– Бери тогда четыре.

Маша двумя руками ухватила четыре яйца. Последнее, пятое, почему-то начало падать. Девочка качнулась, пытаясь его поймать. Я кинулся ловить Машу. Я сумел, она нет.

– Ну, – спросил я, держа испуганно глядящую на меня девочку, – бьем остальные?

– Нет, – неуверенно улыбнулась она, – есть будет нечего.

– Правильно, – я снял Машу со стула. – Готовим яичницу, омлет не получится. Молока нет. Сковородка в плите. Масло вот, – я достал из холодильника масленку. – Сейчас уберу разбитое яйцо и умоюсь, ты готовь пока.

Пока я чистил зубы и брился, Маша гремела на кухне посудой.

– Кофе варить умеешь? – спросил я, выйдя из ванной.

– Нет, мама не пила кофе, – ответила девочка, раскладывая чуть подгоревшую яичницу по тарелкам.

– Я сварю. Будешь кофе? Или лучше чай?

– Лучше чай. Я где у тебя хлеб? Я не нашла.

– В холодильнике. Я редко дома ем, чтобы не сох быстро. Чай какой, черный, зеленый?

– Обычный чай.

– Из пакетика пойдет?

– Пойдет.

Я сунул два куска хлеба в тостер, пакетик «Липтона» залил кипятком и сел за стол.

– А кофе? – спросила Маша.

– Потом сварю. А то яичница твоя остынет.

Позавтракав, мы отправились в Останкино.

Погода была отличная, прогноз не обманул, и на галерее, на стеклянных плитках пола мы оба визжали и боялись.

В общем, Week-end прошел вполне по-уикэндски.

Вечером позвонила Ольга. Спросила, забрал ли я племянницу, и предложила приехать. Я отвечал, что племянница у меня уже три дня, и, покосившись на Машу, добавил, что девочка хорошая, а вот с приездом попросил подождать. Пусть ребенок получше привыкнет, ей пришлось много пережить, да и характер у нее сложный, и у нас только-только начали выстраиваться отношения. И сейчас сталкиваться с чужим человеком ей совсем ни к чему.

– Это я чужой человек? – сразу последовал вопрос.

– Ну, для нее и я чужой человек, а ты уж и подавно.

В трубке засопели, холодно ответили: «Ну, как хочешь», и послышались гудки отбоя.

– Это твоя девушка? – спросила Маша

– Это моя женщина. Чувствуешь разницу? – сказал я.

Маша не ответила и перевела разговор на принцесс.

Маша уже лежала в постели, а принцессы вовсю путались, когда послышался звук поворачивающегося ключа в замке, хлопок закрывшейся двери, и по плиткам пола процокали каблучки. Дверь в комнату отворилась, на пороге стояла улыбающаяся Ольга. В одной руке она держала торт «Панчо», в другой большую коробку с нарисованной на ней Барби верхом на мотоцикле.

– Привет, ребенок, – сказала она Маше, быстро кивнув мне. – Вылезай из кровати, будем торт есть. Ты любишь торт?

Маша молча смотрела на нее.

– Смотри, что я тебе принесла, Барби на мотоцикле. У тебя есть такая? – Ольга улыбалась.

– Он же сказал, чтобы ты не приезжала. Я слышала.

Улыбка медленно сползла с лица Ольги. Она вопросительно посмотрела на меня. Я развел руками и пожал плечами.

– Все уже так серьезно? – спросила меня Ольга.

– Поколение некст, – усмехнулся я. Потом потрепал Машу по плечу:

– Это тетя Оля, давай не будем ее обижать, раз уж она приехала. Вставай, пойдем торт есть. И Барби тебе замечательную привезла. С мотоциклом.

– Терпеть не могу Барби, дуру эту, – Маша отвернулась.

Я наклонился к девочке и шепнул в самое ушко:

– Она же не знала, хотела как лучше. Давай не будем тетю обижать, это ведь моя тетя. И торт вкусный. Вставай.

Я поднялся.

– Пошли, – повторил я. – Зубы второй раз можно будет не чистить.

– А сказка? – подняла на меня глаза Маша.

– Обязательно сегодня дорасскажу, – кивнул я.

Маша вздохнула и откинула одеяло. Ольга тоже вздохнула и, оставив коробку в комнате, с тортом пошла на кухню. Я поднял девочку с кровати и отнес на руках.

Сев на стул, я пристроил Машу у себя на коленях. Ольга включила чайник на девяносто пять градусов, достала из сумки и сунула в холодильник бутылку «Ахашени», полазила по жестянкам с чаем, выбирая какой заварить, расставила чашки и тарелки, разрезала торт и разложила по тарелкам.

Маша зевала, сидя на моих коленях. Ольга села за стол напротив нас и спросила девочку:

– Ты чего, как маленькая, на коленках у дяди сидишь?

Маша промолчала, только крепче прижалась ко мне. Тут, отключившись, щелкнул чайник, Ольга встала, сполоснула горячей водой фарфоровый заварник, насыпала чай, налила воду и уронила крышку от чайника. Крышка зазвенела по полу, но не разбилась. Ольга сказала: «Блин!», подняла крышку, накрыла чайник салфеткой и повернулась к нам.

– А ты умеешь бить посуду? – спросила ее Маша.

– А ты разве не знаешь, что к взрослым надо обращаться на вы? – посмотрела на нее Ольга.

Маша промолчала.

– Ну, если тетя Оля хочет, чтобы ты говорила ей «вы», то проблем никаких, будешь говорить ей «вы». Правда? – пришел я на помощь Маше.

Маша, очередной раз зевнув, равнодушно кивнула.

– А как ты зовешь дядю Сережу? – спросила Ольга.

– Просто Сережа, – ответила девочка.

– Мне кажется, что все эти «вы» и «дяди» слишком формально. Она как-то сразу стала мне говорить «ты», я не возражал.

– Хорошо, можешь звать меня просто Олей без тёть и на «ты», – сделала шаг к сближению Ольга. – А почему ты спросила, умею ли я бить посуду?

– Она нечаянно разбила кружку, пришлось поиграть в битье посуды, чтобы научиться бить правильно, – снова встрял в разговор я.

– Научились? – подняв брови, спросила Ольга.

– Вполне, – кивнул я.

– Борьке понравилось, – сказала Маша.

– Какому Борьке? – удивилась Ольга.

– Соседу с пятого этажа, – пояснил я.

– Ну, ты даешь, – вставая, покачала головой Ольга. Разлив чай по чашкам, она пододвинула тарелку с куском торта ближе к Маше. Та потянулась к торту, и рукав пижамы оказался в чашке с чаем.

– Ой! – сказала Маша. Ольга взяла полотенце и отжала в него край рукава.

– У тебя есть, во что ее переодеть? – спросила она меня.

Я проинспектировал мокрый рукав.

– Ничего. Не сильно промок, пока чай выпьем – высохнет.

– Он тебе мыл ручки? – спросила Ольгу Маша.

– Не поняла вопроса. Почему он должен был мыть мне руки? – удивилась та.

– Он мне сказал, что всем своим девушкам он мыл ручки. Чтобы они в него влюблялись. Мне тоже моет. Каждый день.

Ольга хмыкнула, рассмеялась, взглянула на меня, снова хмыкнула и, ничего не сказав, принялась за торт.

– Раз уж мы играем в маленьких, давай я тебя покормлю, – предложил я Маше, – пока посуда цела и все не промокли окончательно.

Девочка с готовностью открыла рот. Я взял вилку.

Когда кусочек торта оказывался у Маши во рту, глаза ее закрывались. Как в рекламе «Даниссимо». Торт был действительно вкусным.

– Пойду, покурю, – сказала Ольга, – пока идет это кормление детей и зверей.

Ольга вышла. Глаза у Маши не открывались уже и между кормлениями. Ее голова упала мне на грудь.

– Пошли спать. Вот глотни чая и пошли, – сказал я, поднося чашку к ее губам.

Маша выпила чай, так и не открыв глаз. Я отнес ее в спальню. Моего поцелуя она уже не почувствовала. Принцессы могли спокойно отдыхать до завтра.

Я вернулся на кухню. Ольга разливала вино по бокалам.

– Слушай, я какой-то джипарь подперла. Сделай милость, переставь мою тачку. Не хочу, чтобы он поднял нас завтра часов в шесть.

– Ты хочешь остаться на ночь?

– А ты нет?

– Да нам завтра в школу первый день. Мне надо ее отвести. Уроки в восемь тридцать начинаются. Чума просто. Это ж во сколько вставать надо? Я даже не считал еще.

– Ты так возишься с этим ребенком. Хочешь, я рожу тебе твоего собственного?

– Спасибо, не надо. Этот уже почти готов, осталось чуть-чуть помучиться. А свой – это с нуля. «Уа-уа» орать будет.

– Я и смотрю, как ты мучаешься. В тебе просто кладезь отцовства. Никак не ожидала такого увидеть.

– Я и сам не ожидал.

– Ну? – спросила Ольга, держась за ножку бокала. – Так мы пьем, или мне уехать?

– Давай ключи, – вздохнул я. – Только не высовывайся из комнаты, пока мы не уйдем завтра. Видишь, девочка ревнует. Чего ей лишний стресс создавать.

– Это я, блин, ревную, – зашипела Ольга, – отец-одиночка, блин! Вот ключи.

– Давай выпьем за любовь, – сказал я, сгребая ключи со стола, – а то ты дерганая сегодня какая-то.

Ольга подняла бокал.

– Вообще не понимаю, как такой эгоист, как ты, мог взять чужого ребенка на воспитание!

– За любовь, – сказал я, мы чокнулись.

– Это потому, что ребенок – девочка, хорошенькая и умненькая, – ответил я, ставя бокал на стол.

Ольга замерла с открытым ртом.

– Ну, ты козел! – услышал я в спину.

– А то! – тихо, чтобы не разбудить Машу, заржал я, выходя из квартиры.

Когда, переставив Ольгин «пежик», я вернулся, то застал ее в душе. Раздевшись, я залез к ней.

– Дверь в кабину закрой, а то потоп устроим, и твой Борька снизу прибежит, – сказала, обнимая меня, Ольга.

Утром я проснулся за пять минут до будильника. Ольга безмятежно спала, уткнувшись носом в спинку дивана. Одевшись и тщательно закрыв за собой дверь, я прошел в ванную. Соорудив завтрак для Маши, отправился ее будить.

Девочка уже сидела на кровати.

– Вставай, умывайся. Завтрак на столе, – объявил я.

Себе я развел ударную дозу растворимого кофе. Варить нормальный не было сил, есть тоже.

Хоть школа и была во дворе дома, мы вышли за полчаса, потому что я еще хотел купить цветов.

На пороге класса, отдавая букет в руки девочки, я шепнул ей в ухо:

– Учительницу зовут Елена Сергеевна. Ты сирота, и у тебя есть я. Это много круче, чем обычные родители, как у всех. Тем более что у половины пап нет.

Маша оглянулась на меня, улыбнулась и толкнула дверь в класс. Я постоял несколько секунд, зевнул и пошел домой.

Когда я вернулся, Ольга спала, естественно. Я задумчиво посмотрел на диван, но не лег, а пошел в душ. Позавтракал, выжал сок из двух апельсинов для Ольги. Она по утрам не ест. Сварил себе чашку кофе и стал ждать. Чего? Когда проснется Ольга, или когда вернется Маша? «Как, мои девочки, стерпится – слюбится, или станете конфликтовать?»

Кофе был черен, крепок и горек, как последний поцелуй, – вспомнил я Талейрана. Усмехнулся.

«Как же так получилось, что эта девочка забралась в мою жизнь? И так быстро, – думал я. – Никогда не хотел ребенка, и вдруг, как Ольга сказала, „кладезь отцовства“. Откуда? Почему мне нравится мыть ей ручки и рассказывать сказки? Бред какой-то», – я потер лицо руками. «А если Ольга не сумеет построить интерфейс с ребенком, что я буду делать? Девчонка-то, правда, не подарок. А ведь мне плевать, что не подарок и воспитывать ее „в правилах“ я не хочу, мне нравится в нее играть», – удивился я собственной мысли.

– Дочки-матери, блин, – проговорил я вслух.

«Избалую ведь, превращу в чудовище».

Я вспомнил детство, родителей. «Меня тоже баловали сильно, но чудовищем вроде не стал. Или стал?» – снова усмехнулся.

Ольга проснулась в десять. Мне как раз начали звонить клиенты. Я поставил перед ней стакан сока и ушел в комнату разговаривать.

Когда, приблизительно через час, вернулся на кухню, Ольга красилась.

– Ты как сегодня? – спросил я ее.

– А ты? – прозвучало в ответ.

– Мне надо с Машей съездить к ней домой забрать ее зимние вещи.

– Зима близко? – усмехнулась Ольга.

– Ну, осенние, и вообще, посмотреть, что там из барахла ей может понадобиться.

– Обязательно сегодня?

– У тебя есть предложения?

Ольга оторвалась от зеркала и посмотрела на меня.

– Ну, мы могли бы провести сегодняшний день вместе.

– С Машкой? – спросил я.

– Ну, как теперь без нее, – вздохнула Ольга. – Личная жизнь, как я понимаю, закончилась, осталось только семейное счастье.

– Ты же хотела ребенка. Вот получите, в качестве тренировки, – пожал я плечами.

– Я замуж хотела. И хочу, – Ольга в упор посмотрела на меня.

– Думаешь, четвертая попытка будет удачной? – усмехнулся я.

– Должен же ты утихомирится когда-нибудь, – Ольга вернулась к покраске глаза. – Тебе сколько лет, сорок?

– Тридцать девять, я еще молодой.

– На день рождения подарю календарь дожития.

Я заржал.

– А что у тебя завтра? – отсмеявшись, спросил я.

– Завтра перевожу.

– Блин. У меня завтра сделка, я хотел тебя попросить с Машкой посидеть.

– Никак, – Ольга развела руками. – У меня два дня синхрон.

– Ладно, какие у тебя предложения на сегодня?

– Может, пойдем, погуляем где-нибудь? Погода хорошая, золотая осень.

– В парк?

– А правда, поехали в Коломенское. Сегодня понедельник, народа будет не много. И днем без пробок проскочим.

– Хорошее место, – кивнул я. – Только там для ребенка ничего интересного нет.

– Ну, в зоопарк тогда.

– Были уже.

Ольга качнула головой и внимательно на меня посмотрела.

– В Парк культуры, на аттракционы.

– Там не припаркуешься ни фига. Вечно все забито.

– Под мостом, по-моему, платная есть.

– О, придумал. Встанем на Ленинском, у Нескучного. Там спортивный на углу. Купим ей велосипед. Пусть она катается туда-сюда, а мы пешком пойдем. Там до аттракционов полчасика прогуляться. И кафе – хренова туча. Найдем, где перекусить.

– Хочешь купить ей велосипед? А вдруг у нее есть, и только забрать надо.

– Ну, как вариант. Да и какой у нее может быть велосипед, так, старье какое-нибудь. Ладно, решили.

– А как ты потом велосипед домой попрешь? Он к тебе в тачку влезет?

– Купим такой, чтобы влез. Ей все-таки детский нужен. Складной можно.

– Ну, хорошо, – пожала плечами Ольга. – Покупай.

Зазвонил мой мобильный. Звонили по поводу завтрашней сделки. Как обычно, в последний момент возникли осложнения. Пришлось утрясать нюансы, искать компромиссы, уговаривать клиентов. Я часа два вел челночные переговоры. Матерился про себя, ругал идиотов контрагентов, но сделку вроде спас. Если, конечно, завтра очередная шлея не попадет под хвост очередному придурку.

Вышел на кухню, где Ольга, уткнувшись в свой ноут, готовилась к переводу.

– Кофе будешь? – спросил я.

– Угу, – промычала Ольга.

Я взялся за джезву, и в этот момент ожил домофон. Взглянув на часы, понял, что четыре урока закончились.

Я открыл дверь. Маша влетела в квартиру.

– Я получила пятерку! – закричала она с порога. Увидела вышедшую в переднюю Ольгу, замолчала и остановилась, словно налетев на стену.

– Молодец, – улыбнулась ей Ольга, – а по какому предмету?

– Она здесь всегда живет? – повернулась ко мне Маша.

Я кашлянул.

– Приезжает погостить иногда. Так по какому ты получила пятерку?

– По чтению, – буркнула под нос Маша. Ольга покачала головой и ушла на кухню.

– Пошли ручки мыть, – открыл я дверь в ванную.

В ванной Маша с готовностью протянула мне руки. Я включил воду.

– Сейчас перекусим и поедем в парк кататься на аттракционах, – сказал я, намыливая девочке руки. – Ты кушать хочешь?

– С ней? – спросила Маша.

Я кивнул.

– Зря ты так. Она хорошая.

Маша вздохнула.

– Ты ей ручки моешь?

– Нет, – улыбнулся я.

– А раньше мыл?

– Нет. Но я ее люблю.

Маша снова вздохнула.

– Хорошо, поехали, – сказала она.

– Извинись, пожалуйста, перед Ольгой.

– За что? – вскинула она на меня глаза.

– Когда она спросила тебя про пятерку, ты не ответила. Очень невежливо.

Маша промолчала. Я тоже промолчал, только вздохнул. Постарался потяжелее.

Когда мы вошли на кухню, Ольга нарезала хлеб и терла сыр. Она делала горячие бутерброды.

Зазвонил мобильник. Маша дернулась. Звонил мой. Я взглянул на экран и пошел в комнату доругиваться по сделке.

Когда вернулся, бутерброды были готовы. Ольга налила Маше чай и пододвинула тарелку. Для меня был приготовлен кофе.

– У тебя велосипед есть? – спросил я Машу.

– Нет, – с набитым ртом ответила она.

– Кататься умеешь?

– Угу, – кивнула Маша.

Дальше еда проходила в молчании. Когда все поели, Ольга поставила посуду в мойку и сказала:

– Вы пока собирайтесь, а я пойду, покурю.

– Она на балконе курит? – спросила Маша, когда Ольга вышла.

– Нет, на лестнице.

– А мне можно будет на балконе курить?

– Я надеюсь, что ты вообще не будешь курить, – улыбнулся я и продолжил: – Не будешь курить, пить, ругаться матом, делать татуировки, вставлять в нос пирсинг, нюхать кокаин, глотать колеса, гнать герыч по венякам. Не начнешь в тринадцать лет тра… – тут я остановился. Маша сидела, открыв рот.

– А будешь хорошей девочкой и извинишься перед Ольгой, – закончил я.

– А мне не будет тогда скучно жить?

Я подавился.

– Если извинишься перед Ольгой? Не будет, – нашелся я.

Маша молчала.

Я молчал тоже. Не знал, что делать. Не хотелось на нее давить и не хотелось позволять ей хамить.

Так мы и домолчали до возвращения Ольги.

– Вы готовы, наконец? – спросила она.

– Я-я, – вполне по-немецки ответил я. – Поехали, – кивнул я Маше.

В спортивном магазине Маша, конечно, была удивлена покупкой велосипеда. Купили складной, легко помещающийся в багажнике шестидесятой вольво. К выбору цвета девочка отнеслась индифферентно. Больше выбирали мы с Ольгой. Продавец отрегулировал седло и руль по росту Маши, и железный конь был торжественно вкачен под золотую листву деревьев в парке.

А дальше выяснилось, что кататься Маша не умеет. Совсем.

Дорожки и аллейки Нескучного сада, по которым в детстве гонял в казаков-разбойников, я теперь пробегал рысцой, держа велосипед с Машей одной рукой за руль, другой за седло. Велик кренился, Маша падала, я ловил. Мы смеялись и кричали. Ольга с мрачным видом шла и курила или впереди нас, или далеко отстав.

Когда мы наконец добрались до аттракционов, то были взмокшие, уставшие и голодные. И я предложил сначала поесть.