– А вы тоже! – Девушка наставила на Колю розовый крашеный ноготок.

– Николай, – представляясь, стянул кепку тот, – Николай Алексеевич.

– Чаю, Людочка, – хлопнул подругу по удачно подставленной попке Дима.

– А лавэ? – под фырканье рыжего развернулась она.

Полы короткого пальто разошлись, и взгляду Шумера и его соседа предстала полупрозрачная розовая блузка с Микки-Маусом. Уши Микки-Мауса старательно прикрывали грудь, но не могли скрыть отсутствие на ней лифчика.

Худое лицо соседа треснуло улыбкой.

– Что? – уперев руки в бока, посмотрела на него девушка.

Микки-Маус слегка смял ухо, открыв пятнышко соска.

– Ничего, – сказал сосед, – извините.

– Сиськами светишь, – сказал Дима, подавая Людочке пятьдесят рублей.

– Чего? – наклонилась к нему девушка.

Дима сбил проводок наушника.

– Светишь сиськами, говорю.

– Кому хочу, тому свечу, – огрызнулась девушка.

– Все бабы такие, – авторитетно заметил рыжий Коля, когда Людочка направилась за чаем. – Сиськи есть, ума не надо.

– Да мы так, друзья, – сказал Дима.

– Мне бы такого друга, – мечтательно сказал Коля. – Может, поставишь ее?

– Куда?

– На кон.

– Не, вы че? – мотнул головой Дима. – Она ж как-никак близкий человек.

– И чем ты рискуешь? – Коля заглянул в тетрадный лист. – У тебя уже восемьсот восемьдесят. Тебе сто двадцать набрать – и ты в шоколаде.

– Да, молодой человек, – кивнул «бульдог», – вы, так сказать, сидите на «бочке». Но я бы тоже не стал ставить девушку по желанию этого рыжего негодяя.

– Я – негодяй? – тут же взвился рыжий. – Дядя, ты кто? Ты кто, дядя? Что ты мне непонятные предъявы кидаешь!

– Заносит вас, Николай Алексеевич, – проскрежетал «бульдог».

– Дак а чо? – сказал, тут же сбавляя тон, Коля. – Я же не навсегда. Пять минут в тамбуре и готово. Можете засекать. – Он с ухмылкой стукнул Шумера по колену. – Понял, доктор? У меня тоже как в аптеке.

Шумер улыбнулся.

– Я не доктор.

– Заливай давай!

– В общем, – сказал «бульдог», обращаясь к Диме, – насчет девчонки ты не слушай, но ставочку я бы на твоем месте поднял. Чтобы вот этому уродцу похотливому, – кивнул он на соседа, – жизнь малиной не казалась.

– А вам это зачем? – проснулась наконец подозрительность в Диме. – Вам же тоже повышать придется.

– Эх, молодо-зелено.

«Бульдог» надвинулся, подался вперед и стал вдруг удивительно похож на Жана Габена, только с короткой стрижкой. Грубое лицо его тенью отразилось в стекле. Он кинул карточную колоду притихшему напарнику.

– Скажу тебе, Дима, так, – сказал он негромко, глядя на проносящиеся за окном перелески. – Деньги – самое никчемное человеческое изобретение. Они дают иллюзию всемогущества, выступая мерилом жизни.

– Но так и есть, – сказал Дима.

«Бульдог» хмыкнул.

– А вот и я, – появилась с двумя стаканами в подстаканниках Людочка. – Какой-то жуткий поезд, почему-то битком.

– Других нет, – сказал сосед с «дипломатом». – Каждый четверг есть самолет, но там совершенно запредельные цены.

– Нам, наверное, надо было самолетом, – сказала Людочка, пробираясь через ноги Шумера. – Правда, Димчик?

Чай в стаканах так и норовил выплеснуться. Шумер решил относиться к этому как к фатуму.

– Осторожнее!

Сосед с «дипломатом» поддержал Людочкину руку.

– Извините. Ф-фух!

Людочка шлепнулась на сиденье. Чай все-таки закапал.

– Ай! Дим, ну что ты молчишь? – поставив стаканы на столик, Людочка затрясла пальчиками. – Скажи!

– О чем? – спросил парень, на мгновение отвлекаясь от подсчетов на листке.

– О самолете. Подуй! – подставила она ладонь.

Дима – краем рта – подул.

– Ну и зачем вам самолет? – заулыбался рыжий Коля, тасуя карты. – Здесь такая компания, такая атмосфера…

– Вот-вот, – сказала Людочка. – Пахнет так, хоть в окно с головой. Особенно семейка этих, чучмеков, через два купе…

– Да ладно тебе.

Дима поймал в пальцы изогнутую ручку подстаканника.

– Ага, они там разлеглись на своих мешках, то ли семья, то ли целый аул скопом. Осла еще не хватает!

– Не доставай, – скривился Дима и отхлебнул чай. – Блин, не сладкий!

– Я высыпала пакетик! Честно!

«Бульдог», привстав, попытался приоткрыть окно.

– Сейчас мы немного проветрим…

Лицо его напряглось. Короткие пальцы побелели. Но оконная рама стояла намертво, и человек ожидаемо проиграл.

– Зараза!

Раздраженный «Бульдог» сел обратно.

– Только боковые окна открываются, – сказал сосед с «дипломатом». – И то не все. В начале и в конце вагона.

– Суки, – оценил «бульдог» железнодорожное начальство.

Коля дал ему подснять колоду.

– Вы это… – кивнул он на столик. – Стаканы-то уберите. Игра простор любит.

Дима подал стакан Людочке.

– Чего поставила? Пей!

– Не хочу! – надула губы девушка.

– Зачем купила тогда?

– Затем!

– Женская логика! – хохотнул Коля.

– Может, вы хотите? – протянул стакан соседу с «дипломатом» парень.

Тот качнул головой.

– Спасибо. Я стараюсь не пить в поезде.

– А у меня уже есть, – сказал Шумер.

Рука опустилась с верхней полки, растопырила пятерню.

– Я могу выпить, – сказал невидимый пассажир.

– На!

Стакан ткнулся в пальцы и уплыл наверх, позвякивая ложечкой.

Поезд замедлил ход. Мимо с пакетом, полным яичной скорлупы, прошел длинноволосый парень в драных джинсах.

– Так мы поднимаем или нет? – спросил Дима, приобнимая Людочку.

Та пихнула его локтем. Дима прижал девушку сильнее.

– Ты посмотри, сколько мы можем выиграть! – зашептал он ей. – Посмотри! И на платье, и на туфли тебе.

– А сколько проиграть? – не согласилась Людочка.

Шумер неожиданно подумал, что девушка вовсе не глупа и прагматична.

– Барышня, – скупо улыбнулся «бульдог», – я тут рассказывал вашему молодому человеку, что деньги не могут сделать человека счастливым.

– Могут! – возразила Людочка.

Рыжий Коля ел глазами Микки-Мауса на ее блузке.

– Не знаю, – сказал «бульдог». – Но сам я проигрышу нисколько не огорчусь. Что деньги? Ты живешь, ты дышишь. Это ни за какие деньги купить нельзя. И опыт. Как купишь то, что каждый пропускает через себя? Поражение – это что? Это возможность подняться в будущем. Ты уже знаешь, как и что может быть. Стоит это полутора тысяч? Я считаю, что вполне.

– Плюс хорошая компания, – добавил Коля. – Хотя мне моих денег будет жалко.

Раньше Шумер думал дождаться кульминации, чтобы напарники раскрутили мальчишку на безумную ставку в долг и поманили последним коном, где рыжий Коля (вот неожиданность!) сорвал бы «банк», но теперь решил, что можно и сейчас.

– А я согласен, – услышал себя Шумер словно со стороны. – Согласен с девушкой.

В определенные моменты он ловил себя на том, что раздваивается, и часть его превращается в немого зрителя, бесстрастно фиксирующего происходящее.

Она была холодна и равнодушна, эта часть, и, видимо, считала все вокруг спектаклем. Мало того, она довольно наплевательски относилась к телу Шумера. Другая же, брошенная на произвол судьбы, становилась неуправляемой, бравирующей и дерзкой. Ей все было нипочем, она любила край и стремилась к краю, конфликтуя с людьми, вещами и самой реальностью. Тело Шумера она испытывала на прочность.

Иногда Шумер замечал в себе и третью часть (троица – это было логично). Задавленная первыми двумя, эта часть была вечно преисполнена страха. Возможно, он редко ее ощущал именно из-за того, что она, чтобы выжить, стремилась вести себя как можно незаметнее. Тела Шумера ей было жалко, она за него беспокоилась.

– Че, доктор? – наклонился Коля.

– Я говорю, – улыбнулся Шумер, – что мальчишка не выиграет. Вы же мошенники, карточные шулера.

Ту-дук, ту-дук – как-то особенно громко прозвенели колеса на стыке.

Лицо у «бульдога» замкнулось, напряженная складка обозначилась под нижней губой. Рыжий Коля привстал.

– Чем докажешь?

– Ничем. Я вижу.

– Ну, вообще! Взял и обидел! – возмутился Коля и растопырил пальцы. – Эй, ты видел, что мы мухлюем? – обратился он к соседу с «дипломатом».

Тот мотнул головой.

– Не обращал внимания.

– Димыч, ну ты-то в курсе?

– Да я тоже вроде не заметил ничего такого, – сказал Дима, но особой уверенности в его голосе не было.

– Понятно. А вы, Людочка? – упорствовал рыжий.

– Что?

– Вы вот верите, что я с э-э…

– Алексей Александрович, – подсказал свое имя «бульдог».

Получилось очень естественно.

– …с Алексеем Александровичем заодно?

Девушка посмотрела на Колю, потом на «бульдога» Алексея Александровича, явственно похожего в этот момент на Жана Габена в роли комиссара Мэгре.

– Не знаю, – сказала она. – Вы какие-то слишком разные.

Коля кивнул, словно не ожидал иного.

– Вот что, уважаемый, – он поймал за рукав и потянул Шумера на себя, – вы готовы ответить за свои слова?

– Конечно, – сказал Шумер.

– Пообщаемся в тамбуре?

– Как хотите.

Они вышли в проход. Никто не возразил и не вмешался.

– Сюда, – Коля, перехватившись за поручень, двинулся к тамбуру в конце вагона.

Шумер направился следом.

Он улыбнулся, когда какой-то здоровый, накачанный парень с боковой нижней полки поднялся сразу за ним, пророс в проходе горой, перекрывая путь к отступлению. Так и пошли втроем. Щелкнула дверь, из мусорного ящика пахнуло вонью, белым пятном мелькнула туалетная дверь. Чтобы у Шумера не возникло малодушного желания спрятаться за нею, парень сразу перекрыл ее рукой.

– Чеши, дядя.

Толчок в плечо едва не бросил Шумера на спину рыжего картежника. Сильный, подумал Шумер. Может не рассчитать.

Под тусклой лампочкой в тамбуре курил плюгавый мужичок. На гостей он посмотрел без интереса, отвернулся к окну, на мгновение затуманив его дымным выдохом.

– Извините, – тронул его за локоть Коля, – у нас здесь важный разговор. Вы не могли бы вернуться на свое место?

Мужичок, востроносый, худощавый, сузил глаза.

– Надолго?

Рыжий Коля смерил взглядом улыбающегося Шумера.

– Думаю, минут на десять-пятнадцать.

– Смотрите, а то я долго без курева не могу, – сказал мужичок, гася папироску о сапожный носок.

Качок подвинулся, давая ему пройти.

– Смотрите, пятнадцать минут.

– Чеши, дядя, – буркнул спортсмен.

Шумер подумал об ужасно скудном лексиконе. Как с таким словарным запасом из двух слов выражать чувства? С неприязнью – понятно, а с любовью как? Или вообще с желаниями? Ему вдруг стало любопытно, многого ли сможет добиться человек, будучи ограничен всего одним словом. Скажем, если ему захочется пить…

– Эй, доктор! – толкнул его Коля. – О чем задумался?

Шумер отступил.

– Так, об ограничениях.

Коля переглянулся с качком.

– Ты хоть понимаешь, что сейчас произойдет?

– Думаю, будете бить, – сказал Шумер, уводя взгляд к окну. – Меня часто бьют за то, что я говорю правду. Я привык.

Спортсмен хохотнул и шагнул вперед.

– Умный дядя!

Третье слово, подумал Шумер. Далеко пойдет.

Затем ему прилетело в челюсть. Удар был резкий, сильный, Шумера впечатало в стенку, повело вправо, во рту стало солоно, и спортсмен, и Коля превратились в плохо видимые пятна. Второй удар пришелся в живот. Под вздох. Третий – отработанно – в переносицу. Это было как петарда, попавшая в мозг.

Бумм!

Шумер на долю секунды отключился, но сознание вернулось, чтобы издевательски фиксировать, куда и с какой силой наносятся следующие удары. Качок проводил неплохие серии. Тренировался.

Боль.

Шумер не мог сказать, будто он сжился с нею. Скорее, он ощущал ее приход, как визит старой знакомой дамы. Сначала напрягаешься, ждешь, неуверенно гадаешь, правильно ли помнишь, вызываешь схожие прошлые ощущения, чтобы определиться и после сказать себе: да, знаю, знаю, было такое.

У него треснуло ребро. В носу, конечно, сломался хрящ. Кровь, вполне возможно, залила все ниже ноздрей. Левый глаз заплыл. Бровь горела, наливаясь гематомой. Два зуба слева и один справа, кажется, были готовы покинуть насиженные места. В добрый путь!

Шумер улучил момент и сплюнул кровью под ноги.

Новый удар опрокинул его на пол, сделавшийся скользким и красным. Реальность закатилась куда-то, помигивая, за плафон.

– Ну, что, доктор? – услышал Шумер сквозь шум вселенной, закрутившейся в голове. – Ты все еще претендуешь на свою правду?

Коля стукнул его в колено. Твердая подошва, крепкая кожа – что может быть лучше для ботинка, которым бьешь соседа по купе?

– Вы – шулера, – вытолкнул Шумер с кровью.

– Мы деловые люди.

Шумер завозился на полу.

– Я вижу.

– Тебе добавить, уважаемый? – рыжий Коля придавил каблуком кисть Шумеровой руки. – Кстати, болеть ты будешь долго. У меня даже прогноза нормального нет. Месяца два, три, если повезет. Полгода тоже хорошо.

Шумер, вывернув шею, взглянул на него целым глазом.

– Пять… пятьдесят шесть минут.

– Ой, я бы на это поглядел, – рассмеялся Коля. – Накинь-ка ему, – приказал он качку. – Чтоб припух.

Кроссовки у спортсмена были фирменные, серые, с белыми вставками, «найк», бить он ими боялся, берег, поэтому просто поднял Шумера и, прислонив к тамбурной стенке, обработал на коротком расстоянии. Тум-тум-тум, тум-тум – и апперкот.

Да, боль. Боль в челюсти, боль в затылке.

Но опять же – старая знакомая. Разве у него такого не было? Разное случалось, даже похлеще. Крови вот много.

– Куда? Куда?

В сознание Шумера вклинился щелчок двери. Он подумал, что это очередная тетка с сумками. Интересно, увидит – пройдет мимо? Или кинется защищать? Качок тоже отвлекся, и Шумеру представилась возможность сползти вниз. Ух! – как на лифте. Только голова – не голова, а какое-то странное, вздувшееся и не совсем послушное сооружение. На месте носа – бог знает что. Что-то сипит.

А если глаз приоткрыть?

Реальность кое-как вылепилась из разноразмерных пляшущих пятен. Коля топтался у двери, в узкой щели белело лицо соседа с «дипломатом».

– Что вы там делаете? – напирая, спрашивал он.

– Голова не болит? – спрашивал Коля, удерживая дверь. – Смотри, заболит. И доктору уже не до тебя будет.

– Чеши, дядя! – присоединился к напарнику спортсмен.

Вдвоем они закрыли дверь, но сосед не прекратил ломиться.

– Откройте! – доносился его срывающийся голос. – Я сейчас проводницу позову. Он что, правду сказал?

Коля поморщился.

– Угомони этого, – сказал он качку. – Только аккуратно.

– Понял.

Щелкнула дверь.

– Ну, ты, дядя!

Спортсмен пропал из поля зрения Шумера, зато Коля приблизился, присел на корточки, пригладил под кепкой свои рыжие волосы.

– Вот че тебе не сиделось, доктор? – произнес он с каким-то даже сожалением. – Ну, пощипали бы мы богатенького идиота, кому от этого плохо стало бы?

– Мне, – сказал Шумер.

Коля наклонился.

– Ты его родственник что ли?

У Шумера нашлись силы шевельнуть головой.

– Нет. Не люблю, когда так.

– Да он бы нахлобучил тебя при первой же возможности! – сказал Коля. – Я этих тварей знаю. У них ничего здесь, – он стукнул себя пальцем по лбу, – нет. Ничего. Сынки депутатов да бизнесменов. Все свое в штанах, связи и деньги – у родителей. Гонору выше крыши. Кого хочешь, куплю, кого хочешь, продам. Он девчонку свою на кон поставил бы, точно тебе говорю. До кондиции бы довели – и поставил.

– И зачем? – спросил Шумер.

– Учить таких надо! – оскалился Коля. – В дерьмо макать. Чтобы не чирикали и место свое знали.

– И меня?

– И тебя учить. А как ты думаешь? Вступился? Глаза раскрыл? Кому? На людей посмотри! В Пустов приедешь, налюбуешься.

Рыжий еще раз засадил Шумеру ботинком по ребрам.

– Все, лежи, отдыхай.

Щелкнула дверь. Стало тихо.

Шумер решил последовать совету. Действительно, надо отдохнуть. Что там в итоге? Хорошо досталось почкам, грудь вся в синяках, как в медалях. Колет в районе печени. Ну, лицо, наверное, очень не похоже на то, к которому он привык. Ладно, поправится, зубы, глаз, нос – это быстро, это сойдет.

Шумер, подобрав ноги, сел.

Стук колес сделался громче, свет из окна замелькал – проезжали мост. Этот мост Шумер помнил, кажется, через реку Сужа, значит, до Пустова два часа. Хорошо.

Он посмотрел на кровь, темнеющую на брюках, и огорчился. Где сейчас брюки достанешь? Их нельзя, как карты, из рукава. Пальто-то и так темное. А брюки теперь, пожалуй, только выбрасывать.

Дверь осторожно приоткрылась. Но это оказался не Коля и не сосед с «дипломатом», это оказался давешний курильщик. Увидев картину с сидящим в крови Шумером, он на мгновение остановился, но, качнув головой, встал у стенки напротив.

– Смотрю, хорошо поговорили, – сказал он. – Жив?

Шумер кивнул.

– Что мне сделается?

– И то правда, если разговариваешь, – курильщик достал папиросы из квадратной пачки «Беломорканала». – Куришь?

– Нет.

Шумер выдохнул и, выпрямляя ноги, поднялся. Мужичок помог ему не упасть, придержал, не боясь испачкаться. Целым глазом Шумер уставился в окно, мост и река Сужа за которым уже кончились, и в метрах, и во времени отскочили назад.

– Красиво.

Оголенный по весне лес лез в глаза частоколом веток, словно желая привлечь внимание пассажира к своей судьбе.

– Как скажешь.

Курильщик закурил. Мимо, хлопнув дверями, в волне холодного воздуха проскочила тетка с сумкой, размазала каблуком кровь на полу. Не подскользнулась.

– За дело хоть били? – спросил курильщик, щуря в дыму карий глаз.

– Не знаю, – сказал Шумер. – Шулера.

– Играть что ли с ними полез?

– Дурака останавливал.

Курильщик хмыкнул.

– Дурака не остановишь, у него судьба такая – дурацкая. Написанная на его дурацком лбу.

– Все равно, – Шумер слегка развернулся и сморщился от боли. – Много ли правды в унижении дурака?

– За всех дураков встревать, здоровья не хватит, – философски изрек собеседник. – Тебя вот побили, кто ты после этого?

Шумер улыбнулся, сковырнул языком и выплюнул зуб. Тот звонко заскакал по металлическому полу.

– Человек.

– Но малого ума, – курильщик затянулся, выдохнул дым. – В наши времена бросаться на защиту всяких дураков самоубийственно.

– Я просто поступил так, как был должен, – сказал Шумер.

И выплюнул осколок второго зуба.

– Я вижу, – кивнул собеседник.

– Вы просто не знаете, что это значит.

– Почему? Знаю. Только смотреть надо наперед, в будущее, парень, на то, чем это может для тебя закончиться.

– И я так знаю, чем все кончится, – сказал Шумер, легко пробуя пальцем натянувшуюся, горячую кожу под левым глазом.

– И чем же? – спросил курильщик.

– Я умру.

Из-под пальца брызнуло.

– Тю! Мы все умрем, много ума не надо.

– Зато я знаю, где и когда.

– Нагадали что ль?

– Нет.

Курильщик сощурился, отогнал ладонью дым, заставляя его скручиваться в тающие, эфемерные завитки.

– Что-то мне казалось, будто тебя чуть ли не до смерти отделали, – неуверенно произнес он, подстраиваясь так, чтобы свет из окна и из плафона не бил в глаза.

– Да нет, где там до смерти.

Шумер качнулся, хрустнул, вправляясь, локоть.

– Не показалось же мне.

Мужичок едва не протянул руку – потрогать. Та же приземистая тетка с сумкой, возвращаясь, открыла дверь в тамбур, заметила наконец кровь.

– Вот же ж придурки, – пропыхтела она, протискиваясь в следующий вагон, – все им мало, режут друг друга и режут.

Ты-дым-ты-дым! – грозно прогремели колеса.

– Холодно, – сказал курильщик и затушил сигарету. – Пойду.

– Пока, – сказал Шумер.