"В связи с проведением месячника “За чистоту русского языка” употребление выражений-паразитов “Не знаю”, “Не помню”, “Забыл”, “Мамой клянусь”, “Вам бы только дело списать” наказывается административным арестом сроком до пятнадцати суток”.
Месячник длился как минимум с лета, судя по выцветшей бумаге и желто-грязным потекам воды, размывшим некоторые буквы. Откупорив с помощью подоконника бутылку пива. Казанцев плюхнулся на диван, бросил на стол горсть фисташек и присосался к горлышку.
– Фу, сейчас, мужики,
– Давай, давай.
Выпив, Костик поставил бутылку на подлокотник, придерживая ее рукой. Чиркнул зажигалкой.
– В общем, обломали мне такой сон. Вот на этом диване я драл мокрую Ким Бэссинджер.
– Почему мокрую?
– Не помню. Что-то там говорила…
– Черт с ней, по покойнику-то что?
– А чего? Нормальный покойник.
– Глухой?
– Очередной братишка.
– Точно?
– На шестисотом катается, судимый пару раз, ну и видок…
Костик допил бутылку и перешел к фисташкам. Сидящий за своим столом старший убойного отделения Игорь Петрович Таничев поторопил:
– Давай по порядку, не томи.
Третий опер – Вовчик Белкин – поддакнул:
– Действительно, Казанова, не тяни резину. Казанцев метнул бутылку в корзину и согласно кивнул:
– Короче, так. Терпила – некий Медведев Виктор Михайлович, прописан один в двухкомнатной хате, не женат, рекламный агент какого-то ТОО “Прилив”. Имеет на иждивении, как я уже говорил, шестисотый “мере”, оформленный на свое имя. Тачка стоит перед подъездом, хотя обычно он паркует ее на ближайшей стоянке. Очень любит фисташки, кругом скорлупки и пакеты. Во, мы с Музыкантом прихватили по упаковочке. Чего добру пропадать-то? Мужик с первого этажа лепит, что вчера, гуляя около одиннадцати со своей псиной, видел, как терпила заходил в подъезд с девицей лет двадцати. Был на кривой кочерге (На кривой кочерге – сильно пьян (сленг)).
– Точно он заходил?
– Точно. Как-то раз спаниель этого свидетеля облаял Медведева, за что последний съездил ему по роже.
– Спаниелю?
– Тебе, е… Терпила лежит в большой комнате с перерезанной глоткой. На столе пара рюмок, конфеты, на полу бутылка водки. Свидетель, кстати, видел в руках Медведева “Черную смерть”. Сейчас она валяется на полу. Все, естественно, изъяли. Пальчиков – море. Еще один очень интересный моментик. Под диваном, на полу, пустая ампула из-под клофелина. Свеженькая. И явно не хватает кое-каких вещичек – видика, кассет. Плюс нарушение обстановки. Шкафы, как душа, нараспашку. Бумажник пустой на диване.
– Да, – усмехнулся Вовчик, – девчонки пошли на редкость кровожадные. Ну, взяла б вещички да отвалила по-тихому. Мужик бы все равно ничего не вспомнил. Клофелин классно отшибает память. Но резать глотку? Охереть! Гляди, Казанова, это прежде всего тебе надо учесть.
– Это почему же?
– Мы с Петровичем баб с улицы не таскаем.
– Ой-ой-ой. Не переживай, мне не перережут. Так, что там еще? Ага, время смерти около полуночи. То есть все получается довольно связно. Медведев в одиннадцать привозит мамзель, а в полночь кончается как таковой. И вправду шустрая девочка.
– Из связей, родственников этого Медведева кого-нибудь установили?
– Я не метеор. Вот, держите. – Костик кинул на стол пухлую ворсетку из черной кожи, вытащив ее из своей дежурной папки. – Поройтесь, там телефонов куча. “Черный ящик” прямо. Я переписал номер его телефонной трубки, через главк пробьем, с кем он трепался.
– Свидетели еще есть?
– Может, и есть, но пока не найдены. Дом же здоровый. Мы только по первому этажу пошарили. Теперь ваша очередь. Позвоните, кстати, в РУОП, обрадуйте. Виктора Михайловича там наверняка знают. Хотя сегодняшняя заморочка чисто наш профиль. Тут заранее не готовились и на бандитские разборки это не похоже. Девки этой работа. Сильная бабенка, так рубануть…
– Нож нашли?
– Нет, не было ножа. Кухонные есть, но они как лежали в столе, так и лежат. Еще вопросы будут? Если нет, я отваливаю. Хочу провести остаток дня в безделье и праздности.
– Вали. И в последний раз предупреждаю – будешь варить сосиски в самоваре, ты покойник. А я врубиться все не могу – не чай, а сплошная отрыжка.
– Пускай Гончар плитку вернет. И собственно, чем ты недоволен? Чай наваристый, как борщ. Добавляй сметану и лопай.
Таничев вылез из-за стола.
– Володь, сгоняем на место. Сами посмотрим для ясности, с соседями потолкуем. Мокруха, конечно, раскрываемая, судя по обстоятельствам. Не заказная. Но девочку еще установить надо.
– И расколоть, – напомнил Казанова.
– Сначала выловить. Улик тут хватит, расколем. Обидно, если она совсем левая. Тогда зависнуть может. Самые поганые варианты – все ясно, а зависает.
Белкин раскрыл блокнот Медведева:
– Петрович, сгоняй один. Я блокнотиком займусь. Это важнее. Что я, мертвых рекламных агентов не видел? Да у меня и людишки, кстати, вызваны. Вот-вот будут.
– Хорошо, оставайся. В РУОП позвони. Таничев оделся и вместе с уже одетым Казанцевым вышел на улицу.
Машины все прибывали и прибывали. Некоторые в сопровождении милицейского транспорта. Это, конечно, не было вызвано соображениями безопасности. Это было вызвано соображениями дешевой рекламы. Одно дело – когда тебя сопровождают быки или частные охранники, другое – когда менты. Менты, может, и уступают в боевой подготовке профессионалам охранных фирм, но они власть. А когда власть у тебя на службе, это приятно и греет душу.
Синие милицейские “Жигули” были единственным представителем отечественного автомобилестроения на сегодняшнем параде. Милиционеры не прятали стеснительно лицо, как раньше, когда охранная халтура только появилась, – теперь они работали официально, по договору. Стесняться надо тем, кто по два – по три месяца не платит грошовую зарплату.
"Форды” и “мерседесы”, “вольво” и “тойоты”, сворачивая с шоссе, узким ручейком текли к большой, заранее расчищенной от снега площадке и постепенно заполняли ее своими лакированно-никелированными телами. Площадки оказалось мало, часть машин выстроилась вдоль обочины.
Работники кладбища привыкли к подобным похоронным процессиям, бандитские войны без перерыва поставляли им клиентуру, так что умереть с голоду кладбищенские не боялись. Тем более, кладбище было доступно не каждому покойнику. Сюда попадали только почетные граждане. В полированных, инкрустированных дубовых гробах с окошечками, дверцами и позолоченными ручками.
Вторая парковочная площадка предназначалась для машин посетителей, она была также очищена, только габаритами значительно уступала основной. Сегодня она тоже оказалась заполненной до отказа. Выходной день.
Процедура еще не началась. Транспорт с покойным и процессия прибыли немного раньше запланированного времени, могила оказалась еще неготовой, и сейчас землекопы вдохновенно махали лопатами, выбирая из ямы промерзшую землю.
Водители не глушили двигатели, а прибывшие проводить в последний путь Виктора Михайловича Медведева не покидали теплых салонов, предпочитая их Уют свистящему ноябрьскому ветру. Впрочем, печальный повод сегодняшнего действа не мешал громкому гоготу, время от времени вырывавшемуся из глоток особо “сочувствующих”, а во многих тачках басили мощные акустические системы, выдавая попсу коммерческих станций.
В припаркованном у металлического поребрика темно-зеленом “БМВ” анекдотов не травили и музыку не слушали.
Сидящий на переднем сиденье Александр Михайлович Зелинский наблюдал за прибывающими на похороны машинами и, казалось, абсолютно не слышал разговора еще двух пассажиров машины. Разговор между тем протекал далеко не мирно и больше походил на склоку старых соседей, нежели на общение объединенных общим горем друзей.
– Да что за базар. Спикер? Не мечи икру. Прокололся, так и скажи. Что ты на других-то перекладываешь? Я-то тут при чем?
– Сережа, не надо наезжать. Я все, что мог, сделал, даже больше. Это ты меня торопишь вечно – быстрей, быстрей…
– Так, с каждого по сотне баксов штрафа за употребление жаргонных выражений, – на секунду зацепив взглядом спорящих, процедил Зелинский. – С тебя, Сережа, за “базар”, а со Спикера за “наезжать”. Отвыкать надо. Скоро у нас будут интервью брать. Мы должны быть культурными людьми, в натуре. Попрошу деньги.
– Да, Александр Михайлович, извините. Конечно. Сидящий за рулем Сергей распахнул “лопатник” и положил на “торпеду” сотенную. Спикер тоже достал деньги.
– Передайте, пожалуйста.
Расставшись с сотней, Сергей снова обернулся назад.
– Тогда поясни, как получилось? Где кассета, уважаемый?
– Ну, клянусь, не брал! Что я, не понимаю? Зачем мне это надо, Сережа?! Вы сами виноваты, что с Шерифом связались. В конце концов, если б я и захотел вам дерьма подложить, так про кассету и не заикался бы. Так нет, рассказал. А теперь еще и крайний. Спасибо, Сережа.
– Не тарахти.
Зелинский постучал по “торпеде”.
– Извини, Шура, вырвалось, больше не буду. Так вот. Спикер, про кассету мы бы все равно узнали. Так что Штирлица из себя не строй. А твоя история с девицей тянет на второсортный “дюдик”, но никак не на серьезный базар. Белые нитки так и прут. Какая, однако, интересная барышня – взяла именно то, что нужно. Как знала.
О проекте
О подписке