(портативная рация пищала и щелкала на поясе). На нем был костюм хаки и кепи — ни дать ни взять охотник сафари! — Еще шагов пять... Так держать! Еще парочку шажков... Стой! Да стой, я попробую... Блин, ни черта не слышат... — Он снял с пояса рацию, встряхнул ее и повторил, чтоб остановились. Повесил рацию. Снял с плеча ружье и, недолго целясь, выстрелил, еще... и еще раз.

Я глянул в поле, прикрыв глаза от солнца. Теперь я увидел несколько силуэтов... Эркки — его было легко узнать по кругло выпирающему животу и зеленой каске — стоял в отдалении от мишени, снимая происходящее на камеру. Кустарь косолапо переваливался, вышагивая возле странной фигуры, которая и была мишенью. Но что это за чучело? Что за чертовщина там бродит?

Ко мне подошел Лутя, брат Шпалы.

— О, привет. Видал, испытываем новый прибамбас. Кустарь придумал.

— Я не понял, что это там такое?

— А это Коротышка.

— Что?

— Факт! Что, не узнать? Вот эта штука на нем и есть изобретение Кустаря.

— Чудовищно.

— Вещь! Погоди, сейчас самое интересное начинается...

Шпала опять выстрелил.

— Ну, что? — спросил он в рацию. Я отметил красивое ружье, с оптическим прицелом.

— Новое ружье?

— Ага, — с завистью ответил Лутя.

Шпала делал вид, будто сильно занят: хватал бинокль, вглядывался, ругался, манил на себя рукой, кричал в рацию, чтоб подходили смелей поближе, с важным видом поднимал пневматическое ружье и, многозначительно прищурившись, всматривался в прицел. Что-то там было не так.

— Да что он качается, как пьяный? Ровней иди! Скажите ему — пусть не петляет, а идет прямо на меня!

Шпала держал ружье на сгибе руки с небрежностью бывалого охотника. Он его даже не замечал. Снова включил рацию, спрыгнул с валуна, дуло почти коснулось земли.

— Алё, блин, Эркки!.. Да убери ты камеру свою, отвечай! Вы можете подвести Коротышку еще ближе? Что?.. Не понял... Еще пару шагов, Эркки... Чего нет? Что значит не хочет? Чего он менжит? Да скажи ему, чтоб не ссал! Задолбал... мудак... На него навьючили скафандр, он боится. Он ни фига не почувствует! Скажи, чтоб не ныл. Обычное ружье... Придурок...

И снова выстрелил, и еще два раза.

— Во! Во так! Хорошо! Эркки, алё, ставьте первый флажок. Есть. Медленно придвигайтесь... Что вы там? Что тормозите?

В поле произошла заминка. Фигура Коротышки — в кос­тюме, изобретенном Кустарем, он выглядел великаном, на голову выше Эркки и Кустаря — покачнулась и грохнулась. Шпала выматерился. Эркки бросился к упавшему. Кустарь подавал сигналы, чтоб не стреляли: он поднимал руки и махал ими, скрещивая и разводя, немного подпрыгивая, как американский футболист на разминке.

— Что за цирк, мать вашу, — прорычал Шпала, ему не терпелось пострелять. Он поднимал ружье и смотрел сквозь прицел на Кустаря. — Поставьте придурка на ноги! Эркки, что там с ним? Отвечай! Какой обморок? Пусть встает!..

Эркки говорил, что Коротышка задыхается, срывает с себя шлем...

— Я не понял! Вы что? Мы только начали пристреливаться, — ругался Шпала, наконец он потерял терпение. — Короче! Я ушел. Приведите его в норму и вызывайте меня, когда он железно — железно! — будет на ногах. С этой фишкой надо решать сегодня. Либо делаем, либо не делаем. Клиенты ждут, мать вашу, ясно? Надо рекламу запускать. Все, я пошел. Дел по горло.

— Слышь, давай я достреляю. — Лутя потянулся к ружью, но Шпала отвел от него ствол.

— Из своей пукалки стреляй.

Шпала пошел по дороге широким шагом: кривые ноги добермана, плечи гуляют, ружье, рация, важность... Лутик потрусил за ним.

Трава была сырой, высокой. Репей цеплялся за рукава, я срывал травинки и жмурился. Брюки и даже рукава намокли от росы...

С Коротышки снимали маску... Он нетерпеливо сучил руками...

— Да не мешай ты, — сердился Кустарь.

Маска была странная — крупная, из грубой толстой кожи, со шнуровкой сзади, с дополнительным двойным лбом и медной пластиной на нем; красивые медные заклепки бежали вдоль шеи и нагрудника, на плечах эполеты в духе стимпанковской эстетики, — это уже была не просто маска, а настоящий кожаный шлем, который составлял с костюмом единое целое.

Когда шлем расшнуровали и отстегнули от Коротышки верхнюю часть, он охал и тяжело дышал, фырча, как лошадь, шея и грудь его взмокли. Теперь с него сдирали костюм, будто высвобождая из тела монстра...

— Осторожно, осторожно, — приговаривал Кустарь. Он ползал и расстегивал крепкие боковые заклепки. Эркки, придерживая за подмышки, тянул Коротышку, тот дрыгал ногами от нетерпения. — Не так резко, ты!.. Не попорти мне вещь! — Ноги застряли, запутавшись в проводках и шнуровке, Коротышка шипел, чуть не плача:

— Ну же, ну, не могу... снимите с меня это... сами лезьте в этот скафандр...

Я присел, чтобы разглядеть новый костюм получше. В теменной области шлема, хорошо впаянное в резину, сидело съемное механическое устройство, проводами и трубочками оно соединялась с баллоном литра на три, который находился на спине вместе с раструбом. Под ним таился хитрый пружинный механизм. По плечам и спине бежали ряды мелких галогенных лампочек. Сама теменная часть пристегивалась заклепками к кожуху с мордой. Морда больше походила на рыло кабана. Наверное, таким должен быть Минотавр, подумал я и потрогал ее. Отверстия для глаз с двойным крепким стеклом и металлическими оправами, дыхательные пути надежно защищены прочным забралом, похожим на звериный оскал; нос вздернутый, как и на маске Кустаря (он всем сделал одинаковые резиновые дуры, а себе отлил особенную, с вздернутым раздвоенным носом, как у вурдалака в советском фильме «Вий»).

— Ну, — сказал я с восхищением, — наворотил!

Кустарь, немного разочарованный, увидев меня, оживился:

— Да клевая штука! Как в кино, знаешь, каскадерский реквизит. Не знаю, что на него нашло. Тут все в норме — безобидно... Короче, надеваешь, идешь, когда в тебя попадают, у тебя башка разлетается... Ну, все как в кино! Натурально. В смысле, не твоя башка, а вот эта насадка с желатином... Я и смесь сделал, точно как мозг! И еще для работы ночью, чтоб все видно было, подсветку приделал на спину, сам себя освещаешь, представь! Это нечто новое, да? Для съемки будет отпад. Не надо будет заботиться об освещении в потемках, фигура будет идти в собственном свете! А?

— Да, это класс, — говорил я, — ну, ты даешь... вот это здорово...

— Да, я тоже считаю. Надо испытывать... а он чего-то не хочет...

— Да идите вы, — шипел Коротышка, спешно разоблачаясь, он был весь красный.

— И сколько за один такой трюк заплатят? Как думаешь?

— Как за три... Потому что... Съемка на видео эффектная, плюс ты не сможешь быстро переодеться и перезарядиться, как остальные... ну и требуется навык... это не очень просто...

— В нем дышать нечем, — сказал Коротышка, он был взмылен и возмущен. — За один трюк сто евро! Он стреляет хардболом...

— Да ладно, — удивился я и посмотрел на Эркки, тот поморщился отрицательно, продолжая рассупонивать горе-испытателя.

— Это кожаный костюм, и на парусине, — говорил ему Кустарь. — Прочный, как кольчуга, никакие пули не страшны. Ты ничего не мог почувствовать.

— Да я те говорю, мне в плечо, вон смотри, синячок!

— Да это тебя пчела укусила!

— Йих! — вскричал раздраженный Коротышка. — Какая пчела! Не верит. Смотри, вон кровь свежая спекается. Это точно от пули.

— Да нет, это был страйк. Я знаю — у Шпалы апгрейда нет, да и нету у него хардбола, — заверил Эркки, и Коротышка успокоился, бригадиру он поверил, только промямлил, что все равно было больно, он, дескать, не врет, зачем сочинять, вот смотри — рана есть, пусть платит...

— Да, да, точно, — подтвердил я, — новое ружье, видали?.. Для страйка — красивое...

— Ага, я ему сам с Амазона заказывал, — сказал Эркки.

— А зачем страйк? — поинтересовался я. — Почему не маркер?

— А в том-то вся и штука, — запальчиво объяснял изобретатель, — вот сюда надо попасть. — Он показал на медную пластину на шлеме. — Трюк в том, чтобы попасть в цель, вот она — медная штука во лбу, сюда попал — сработает пружинка, маленькая мембрана, от нее механизм придет в действие и — мозг во все стороны! Ах, будет жесть! Не терпится увидеть.

Мы с Эркки переглянулись. Кустарь был не в себе от ожидания.

— А если в глаз?

— Стекло двойное... пластиковый шарик не возьмет...

— Да какой шарик... хардбол!

— Иди ты в баню!.. — наконец не выдержал и вспылил Кустарь. — Уймешься ты или нет?! Уже достал! Никакого хардбола у нас нет и не будет. Перечитай Устав! И потом, на фига пуля-то? Шарика хватит, чтоб привести пружину в действие. Зачем, как ты думаешь, я три месяца думал-делал? А? Чтоб ты убился? Мне это надо — подвергать риску моих друзей? Мне надо, чтоб ты без глаз остался? Я что, идиот, по-твоему? Тупой или садист? Я все взвесил. Тут все четко продумано. Я пробовал из пистолета — работает с десяти шагов, а вот ружье... — Он перевел дух, задумался. — Ну, по моим расчетам, со ста метров можно работать, но вряд ли кто из клиентов способен, потому надо пробовать... Это любопытно, очень любопытно... Можно стрелять и стрелять... Ружье-то пристрелять нужно. По идее, чем больше дистанция, тем вкуснее. Ха-ха! Для энтертейнмента большой потенциал! Клиент может неслабо зависнуть... Только представь: ночь — идет этакий монстр в собственном освещении — идет и воет... Я тут и сирену придумал, вот она тут, потом включим... Представь, идет такая штука на тебя в поле, и ты по нему палишь, бах, бах... пять... десять выстрелов... Оно ближе, ближе. Чем ближе, тем ужасней! А? Это ж монстр! И он ближе... бах... а потом попал — бабах! Мозг во все стороны! Фонтан крови! Ой! Зрелище! Как думаешь, — обратился он к Эркки, — с пятидесяти шагов, наверное, палить можно?.. — Эркки пожал плечами, покачал головой, сказал, что посчитаем, успеется, учесть видимость, ночь, то да се. — Да, да... Ой, как интересно...

— Да, Кустарь, — согласился Эркки устало. Его заметно раздражала вся эта возня с костюмом, и крики Шпалы в рации, он хотел улизнуть и отоспаться после ночной беготни. — Чертовски интересно...

— Ты только вообрази, сколько клиентов на эту фишку подсадить можно! Я б сам полез, но костюмчик на более субтильного человечка...

— На меня пойдет? — спросил я.

Кустарь прикинул, оглядел меня.

— Да... пойдет.

— Да уж, да уж, — продолжал возмущаться Коротышка, — полезай, полезай и сдохнешь. Как пить дать! Там и дышать в этой маске нечем. На голову штука давит. Затянули так, что весь взмок. Идти невозможно, ничего не видать под ногами, да еще палят по тебе страйком... — Он встал, наконец-то свободный от шнурков и крючков, отфыркиваясь, как лошадь. — И вообще... — стряхивал он с себя пыль и мелкую стружку, сплюнул и психанул, как маленький: — Вообще неизвестно, что еще будет, когда эта пачка на голове рванет! А вдруг башку снесет, а?

— Троим не снесло, а ему снесет... Во какой!..

Мне вспомнились глаза посыльных от Кустаря — их странный стеклянный взгляд.

— Давай я попробую.

Кустарь замер в восхищении, он смотрел на меня, как пес, снизу вверх, открыв рот, будто сомневаясь, что правильно понял, в глазах его был блеск испытателя.

— Хо-хочешь... попробовать? — спросил он, от волнения у него перехватило дыхание. Он перебирал шнурки и проводки, проверяя их на ощупь — целы проводки или нет?.. пальцы думали о проводках, а глаза смотрели на меня: — Точно?..

— Да, да... — Да, черт возьми, я хотел!

— Соскучился по экшену. — Кустарь улыбнулся. — Засиделся ты в своей Инструментальной, — посмотрел на Эркки. — Он соскучился по выстрелам, бригадир! Он хочет в дело. Это же кайф!

— Кайф, да уж... Молодец, — ехидно говорил Коротышка, хмыкая, — давай, заживо изжаришься в этом бочонке. Инфаркт заработаешь, как минимум. Полезай, полезай...

Все на него посмотрели с осуждением. Коротышка сделал вид, что нас нет, он смотрел вдаль, на дорогу, на валун, он был раздражен. Коротышка старше меня, ему пятьдесят один год, хотя по нему не скажешь: человек без возраста. Уникальная