– Ну, допустим, не постоянно. Раньше был такой закон, назывался… – Репин снова плюхнулся на песок, пропуская летящее орудие над собой, – …закон единства и борьбы противоположностей. Сейчас его, правда, вроде отменили, но мы все равно по нему жить продолжаем.

– Брэк, джентльмены! – прервал спорщиков третейский судья Соломин. – Можно оправиться и сменить памперсы…

* * *

Ночной клуб «Черный коралл» считался в Юрьевске заведением если не элитным, то по крайней мере не для плебса. Во-первых, цены на входной билет отличались шаловливостью. А во-вторых, местная служба безопасности была укомплектована умелыми парнями, на глаз отличавшими серьезного человека от неадеквата. При этом постоянным, вменяемым посетителям те же умелые парни вниманием особо не докучали, деликатно закрывая глаза на некоторые их кокаиновые причуды. Главное, чтоб не бузили и не оскорбляли своим видом человеческое достоинство.

Командовал службой безопасности сего злачного заведения некто Сергей Семенов, под началом которого Быков восемь лет назад начинал службу в патрульно-постовой службе. Потом пути их разошлись. Семенов, устав от хронического безденежья и плюнув на уже маячившую на горизонте пенсию, подался в охранный бизнес, где довольно быстро вырос от охранника до босса. Быков же перевелся в СОБР, перед этим, правда, по договоренности с руководством, «подвесившись» на должность участкового инспектора, чтобы получить лейтенантские погоны. Оказавшись в разных учреждениях, бывшие коллеги сохранили приятельские отношения, и старое знакомство иногда позволяло Алексею посещать «Коралл» на льготных условиях.

Сейчас он, облачившись в тесноватый свадебный костюм, восседал в тени за барной стойкой и, потягивая через гофрированную трубочку поданный со скидкой фирменный коктейль «Динамит», наблюдал за молодой шатенкой за столиком напротив. Девушка симпатичная, как раз в его вкусе. И на лицо удалась, и на фигурку. Шатенка несколько раз перехватывала его томные джеймс-бондовские взгляды, но всякий раз нарочито равнодушно отводила глаза.

Последние пару минут внимания красотки упорно домогался худощавый разбитной паренек с длинными волосами, убранными на дамский манер под ободок. В кислотном грохоте Быков не мог слышать их разговора, но, судя по тому, как лениво девушка реагировала на домогательства длинноволосого, она мечтала побыстрее от него избавиться. Навязчивый ухажер не отставал, и в поисках защиты она инстинктивно обратила взгляд на Джеймса Бонда с перебитым носом.

Тот среагировал на сигнал оперативно – сполз с табурета, пригладил короткие рыжеватые волосы и деловито приблизился к парочке, разминая кисти рук, привыкшие к топорам.

– Привет! – улыбнулся он девушке. – Извини, опоздал.

– Ой, привет! – мгновенно приняла та игру. – А я уже звонить собралась.

– На Ленина авария, еле проехал… – Быков перевел взгляд на парня: – Проблемы, приятель?

– Нет, ничего… – пробормотал тот, оценив габариты потенциального соперника, и тут же растворился в полумраке зала.

– Спасибо, – улыбнулась шатенка. – А то прилип, как…

– Всегда рад помочь… Алексей, – представился Быков, присаживаясь к столику.

– Аня.

– Потанцуем? А то на Ленина, типа, все равно авария.

– С удовольствием…

* * *

Человек стоял на мосту, опершись на перила, и мрачно глядел на пляшущие огни фонарей, отражавшиеся в пробегавшей внизу темной воде. Но прыгать не собирался.

– Стас, я клянусь, деньги были! – словно пойманная за руку воровка, тараторила Ритка. Инстинкт самосохранения сковал ноги и обосновался внизу живота. – Я сама видела. Две здоровые пачки, в пленку закатаны. На столе лежали. Роман Иваныч меня из кабинета выгнал сразу, как зашла. Сказал, оставь пока ведро, потом помоешь… А когда выходила, слышала, как он сейф открывал.

– И больше никуда не выходил? – строго, по-отцовски переспросил тот, кого она назвала Стасом. Женское обаяние на него не действовало. Мачо не скачут.

– Нет… Точно нет! Бухгалтерша к нему заглядывала… Но она мини носит и блузку прозрачную. Там не спрячешь. И вообще из офиса никто не выходил. Я все время в зале была. А потом вы вбежали…

– Вбежали, потому что сигнал подала… И куда ж, по-твоему, денежки испарились? Не муравьи же их растащили…

Ритка обреченно опустила обильно накрашенные глаза.

– Не знаю. Может, перепрятал куда?

– Мы там все перерыли. И в кабинете, и в зале. И людей обыскали… Слушай, а ты, часом, не обкурилась? Не почудились тебе эти пачки?.. Или, может, в кошки-мышки поиграть решила? Типа, я вам наводки даю, а дальше – ваши проблемы?.. Так эти игры плохо кончаются.

– Ну, прости, Стас! Я не знаю, как это вышло. Клянусь, видела деньги своими…

– Твое «прости» в кошелек не положишь, – перебил Стас. – Ты хоть понимаешь, дура, как ты нас подставила?.. Короче, так! Ты сколько должна?

– Две, – угрюмо отозвалась Рита.

– Теперь, считай, три… Даю неделю. Либо возвращай бабки, либо найди нормальную тему. Реальную. Иначе разговор будет тяжелым. В прямом смысле тяжелым! Чугунная батарея еще никому легкости в ногах не добавляла. Усекла?

Лжеуборщица обреченно кивнула. Это не мужчина – бульдозер, сметет и не заметит.

– Умница.

Стас выпрямился и кивнул в сторону стоявшего возле поребрика и мигавшего аварийной сигнализацией потертого «БМВ»:

– Садись!

Рита подняла на собеседника испуганные глаза, все еще обильно накрашенные, хотя под одним из них уже зависла черная, грозившая перерасти в чернильную дорожку слеза.

– Зачем?

– Домой подкину… Поздно уже, а я все равно мимо еду.

* * *

Интеллектуальный багаж двух курсов строительного техникума не особо помогал Быкову при знакомствах с дамами. Слава Богу, выручала служба в СОБРе.

– Никто до сих пор не знает толком, почему ее «лимонкой» называют… – увлеченно объяснял Леха, дыша Ане в ухо и стараясь переставлять ноги в такт музыке. – Одни считают, что из-за внешнего вида, а другие – что по имени англичанина Лемона, который эту гранату изобрел. Лично мне ближе второй вариант. По виду-то она больше на ананас смахивает, чем на лимон… А еще многие думают, что у «эфки» на корпусе канавки сделаны, чтобы ее легче на осколки разрывало. Это вообще глупость! При взрыве она на сотни маленьких частей разлетается, и рельеф корпуса здесь никакой роли не играет. А канавки эти сделаны, чтобы гранату удобней держать было.

– Ты хорошо разбираешься в гранатах, – равнодушно констатировала шатенка, глядя куда-то за спину партнеру.

– Работа такая.

– А чем ты занимаешься, если не секрет? Торгуешь оружием? – В больших глазах промелькнула надежда.

– Как раз наоборот. Отряд милиции специального назначения.

– Это ОМОН, что ли? – приподняла брови домиком новая знакомая.

– Нет, ОМОН это ОМОН… – снисходительно улыбнулся Леха. – Пехота. А мы – милицейский спецназ. Элита. По-старому – СОБР. Смех и радость мы приносим людям.

Музыка умолкла. Аня убрала с плеч Быкова ладони и, вместо того чтобы смаковать зародившееся высокое чувство, как-то торопливо двинулась к выходу из зала.

Кавалер трактовал это по-своему:

– Аня! Туалет – там!

Она повернулась к нему:

– Леша, ты извини, но… Словом, мне домой надо. Я тут договорилась с подругой встретиться, но она, видимо, уже не придет.

– Нет проблем. Я провожу!

– Нет, нет! Не надо… Пока!

– Телефончик-то оставь…

Анечка, не ответив, покинула зал.

Обескураженный Леха вернулся к барной стойке. Выглядел он, словно граната, у которой не сработал запал. Он же со всей душой, а она…

Опытный бармен «прочитал» ситуацию моментально.

– Повторим наш фирменный?

– Слушай, Сань, а лимонада «Буратино» нет? А то я ж формально не пьющий.

– Если очень надо – найдем, – пообещал мастер по коктейлям.

– Найди, будь другом!

Взяв стакан, Быков угрюмо уставился в пространство перед собой, не замечая, что на него тоже устремлен один обеспокоенный взгляд… И, увы, не женский.

* * *

Вернувшись с ночной охоты в родной отдел, участковый инспектор Гопченко бодро постучал в стекло, огораживавшее помещение дежурной части. Задремавший возле телефона помощник дежурного Коля Жиленков нехотя поднял голову.

– Здорово, Колюня! – приветственно махнул рукой Гопченко. – Заступил или сменяешься?

– Сменяюсь… – Жиленков зевнул и глянул на часы. – Ровно через сорок восемь минут. И сразу на фазенду рвану.

– Рыбачить, что ли?

– Если получится. Сосед на тех выходных щуку взял на четырнадцать килограммов…

– Везет же определенной категории граждан… А у меня на участке опять геморрой вместо рыбалки.

– Это по Захаровой, что ли?

– Ну… Вот, бляха-муха, не живется им спокойно! Семейка Адамс, честное слово. То гулянка до утра, да так, что весь дом уснуть не может, то драка… Где у тебя эта красотка отдыхает?

– В люксе, где ж еще, – ухмыльнулся Николай. – Заберешь?

Гопченко кивнул.

Помощник дежурного открыл дверь и впустил участкового внутрь.

За решеткой в каморке для задержанных, свернувшись калачиком на скамейке и подложив под голову куртку, спала молодая особа лет двадцати пяти в джинсах и футболке…

– Захарова, подъем! – объявил Жиленков, отпирая замок. – Выходим строиться!

Задержанная проснулась, приподняла голову, села, потянулась, открыв взорам двусмысленную надпись на футболке «Бог с тобой», потом извлекла из-под скамейки босоножки и принялась неторопливо застегивать ремешки.

– Мужчины, закройте дверь! – недовольно пробурчала она. – Женщина одевается, а они уставились…

– Вика, не выпендривайся, а? – поморщился участковый. – Зрителей все равно нет, а меня ты уже ничем не удивишь.

Девушка выпрямилась, поправила упавшие на лоб длинные волосы и театрально-жалобно попросила:

– Дяденька полицай, покурить дадите?

– Перезимуешь. Сначала разговор… Выходи давай!

* * *

Получив у оружейника автомат и кювету с патронами, художник Репин присоединился к лучшему другу Быкову, который за специальным столиком возле стены с трепетом снаряжал магазины.

– Да, повеселил… Ты бы еще в массажный салон пошел жену себе искать. Или в сауну… Слушать надо, что тебе советуют боевые товарищи, – какого лешего ты про гранаты разговор завел?

– А что, блин, – за футбол базарить?

– Железная логика! Или красное, или круглое – третьего не дано. Без комментариев… Пошли дальше. Вторая ошибка: ни в коем случае не следовало ей говорить, что ты – мент. Мы и вояки нынче у противоположного пола не в авторитете. Другие времена – другие ценности.

– Я, вообще-то, не девочку на ночь снимаю, – резонно возразил Леха. – Кем я должен представиться? Режиссером? Или кутюрье? Она ж все равно узнает.

– Узнает. Но сразу ломом по голове – не стоит. Невежливо. Для начала беседуй на отвлеченные темы. И вообще, говорить с женщинами о работе – дурной тон.

– А о чем с ними говорить?

– О чем угодно, но не о работе! Книжку какую-нибудь прочитай, вот и тема появится. А лучше – две. Только, ради бога, не «Наставления по стрелковому делу»… Теперь – ошибка третья… Сам говоришь, что не на ночь снимаешь. Следовательно, тебе нужна девушка скромная и порядочная. А скромные и порядочные девушки по кабакам не тусуются. Типичная среда их обитания – театры и музеи. Лично я для интимной охоты выбрал бы музей. Там, правда, народу меньше, но зато оперативного простора больше. И о живописи можно спокойно поговорить.

– Да не рублю я ни хрена в живописи.

– Поправимо, – успокоил художник-любитель. – Устроим тебе ликбез без отрыва от службы. Прямо сейчас, если не помешают. Живопись, Леха, в этом деле чрезвычайно удобная штука! Главное – побольше умных фраз и поменьше слов-паразитов. Ты должен сразу поразить ее своим, извини за грубое слово, интеллектом. «Интересное композиционное решение»… «Экспрессивная цветовая гамма»… «Потрясающее созвучие оттенков», «Эксцентричная трактовка пропорций» и тэ дэ. Только безо всяких «блинов». Ты вот над моими картинами смеешься. А посмотри на них с умным видом и скажи так задумчиво: «Очень смелое решение форм!» Совсем другой эффект будет. Твоя девушка ни черта не поймет, но уважением проникнется. И к художнику, и к тебе.

Анатолий закончил снаряжать магазины и понес обратно пустые кюветы.

– Музей, блин… – криво усмехнулся Быков, направляясь следом за ним. – Туда ж, кроме старых дев, никто и не ходит…

* * *

– Ну, а дальше? Дальше что? – поторопил участковый Вику.

– Да ничего… – Та продолжала разглядывать сломанный ноготь. – Бутылку допили, а Ритки нет и нет. Все, говорю, спать иду… А он почему-то решил, что я его с собой приглашаю. В комнату вломился… А я что – девочка по вызову? Или, раз пузырь паленого коньяка притащил, так теперь все можно? Вот и двинула ему по роже… Пепельницей.

– Хорошо двинула. Перелом носа.

– Я девушка хрупкая и отчаянно защищала неприкосновенность. Которая, между прочим, Конституцией охраняется!

Гопченко раздраженно бросил на стол авторучку.

– Когда припрет, вы все про Конституцию вспоминаете! Раньше про нее вспоминать надо было. Устроили, понимаешь, притон из квартиры… Каждую неделю разборка… На вас жалоб от жильцов уже столько, что роман писать можно! Чего молчишь?.. Батя когда освободится?

– Через год. Девятого ноября.

– Во-во! Тоже тот еще подарочек будет. Как раз ко Дню милиции… А ведь все от безделья. Ты работу когда найдешь?

– Я смысл жизни ищу, – вздохнула Вика.

– Заметно… А Ритка? Тоже в поисках?

– Устроилась. В фирме какой-то, уборщицей.

– Хоть одна за ум взялась… Слушай, Захарова, ну ты же красивая баба! Неужели самой не противно так жить? Будто бомжиха вокзальная…

– Сигарету дадите?

Участковый вздохнул, полез в карман, выложил на стол пачку «Петра Первого» и зажигалку.

– Я тебя серьезно прошу: завязывай куролесить! Сегодня пепельница под руку попалась, а завтра – нож… И все, жизнь удалась!

– А чего, этот урод заяву накатал? – поинтересовалась искательница смысла, закуривая.

– Нет, не стал. Из «травмы» телефонограмма поступила, вот и разбираемся. А Зуев сказал, что и без милиции с тобой все вопросы порешает. Самостоятельно. И правильно сделает, между прочим! Особенно, если не на моем участке… Раз уж до тебя по-хорошему не доходит, то пусть общественность сама меры воздействия принимает. Как в старые добрые времена.

* * *

Все еще не признанный современный художник Репин развернул монитор в сторону пережившего первый развод, но не сломленного Быкова.

– Вот, нашел! Вообще-то, в нашем музее единственная по-настоящему ценная вещь – люстра в вестибюле. И то потому, что большая и бронзовая… Но вот эта картина для наших целей, пожалуй, сгодится. Называется сей шедевр «Портрет неизвестного с букетом». Период не указан, но в первом приближении вполне сойдет за восемнадцатый век. Даже за семнадцатый, если очень постараться… О, точно – Ван Дейк! Запоминай, между прочим: Антонис Ван Дейк. Был такой художник в начале семнадцатого века. Фламандская школа, ученик самого Рубенса. Очень модный в свое время. К нему очереди из знати выстраивались за портретами, как голодные за хлебом.

– Так тут же написано, что работа – неизвестного художника!

– На сигаретах тоже кое-что пишут, однако ты куришь. Творчески надо мыслить! Вот послушай, что расскажу… Мы с Ленкой несколько лет назад, когда она еще в бизнес не ударилась, дикарями в отпуск ездили. В Крым, в Евпаторию. Нормально отдохнули, кстати сказать… Так вот, там в одном из кварталов старого города интересный памятник имеется. Обычный с виду колодец, с водой даже, а из него бронзовый кувшин выглядывает. Восточный такой, с узким горлом. Мы еще долго гадали, что эта штуковина собой символизирует… А тут как раз к колодцу экскурсия подходит с дамочкой-гидом.

Короче, детали я уже не помню, но фишка в том, что когда-то здесь, на этой улице, жили юноша и девушка. Он был кузнецом, а она – дочерью местного купца. Ну, раз юноша и девушка, то, понятное дело, любовь-морковь, клятвы при луне и все такое… И в знак своей любви парень выковал и подарил возлюбленной красивое ожерелье с тремя серебряными монетками. А также обещал заслать сватов.

Все, вроде, прекрасно, но, когда девушка дома насчет загса заикнулась, папаша – на дыбы! Дочь была первой в городе красавицей, многие на нее глаз положили, и у купца на этот счет свои планы имелись. Бизнес за счет калыма поправить хотел. Юноша же был простой кузнец и в эти планы не вписывался. А чтобы он под ногами особо не путался, папаша пустил по городу слух, что дочку увезли к дальним родственникам в другой город и там вскоре выдадут замуж. Дочери на улицу соваться строго-настрого запретил, а прочим домочадцам приказал молчать в тряпочку, а не то язык отрежет. Гулять ее выводили по часам, только во двор и под строгим контролем, словно арестованную. Дома в Крыму в те времена на мусульманский манер строили: высокий забор и все окна – во внутренний дворик. С улицы ничего не увидишь.

Тем временем юноша, как водится, впал в тоску. Не ест, не пьет и все свободное от службы время грезит исключительно о своей любимой.

А напротив дома, где кузнец жил, имелся колодец, к которому ходили все жители окрестных домов. И однажды, гуляя во дворе, арестованная дочка через щелочку в воротах увидела, что мать ее возлюбленного набирает в кувшин воду. Решила она ей сообщить, что я, мол, на самом деле тут, никуда не делась. Только вот как?! Знак никакой не подашь, ворота закрыты. Кричать – вся прислуга переполошится… И тут осенило! Оторвала она от подаренного любимым ожерелья монетку и бросила ее через ворота. Монетка упала в дорожную пыль в двух шагах от женщины. Бросила она вторую монетку, но снова мимо. Монетка упала в колодец… Оставалась последняя надежда. Девушка вознесла молитву Аллаху и бросила третью монетку. И – о чудо! – та угодила прямехонько в кувшин.

Мать юноши в этот момент с соседками сплетничала и ничего не заметила. Но дома, выливая воду из кувшина в чан, увидела выпавшую оттуда серебряную монетку. Она тут же крикнула сына, чтобы тот полюбовался на чудо. Юноша прибежал, монетку опознал и в момент все понял.

Является он к купцу с топором в руке и заявляет: «Мне все известно. Обманул ты меня, старый плут: твоя дочь здесь, под домашним арестом! Сам Аллах послал мне этот знак…» И предъявляет тому вещественное доказательство. Ну, а против вещдоков и топора не попрешь. Сдался купец. Хеппи-энд, одним словом. Как в Голливуде.

– Слышь, Пикассо, – поморщился Быков. – Я ж не экскурсия, мне-то ты чего по ушам ездишь?

– Леша, прекрати разговаривать как блатной! И сначала дослушай. Колодец этот с тех пор получил название «Колодец любви». Некоторое время он был совсем заброшен, но потом, в память о древней красивой легенде, его восстановили и превратили в памятник. Теперь сюда постоянно приходят молодожены и просто влюбленные. Каждый из них с расстояния в несколько шагов кидает в бронзовый кувшин три монетки. Есть примета: если хоть одна из них попадет вовнутрь, то этой паре суждена долгая и счастливая семейная жизнь… Но тот, кто не попадет, тоже пусть не отчаивается. Если даже, мол, просто подойти и опустить монетку в кувшин, то на небесах это все равно зачтется.

Все, кто рядом был, как это услышали, сразу принялись швырять монеты в кувшин. Ленка тоже за кошелек схватилась. Давай, мол, доказывай свои чувства! Пришлось подчиниться. Только там мишень такая, что не сразу и попадешь…