– Граница мормонских владений. Они туда ездят редко. А вообще, насколько я помню, даже не городок, а что-то вроде компактного собрания кучек ферм. Справа от дороги будет сам городок, а слева – поля.

– И что выращивают?

– Дыни, кажется. Любишь?

– Очень, – кивнула она. – А ты?

– Терпеть не могу, если честно. С детства.

– А почему? – удивилась Дрика. – Вкусно же.

– Кому как, – пожал я плечами. – Ты от дороги не отвлекайся.

Несмотря на утверждения мормонов о том, что злодеи на этом отрезке пути не водятся, я все еще находился под впечатлением от зрелища расстрелянного вдрызг «шевроле». Кто-то же это сделал, и совсем отсюда недалеко.

Два следующих мормонских городка мы проехали спокойно, хотя на восточном выезде из Вендена было некое укрепление из бетонных блоков, в котором мы видели людей в шляпах и бейсболках. А дальше снова потянулась унылая пустыня, и так километров на тридцать, не меньше. Опять ехали молча, лишь рация, воткнутая в держатель на панели, ловила время от времени чьи-то непонятные переговоры, да навигатор женским голосом извещал, сколько осталось до следующего поворота. Пока до него было далеко, дорога тянулась прямая, как струна, разрезая пыльное тело пустыни.

Агила показался из песков неожиданно, ровно в тот момент, как навигатор блымкнул сигналом о том, что мы проехали двести пятьдесят километров, – я настроил его на метрическую систему, потому что местные майлы так и не научился воспринимать нормально: всегда их мысленно в километры пересчитывал. Показался сборный домик с небольшим крыльцом, за ним еще один, с навесом и стенами, облицованными декоративными панелями под дикий камень. Под навесом две колонки – это заправка, на стене которой огромная надпись красной краской: «Бензина нет! В магазине ничего нет! Проезжайте мимо, если не хотите поймать пулю! Община Агила». Просто, ясно и конкретно. Наверное, к такой неделикатности и повод какой-то был – не просто же фермерская природная агрессивность к такому привела.

Никто на главной улице нам не встретился, но люди в Агиле были, мы даже их видели издалека. Именно люди – не бродячие мертвяки. Если Десница Его с карательными целями там и прошлась, то, видать, не сильно, в щадящем режиме. Мне вспомнилась какая-то история, о которой я прочел в газете, связанная с тяжбой между местными мормонами и живущими по соседству методистами за некую землю как раз на границе их областей. Судя по всему, упорство местного пастыря в попытках приобрести участок, на котором он планировал устраивать большие моления под открытым небом, и составило главный смертный грех выращивателей дынь-канатлупок в глазах убежденных святых многоженцев, которые тоже хотели молиться на этом месте.

В общем, Агила ничем не привлекла нашего внимания, даже дынь на местных бахчах надо было еще несколько месяцев ждать. Ну и на нас никто внимания не обратил – проехали себе и проехали. А нам тоже ничего там не нужно было – идем точно по графику, почти что минута в минуту, мотор как часы работает, тихо вокруг и безлюдно, до ночлега еще далеко. А вообще – так бы до самого Порт-Артура катить, только сомнительно, что получится.

По ходу дела пейзаж начал меняться. Появились кактусы, те самые, знакомые всем по картинкам, – возле Юмы их не было почему-то. Самого меня в эти края не заносило, но когда я маршрут готовил, то почти каждую точку на карте изучил.

– Что это? – спросила Дрика, когда слева от дороги появились белые длинные ангары.

– Аэродром Викенбурга, – ответил я. – Младший брат Юмы, если можно так выразиться.

– Почему?

– Тоже дитя золотой лихорадки. Город Юма возник на большой реке Колорадо и вырос больше, а Викенбург появился на маленькой реке Хассаямпа и стал поменьше. Но золота раньше здесь мыли много.

– А что за название такое странное?

– По имени одного австрийца, который намыл золота на тридцать миллионов. Он построил Шахту Стервятников, это вроде как часть местной истории теперь.

– А чем она знаменита?

– Как чем? – удивился я наивному вопросу. – Из нее добыли тридцать миллионов. История-то американская, вполне достаточно для того, чтобы открыть паломничество. Из-за этой шахты и город возник. Еще здесь была Викенбургская резня, когда пятнадцать индейцев убили шестерых переселенцев. Потом генерал Крук загнал местное племя в резервацию, убив полторы сотни индейцев, но это резней не считали.

– А что дальше было? – заинтересовалась Дрика.

– А ничего. Потом индейцы казино открыли в резервации и собирают чеки от правительства за то, что они аборигены.

– А сейчас тут что делают?

– Туристов принимают, – ответил я и добавил: – Принимали. Которые ехали смотреть шахту, где было тридцать миллионов. А еще здесь играют в гольф. А еще здесь была самая знаменитая бейсбольная команда, которая не выиграла ни одной игры. Вообще, за всю свою историю.

– Здорово! – поразилась Дрика.

– Я тоже так думаю, – согласился я с нею. – И давай помедленней, хочу на аэропорт повнимательней глянуть.

На серьезный аэродром это было похоже мало. Полоса капитальная, бетонная, способная принять, наверное, любой «Джамбо Джет», но вот все остальное… трейлеры, мобильные домики, сборные ангары и прочее в таком духе – времянки. Хорошо с этим в Аризоне, где не надо бояться ни дождя, ни холода.

Зато люди здесь были, и был проволочный забор вокруг поля. И еще на поле стояли поодаль несколько легких самолетов, у которых возились. Мне даже завидно стало… будь у меня такой, к вечеру на месте бы были. Впрочем, я уже это сам с собой обсуждал и выбрал фургон, так что жалеть нечего. А вот затем мое внимание привлек большой самодельный плакат, бросающийся в глаза: «В городе живые мертвецы!»

– Внимание!

Объездов здесь нет, придется ехать через весь город, и если там мертвяки… В Юме я по таким местам уже покатался.

– Запоминай! – начал я быстро инструктировать своего неопытного водителя. – Скорость в городе не больше тридцати миль в час. Мертвяков, если попадутся, не таранишь, а стараешься объезжать, если при этом не нужно резко дергать машину. Не получается объехать – тогда тарань. Понятно?

– Поняла, – кивнула она.

– Тогда спокойно, уверенно, я рядом, оружия у нас много, машина крепкая, стекла в решетках, спереди защита. Просто едем себе спокойно и ничего не боимся.

Первые же домики, которые мы увидели с дороги, внушали уважение – все как в неплохом районе той же Юмы. Или как в Койотовой Купальне, где я прожил целый год.

– Притормози, – попросил я.

Дрика послушно сдала к обочине, словно кто-то мог в нас врезаться в этом пустынном месте, и остановила машину.

– Заглуши мотор, послушаем.

Распахнув дверь, выбрался наружу, подхватив «зиг» из кабины. Огляделся. Скрытно к нам не подберешься, до ближайших домов метров двести, а вот если в бинокль…

Белые стены домов резко приблизились ко мне, и первое, что я увидел, это стаю дохлых собак, лежащих в тени дома. Ага… не врал плакат. Затем в поле зрения попался лежащий на земле мертвец, тоже в тени, но явно вполне дееспособный, иначе его бы уже собаки жрали. Еще один, тупо стоящий посреди улицы и, кажется, здорово подсушенный солнцем. Но для первого впечатления достаточно – если на окраине мертвяков хватает, то и в центре их должно быть много. Как так вышло? Город ведь маленький, отбить его поначалу наверняка нетрудно было, тут же у всех оружие есть.

– Поехали дальше, – сказал, усевшись на высокое пассажирское кресло.

Фургон вновь плавно тронулся с места, поехал дальше. Мы молчали, накатила какая-то безотчетная тревога – непонятно почему: вроде уже привыкнуть ко всему такому давно пора, да вот не привыкается.

Примета времени и новых проблем – много сгоревших домов. Горело не хуже, чем в Юме. Живых людей после аэродрома нигде не видать, да и там их не так чтобы много. Кстати, основной городской аэропорт остался правее, его с дороги так просто не разглядеть. Интересно, что там делается?

А вот слева виллы потянулись – как в Скоттсдейле. Может, и преувеличиваю, но очень серьезные. Каждая не меньше чем на акре земли, бассейны, архитектурные изыски… И ни одного целого окна, насколько мне видно в бинокль, хоть и пологая насыпь вдоль асфальта мешает смотреть. И следы от пуль на многих стенах. Некоторые дома выгорели изнутри. Обугленный остов БМВ на подъездной дорожке. Клаб-хаус гольф-клуба, выгоревший и расстрелянный, клуба, раскинувшегося своими восемнадцатью лунками поодаль, где недавно еще зеленая трава уже выгорела и превратилась в желтую и пыльную в отстутствие постоянного полива. Опять мертвяки возле него – навелись на нас, кстати, но просто смотрят, стоят.

А не прошлись ли тут какие-нибудь «трейлерщики», кстати? Как-то смахивает по стилю. Тут сплошные виллы и «холидэй хоумз»^[2], полные всяких благ и ништяков, для местной голытьбы ранее недоступных. Или что тут за война была? Не верится мне, что так активно отбивались от мертвяков, – так только люди с людьми умеют, боекомплекта не жалея. И это мы еще в центр города не въехали. А что там делается, интересно?

Виллы слева, ряды бунгало справа, еще мертвяки, опять стая дохлых собак. Мертвая земля, совсем мертвая, съеденная мертвечиной. Совсем маленький ребенок без одной руки, гнилой и покрытый спекшейся кровью с головы до пят, стоящий на самой обочине. Собаки… среди них множество шавок «карманного формата» – всякие болонки с чихуа-хуа, которых местные обитательницы таскали в сумочках и за которыми подбирали с тротуаров дерьмо в пластиковые пакетики.

У обочины на простреленных колесах мини-вэн «Додж Караван», на его крыше – огромный полосатый кот, держащий в зубах птицу, абсолютно живой, не спутаешь никаким образом, уставившийся на наш фургон желтыми пронзительными глазами.

– Стой, подожди минутку, – попросил я.

Дрика опять послушно остановила фургон, я вновь распахнул дверь и выбрался наружу.

– Кис-кис-кис.

Кот посмотрел мне в глаза, ничего не предпринимая и не говоря в ответ. Говорить ему мешала птица в зубах. С оторванной башкой, кстати. Умный кот? Специально так сделал, чтобы не обратилась? Кстати, а я не видел птиц-зомби пока. Бывают вообще такие? Или я просто не заострял внимания – не до них было?

– Слышь, харя, – обратился я к нему уже не так вежливо. – Ты как тут один живой остался? За счет природной хитрости и ловкости?

Кот продолжал смотреть мне в глаза, потом неожиданно спрыгнул на асфальт, пружинисто собравшись в подобие полосатого мяча, как они умеют, затем ловко развернулся в некую арочную конструкцию с выгнутой спиной и задранным хвостом, тиранулся мне об ногу, тяжело упираясь лбом, а затем неожиданно проявил доброту и предложил мне свою птицу, положив перед ногами.

– Во спасибо, – поразился я. – Меня Андрей зовут. Тушняк будешь?

В ответ кошан издал длинную, но невнятную мурчаще-мявчащую руладу и опять прошелся вдоль ног, притираясь мохнатым боком. Затем вдруг задумался, потом заметно насторожился, припал к земле и зашипел, глядя куда-то под машину. Игнорировать его эмоций я не стал, мысленно отметив, что Дрика забыла головой по сторонам вертеть и с глупым умилением смотрит на зверюгу, и, перехватив карабин поудобней, шагнул в сторону, выглянув из-за фургона.

Собаки. Штук пять. Но они были далеко, метрах в пятидесяти, и даже пока не бежали в нашу сторону – так, стояли просто. Две большие и три мелкие. А вот до этого их там не было. А значит… значит, только что пришли, а кот их почуял. И за счет такого вот чутья он и выживает, наверное. Какой толковый и полезный кот.

Я показал Дрике свою ладонь, демонстрируя ей некий жест, в котором легко угадывался подзатыльник, и показал, куда надо смотреть. Она спохватилась, повернула голову и аж подпрыгнула. А я обернулся к коту, теперь уже утробно и угрожающе тянущего длинное угрожающее «мяу» на мертвых собак, и спросил:

– Слышь, Вась, или как там тебя… Я про тушняк не шутил, но тут жрать некогда. С нами поедешь?

Кот опять ничего не ответил, и тогда я решил намекнуть еще прозрачней – похлопал по сиденью моего кресла. И к удивлению моему, тот все понял – одним молниеносным прыжком заскочил на него, встал на задние лапы, опершись передними о приборную панель, и выглянул через окно. Собаки дернулись вперед немного, и я решил с ними не связываться. Подхватив кошана под теплое брюхо, одним движением перекинул его в широкий проход между сиденьями, на большую картонную коробку с консервами, сам уселся на свое законное место и сказал Дрике:

– Поехали. И прикрывать меня не забывай: чуть не проспала собак.

– Извини.

– Извини – мало, – решительно заявил я. – В наказание коту имя придумай.

– Тигр, – ни секунды не раздумывая, ответила она, выкручивая руль.

– Почему?

– Полосатый же. И грозный.

– А что? Нормально, – согласился я и обернулся к зверю: – Тигром будешь. Надо же тебя как-то звать? А то проблемы с общением будут. А я тебе уже представился. Ты извини, что птицу забыл, я оценил твою щедрость, но там собаки… сам понимаешь. А насчет тушняка я не наврал, но – позже, хорошо? А то в машине напакостим.

Кот вроде не возражал, вполне комфортно развалившись как раз на вместилище той самой пищи, которая была ему обещана в будущем. Охранял вроде как. И вид был такой, что он в этой машине жил с того самого дня, как она с завода вышла. Или он ее первый купил – до того, как я ее украл в аэропорту.

Дорога плавно вошла в массив мертвого города, разрубая его пополам. Изредка мы видели мертвецов, стояли брошенные машины, много было следов пожарищ и уже мало – стрельбы. Показалась слева закусочная «драйв-ин», возле которой на высоком флагштоке развевался звездно-полосатый флаг, словно напоминание, чтобы никто не перепутал – эти самые бургеры, от которых только ожирение с диабетом и никакой другой пользы, – чисто американские. Гордитесь, мол.

Затем справа появилось длинное одноэтажное здание компании «Форд», на стоянке которого сиротливо стояло несколько легковых машин, но не было ни единого внедорожника или пикапа: кто-то аккуратно проредил ассортимент торговца. Может, и сам торговец – на его месте я именно так бы и поступил. А вообще здесь пикапов больше, чем джипов, а джипов куда больше, чем легковушек. Легковые покупают или совсем простенькие, за дешевизну, и обычно немолодые, или, наоборот, вроде «мерседесов», на каких любит выпендриться публика вроде жителей Скоттсдейла, который нам вскоре предстоит проехать. А так все пикапы и пикапы, белого цвета все больше, из-за жары. Пустыня.

Сразу же за «фордами» показалась стоянка «доджей», на которой уцелело несколько машин, только в плохой кондиции – горелые или разукомплектованные. Тут какая-то драка опять случилась, потому что на песочного цвета задней стене автосалона было множество отметин от пуль.

Было напряжно и нервно – расслабиться все равно не получалось, хоть какой-то существенной угрозы для нас я не видел. Дорога ширины невероятной, да еще и с просторными обочинами: не заблокируешь. Людей нет, для мертвяков мы неуязвимы, и чего так нервничать?

Давил на сознание вид брошенного и погибшего города. То же самое ощущение, которое я испытал, проносясь через Юму на угнанном «мерседесе»: ощущение того, что хоть ты и в городе, построенном людьми, но уже не на людской территории. Смерть ее захватила и предъявила на нее свои права. А тебе на это и ответить нечем – остается только смириться.

Мотели с двух сторон добротные, с большими бассейнами – не для водителей грузовиков из тех, что держат обычно индийцы, где номера по сорок долларов, а простыни на кроватях хорошо если поменяют раз в неделю, – а вполне нормальные, для туристов. Магазины, затем замелькали частные дома.

– Что это? – вдруг спросила Дрика, дернувшись и указав рукой куда-то налево, в свой сектор наблюдения.

Я повернулся, но поначалу решил, что она указывает на двух мертвяков, сидящих под стеной в тени. Странно: тут таких хватает – не та картина, чтобы какое-то особое внимание привлекать. Но затем понял, что она имеет в виду, – прямо за густым кустарником, почти невидимая с дороги, расположилась какая-то длинная и гибкая тварь, медленно двигающаяся на пружинисто согнутых ногах и почти вытирающая брюхом землю. Рассмотреть что-то еще, кроме странного, непривычного для человеческого глаза силуэта, было невозможно.

– Что это? – спросила девушка.

– На дорогу смотри, врежемся, – сказал я ей. – А вообще это… мутант, не знаю, как еще эту дрянь назвать.

– Это был человек?

– Не уверен. Могла быть собака, например, – ответил я и добавил: – Как мне кажется. Так, на бегу, и не узнаешь.

– Откуда они берутся?

Я попробовал изложить ту теорию, которую нам удалось для себя составить:

– Если мертвец добирается до трупов одного с ним вида, которые не восстанут, с простреленной головой например, то он отжирается в такое вот существо. Чем больше съест, тем страшнее, сильнее и опасней он станет.

– Ты их видел раньше?

– Дважды сталкивался. Один раз с Джеффом, а один раз сам. В обоих случаях чудом уцелел.

– Их много?

Голос напряженный. А я ее прекрасно понимаю – даже эта тварь, мельком увиденная, пугает очень здорово. Это из машины и проездом, считай, в полной безопасности.