдут?

Стрелок остановился, огляделся по сторонам, несколько раз щелкнул курком, целясь в убегавшего толстого мужика, потом с недоумением посмотрел на опустевший пистолет у себя в руках. Но он просто отбросил его в сторону, взял двумя руками тяжелый кованый стул, поднял его и со всей силы обрушил на голову зажимавшей рану в животе женщины. Послышался хруст и грохот упавшего стула, женщина свалилась на бок, со все тем же выражением недоумения на лице, а ее дурацкая прическа вдруг начала промокать кровью.

Люди вокруг замерли, никто, кажется, не верил своим глазам. Убийца обвел всех каким-то диким, безумным взглядом, посмотрел на свои руки, потом, словно спохватившись, нагнулся за пистолетом, одновременно вынимая запасной магазин. А я все так же продолжал таращиться на него, не стреляя, не убегая и не делая вообще ничего – словно замерз, как столбняк напал.

В полной тишине, что воцарилась вокруг, было слышно, как упал на пол пустой магазин, а на его место встал полный, затем полицейский, словно забыв все, чему его когда-то учили, долго пытался вспомнить, как затвор снимается с задержки, но потом все же вспомнил, и первый патрон встал в ствол, а затем я с ужасом увидел, что его взгляд, похожий на взгляд совершенно обдолбанного наркомана, вдруг сфокусировался на мне.

«Сейчас выстрелит!» – Мысль возникла и сразу превратилась в уверенность.

Убегать поздно, укрыться негде.

Полицейский.

Так просто это не закончится.

Не знаю почему, но заорал я по-английски, не к месту всколыхнулись приобретенные за годы работы инстинкты:

– Freeze! Don’t fucking move!

Зрачок пистолетного ствола уставился прямо в меня. «Хеклер» дважды резко дернулся в моих ладонях, выпустив две пули полицейскому в грудь, а затем еще раз, когда третья ударила того в середину лица.

Они здесь не носят бронежилеты, те обычно в багажниках лежат. Жарко и незачем, здесь серьезной преступности почти нет.

Поэтому все три ударили куда надо, полицейский умер, наверное, раньше, чем упал. Подогнулись колени, а потом он ткнулся лицом в землю.

Все.

Запах пороха и крови.

– Твою мать, – сказал я, поднимаясь на ноги и оглядываясь. – Бойня…

Два трупа в баре, три на веранде, считая убийцу.

Приехали.

– На хрен, – пробормотал я по-русски, убирая пистолет в кобуру. – На хрен все, я ушел.

И ушел. По пирсу, в противоположную от моей лодки сторону. Обогнул марину по кругу, благо на это больше десяти минут не надо, вышел на причал и позвонил на мобильный сына:

– Возьми лодку и сними меня с причала. Да, вот с этого, смотри, я рукой тебе машу.

Он меня заметил.

Огляделся – пока за мной никто не гнался, и на самом причале, и на подъезде к нему было пусто. Найдут, понятное дело, но… почему-то сам вызывать их я не хочу. Может, ну его, просто сняться отсюда и перебраться… ну, хотя бы в порт Бануса? Или в Кабопино?

Нет, без толку, все равно найдут.

* * *

Уже к вечеру этого дня я понял, что меня не найдут. И не станут искать. И убитый мной полицейский уже никого не волнует. Люди начали сходить с ума, один за другим. Да, как раз полицейские, военные, пожарные и врачи. В первую очередь. Бросаясь на коллег, пациентов, задержанных. У кого было оружие – тот стрелял, у кого не было – бросался с ножами, мебелью, душил, вцеплялся в глаза, с диким криком, истекая слюной, как бешеное животное.

Я помню свои ощущения – какой-то холодный ком в животе стоял все то время, что я смотрел новости и опять искал информацию в Интернете. Уже к вечеру степным пожаром разнеслась новость – это вакцина. Непроверенная новая вакцина, которая разошлась уже по всему миру. Среди ночи появилось еще одно заявление Бреммера, которое иначе и назвать было нельзя как «Будьте вы прокляты», в котором он обращался к правительствам и ООН.

Ночью пришло сообщение от Рэя:

«Мы отплываем на Кюрасао». И все. Отослано с мобильного телефона. Думаю, что отсылал он его откуда-то в спешке. На мой вопрос он уже не ответил, был оффлайн.

Днем я несколько раз слышал стрельбу, а крики доносились с берега постоянно. Я вытащил из тайника еще и дробовик, выложил его на стол, а с пистолетом больше вообще не расставался.

Ближе к вечеру, часов в пять, на причал вышли двое: рослый пожарный с короткой черной бородой, со звоном волочащий за собой по асфальту пожарный топор, и какой-то мелкий парнишка лет семнадцати, который нес обломанную острую палку. Его лицо было измазано кровью, словно он жрал мясо, как собака, в крови же были и руки, по самый локоть. Пожарный прихрамывал. Я помню, что услышал их дыхание – тяжелое, с присвистом и сипом, частое, как у собаки на жаре.

– Гадство, – сказал я, схватив дробовик и поднимаясь из рубки на палубу.

– Ты что, с ума сошел? – Жена смотрела на меня, не веря своим глазам.

– Пугану, если сунутся, – сказал я, не веря уже самому себе.

Пугануть не получится. Достаточно посмотреть на их лица – злобные и совершенно, абсолютно безумные. Я это вижу. Таких только валить, если кинутся.

Нас увидели. Не знаю, что занесло их на этот пирс, но увидели нас они только сейчас. Подросток присел, словно желая стартовать с низкого старта, худое его лицо странно перекосилось, окровавленный рот открылся, и он заорал. В крике ничего человеческого не было, это уже был вой животного, увидевшего добычу и жаждущего убийства.

Они бросились вперед разом, оба, каждый занося свое оружие для удара.

– Стреляй! – закричала жена за спиной, но уж об этом напоминать мне точно не требовалось.

Дробовик гавкнул раз, ударив в плечо, порция картечи попала подростку в низ груди, заставив согнуться пополам. Скользнуло назад и вперед цевье, выбрасывая гильзу и загоняя в ствол следующий патрон. Пожарный бросился не по прямой, а побежал по дуге, занося топор для удара и глядя в глаза мне, и словно льдом осыпало – такой концентрированной злобы и ярости я никогда в своей жизни не видел. Мне просто стало страшно. Вот теперь стало страшно по-настоящему, до усрачки.

Его маневр и, главное, взгляд, сбили прицел, второй мой выстрел прошел мимо, а через секунду он уже подбежал к краю причала и прыгнул к нам на корму. И наткнулся на удар прикладом дробовика в грудь, отбросивший его назад. Он завалился, зацепившись каблуком тяжелого ботинка за край борта, затем ударился затылком о причал и упал в воду, с брызгами и все тем же истошным криком. И я, перегнувшись через борт, выстрелил в него снова, почти в упор. Плеснуло, воду окрасило кровью, а затем он исчез под водой и больше уже не всплывал. Затем я снова выстрелил в подростка, который корчился на причале. Он затих.

– Что это? – Голос жены был тихим и совсем потерянным.

– То, о чем говорят. Вакцина, – ответил я, перезаряжая ружье.

– И что делать?

– То же, что пока и делали. Только от причала уйти надо. На якорь. Чтобы до нас было не допрыгнуть. Ярек, – повернулся я к сыну, статуей замершему на выходе из рубки, – заводи двигатель. Слышишь? – Он вроде кивнул, медленно, словно преодолевая ступор. – Заводи. Нечего нам здесь стоять. И хорошо, что Сашка в каюте. Хотя бы она не видела.

На наши выстрелы никто не пришел и не приехал. Труп подростка так и остался лежать на причале. Мы отошли от причала метров на двадцать и сбросили якорь, остановившись почти у самого выхода из порта. Здесь до нас точно не допрыгнешь. Правда, психанутый полицейский еще и стрелял, так что лучше и выстрелов опасаться.

Скука исчезла, она сменилась беспокойством и откровенным, тяжелым, давящим страхом. К утру, когда мы подошли обратно к причалу, чтобы подсоединиться к электричеству и зарядить все, что можно зарядить на борту, отрубился Интернет. Только что работал, а тут раз – и отключился. Вместе с мобильной связью, которая у нас была от того же провайдера. Телевизор продолжал что-то принимать, но все, что можно было видеть – уже неновые съемки врачей с вакциной, портреты пойманных террористов, все в записи и без комментариев – и никаких настоящих новостей. Электричество хотя бы не отключилось. И радио, радио еще осталось, некоторые станции продолжали вещать. Нет, никто не говорил, как спасаться и куда эвакуироваться, они просто рассказывали о том, что люди сходят с ума и бросаются на других людей. Больше им нечего было сказать, потому что в первую очередь свихнулись те, кто и должен был спасать остальных.

– Что будем делать дальше? – спросил сын после того, как он подсоединил кабель к разъему и перешагнул обратно на борт «Одиссея».

– Я пока не знаю, Ярек. – Я посмотрел ему в глаза.

Выглядел он… нормально он выглядел, уверенно. Держится.

– Ладно, подожди минуту, – добавил я, натягивая латексные перчатки. – А то этот вонять скоро начнет. Уже начинает, – добавил я, показав в сторону убитого подростка.

Перебрался на причал, присел возле трупа. Ну… подросток как подросток… если не считать следов крови на лице и руках. Это что? Он ел что-то? Странно. Зомби какие-то, хотя и не зомби. Зомби, если верить кино, мертвые, а эти точно были живыми. Просто опасными психами. Но живыми. И убило их, как и всех людей. Подростку заряд картечи попал в живот, а второй, которым я его добил – в грудную клетку сбоку. Зомби от такого не умирают, если верить кино. И кровь из зомби так бы не текла, потому что они мертвые, а из этого потоком хлестала.

Схватил труп за запястье, подтащил к краю причала и столкнул в воду. Всплывет? Нет, не думаю, для этого в нем газ должен скопиться, а этот… весь дырявый. Не скопится. Наверное. Пусть лучше под водой, чем лежит совсем рядом. Сашка боится выходить из каюты и смотреть в ту сторону. Правда… что-то мне подсказывает, что ей еще придется смотреть… на всякое.

Прошло еще три дня. Дети уже не рвались никуда с яхты, Сашка играла молча, она стала непривычно задумчива и тиха. И вот теперь стало уже совсем страшно, пришло осознание, пусть и с опозданием. Мы не видели всего самого жуткого, отсюда, из тихого угла спортивного порта. Прошла мимо нас паника, прошла смерть, прошли чудовищные пробки на дорогах, которые успел показать телевизор, потому что люди в последней попытке убежать то ли от своего страха, то ли от самих себя, срывались с места и ехали неизвестно куда с непонятной надеждой. Яхта стала нашей «башней из слоновой кости», и только потом, когда вдруг сначала стало тихо, а потом появились страшные тени ночью, мы наконец осознали, что оказались в ночном кошмаре, ставшем реальностью. И выхода из него нет, совсем, и то, что уже свершилось, никак обратно не отмотать, не получится уже.

Но даже в самые мрачные моменты жизни случается что-то хорошее. В одно утро, когда мы сидели в кокпите и пытались обсуждать будущее, в порту появилась знакомая яхта – Майк Робертс. Точнее, сначала он неожиданно вышел на связь по радио и сообщил, что идет к нам. И потом уже пришел. Его «Шутник» неторопливо вошел в марину под дизелем, а я уже ждал его, стоя на баке «Одиссея» – к этому времени заработала уже и короткая связь между нами.

– Привет всем, – крикнул он, подводя свою лодку к нашей. – Итак, я за вами!

– За нами? – спросила жена.

– За вами, Джанин, за вами, – Майк улыбнулся во все тридцать два вставных, белозубо и неотразимо. – Мы с вашим мужем немного переписывались в Интернете, потом перебалтывались по радио, и я решил попробовать вас здесь застать.

Вообще-то жену зовут не Джанин, а Янина, она полька, хоть познакомились мы в Москве, но в местном англоязычном окружении она превратилась в Джанин, даже я к этому постепенно привык. Сейчас, наверное, удивился бы, если ее кто-то назвал бы правильным именем. Хотя я называю, изредка. Могу даже Джанин назвать, но уже с долей ехидства.

«Шутник» Майка пришвартовался рядом, и после недолгой возни и суеты он сам перебрался к нам, не отказавшись от кофе, пусть и растворимого – запас нормального уже закончился, когда сидишь на лодке безвылазно, кофе расходуется в диком темпе. Я заметил револьвер у него за поясом, показал на него, спросил:

– Пришлось использовать?

– Да, пришлось. – Майк помолчал, подбирая слова. – Очень много плохого там, – кивнул он куда-то туда, где должны были угадываться очертания гибралтарской Скалы. – Гибралтарский полк сначала призвал резервистов, а потом весь гарнизон базы сошел с ума в полном составе. С резервистами. Улицы забиты психами, причем даже вооруженными. Мне кажется, что в Гибралтаре уже никого не осталось, только эти сумасшедшие и трупы. Дэннис, мне кажется бредом, но… они едят трупы, ты видел?

Жена побледнела и отставила чашку.

– Я догадывался, – кивнул я, вспомнив перемазанные кровью лицо и руки подростка. – Что с ними?

– Откуда мне знать? – Майк пожал плечами. – Меня дважды попытались убить на пирсе, я с трудом отбился. – Он похлопал по обрезиненной рукоятке револьвера. – У вас есть планы? У меня есть, – добавил он, не дожидаясь встречного вопроса.

– Какие?

– Мне надо забрать сына из Портсмута.

Ну да, сам Майк из Портсмута, и сын у него в Англии, это я знаю хорошо. Работает, к слову, в компании «Агуста-Вестлэнд», которая вертолеты строит, он инженер. И еще он яхтсмен, как и отец, и отец Майка, к слову, тоже был яхтсменом, это у них наследственное. А сейчас, как оказалось, еще и спасительное.

– Он как?

– Мы говорили вчера вечером, связь еще была. Он по-прежнему сидит на лодке посреди озера Фэрхам. Это на самом деле залив, – добавил он, – с моря легко подойти. Я уговорил его подождать с прививкой и теперь должен поблагодарить тебя за то, что ты уговорил подождать меня. Дэннис, ты меня, наверное, спас.

Ну да, выходит, что спас. А меня, опять же выходит, спас Рэй. А ведь я вполне мог собрать всю семью в машину, поехать в госпиталь «Кирон», в котором мы обычно и бываем, случись заболеть, и там бы привились. Даже как-то думать об этом… не хочется.

– Вспомнился анекдот про излеченного параноика, которого застрелили в дверях психушки сразу после выписки, – довольно невесело усмехнулся я. – Ты приглашаешь нас присоединиться к походу?

– У вас другие планы? Есть вообще какие-то планы?

Не было у нас планов до его появления. А теперь есть. Когда у нас есть сам Майк с его опытом океанских походов, и есть, наверное, его сын, который тоже много где ходил. Как только они возникли – появились и планы.

Вообще-то общность интересов решает многое. Мы сошлись с Майком на почве того, что оба любим пострелять – и в результате нас уже два вооруженных и умеющих стрелять человека. Он приохотил меня к парусам – и теперь мы можем даже собрать экипаж. И яхты у нас есть, те самые, которые не требуют заправки и могут идти куда угодно, хоть и медленно. Интересно, а что бы мы сейчас делали, если бы нас объединила, скажем, любовь к авангардному балету? Я не очень хорошо знаю, что это такое, но наверняка любовь к нему тоже способна объединять людей. Танцевали бы?

– Я знаю, где мы можем быть в безопасности, – сказал я. – Но мне одному туда не добраться.

– Куда?

– На Кюрасао, насколько я понимаю.

Повисла пауза, Майк явно пытался оценить мое душевное здоровье.

– На Кюрасао? – Он все же был явно несколько шокирован. – Там-то что может быть такого, что вдруг стало безопасно? Я был на Кюрасао, давно, правда, но был. Там безалаберные люди и самый большой в мире бордель под открытым небом почти что на выезде из аэропорта. Я что-то пропустил?

При этих словах Янина посмотрела на меня с подозрением, да и сын как-то явно заинтересовался.

– За борделем? Очень возможно, – усмехнулся я. – Туда уехало много вооруженных людей, которым запретили делать прививки. И я многих там знаю. Кого-то лучше, кого-то хуже, но знаю. Почему именно туда – не скажу, но к этому явно готовились.

Майк задумался, потом пожал плечами и просто сказал:

– Тогда нам нужна лодка побольше. На этих будет тесно, и вообще в океане большая яхта лучше маленькой.

– А у нас маленькая? – тут уже удивилась жена.

– Смотря с чем сравнивать, – усмехнулся Майк. – Перед тем как все это началось, в Пуэрто-Банус зашла «Пола Роса», она там часто стоит.

– И это…

– Семьдесят восемь футов. Шесть гостей плюс двое членов экипажа. Хватит места на всех, включая Шивонн.

– Кого? – не понял я.

– Девушку сына, он же там не один на лодке. Ее зовут Шивонн, она наполовину ирландка и наполовину испанка, поэтому твердо уверена, что с таким сочетанием ее не возьмут замуж. Они здесь познакомились.

– Странное имя.

– Старинное ирландское. А так да, редкое.

Интересно, я без Майка бы решился отправиться на Кюрасао? Наверное. Потому что мне ничего другого не остается, мне туда надо. Но с Майком я туда почти точно доберусь, как мне кажется.

– Так что мы решаем?

– Я согласен, – сразу ответил Майк.

Ну да, так все сразу, просто и обыденно. Но ведь действительно, а что нам еще остается? Мы же смотрим с борта яхты, слушаем радио. Все, конец света уже наступил, быстро и сразу, как-то раз – и уже ничего нет. Так что да, пусть у нас лучше будет цель – дойти до Кюрасао. Цель в такое время – это уже хорошо.

– Я все равно не знаю, что мне делать после Портсмута, – добавил Майк. – Так далеко я не заглядывал. А пока надо идти в Банус.

– Надо сначала идти ко мне домой, забрать оружие, – добавил я.

Майк кивнул. Сам он обходился одним револьвером, стрелял из него на двадцать пять метров по бумажным мишеням – и все. Спортсмен, в общем. А я не спортсмен, я стреляю не для очков, а чтобы уметь стрелять. Зачем уметь? А затем, что если вдруг понадобится – ты раз – и уже умеешь. Нет, меня раньше образ жизни заставлял уметь стрелять, но совершенству нет предела. И стволов у меня дома хватает, одних пистолетов еще пять штук, ну и всякого другого немало, считая патроны, так что добираться туда надо, чего бы это ни стоило.

– Для этого нам лучше бросить якорь напротив нашего пляжа, как мне кажется.

– Согласен, – кивнул я. – Ладно, когда выходим?

– Есть план?

План был. Уже на второй день конца света психи на солнце почти не показывались, а вот ночью их стало везде много. Мы видели темные фигуры, бегающие возле порта, слышали крики людей, к которым врывались в квартиры – двери здесь не железные, так что сдержать атаки они не могли. С утра убийцы или… хищники, что ли… пожалуй что хищники, психи, исчезли с улицы, а уже к вечеру этого дня радио сказало о том, что у них не сужаются зрачки и яркий свет для них что нож вострый.

На следующий день, несмотря на протесты семьи, я прошелся по порту и окрестностям, придерживаясь самых освещенных мест. Просто для того, чтобы проверить, насколько это работает. Даже пистолета не брал, рассчитывая на то, что при нападении прыгну в воду и уплыву, ввязываться в драку не хотелось. И да, на меня долго не нападали, может, потому что боялись выходить на солнце, а может, потому, что просто спали – даже этим тварям, в которых превратились люди, когда-то надо отдыхать, как мне кажется.