Глава 5
Заказ

Ник сдвинул крышку сотового телефона, вытащил тонкий прямоугольный аккумулятор. Всмотрелся в цифры серийного номера, нанесенного на внутренней поверхности мобильника. Не все символы читались, многие утратили прежнюю четкость. Пришлось в очередной раз воспользоваться увеличительным стеклом и, сдерживая проклятия, восстанавливать номер буквально по миллиметрам. Каждую опознанную и дешифрованную циферку Никита аккуратно переносил в массивную тетрадь, а прямо сейчас заполнял строчку, обозначенную как: «пункт 43 мобильный телефон марки НТС, черного цвета, серийный №…, инвентарный №…»

Инвентаризация. То, о чем дядя всегда вспоминал со вздохом, с несчастным видом обещая самому себе и племяннику приступить к ней в ближайший понедельник, в крайнем случае, начать с первого числа следующего месяца. Ближайший понедельник проходил и становился прошлым, а потом и позапрошлым, первые числа месяца сменялись десятыми и двадцатыми. Затем цикл повторялся вновь: обещание – ближайший понедельник – следующий понедельник – просто понедельник – первый день нового месяца – середина месяца – конец месяца – обещание…

Замкнутый волшебный круг, наконец, разомкнулся. Понедельники продолжат чередоваться с месяцами, лишь обещания давать больше некому.

Инвентаризация. Ник дошел до полусотни предметов, но витрина, засыпанная всякой дорогой мелочовкой, никак не желала довольствоваться двузначными числами. Сколько здесь всего? Сто наименований? Двести? Больше?

Юноша откинул опостылевшую тетрадь, уселся на принесенный из подсобки стул. Черт, какое на редкость тупое и нудное занятие! Понятно, чего дядя открещивался от него. Открестился…

Какой прок в инвентаризации? Зачем и кому она нужна? Ник не знал, но раз дал самому себе слово закончить так и не начатое дядей, значит, придется выполнять. «Пункт 51, mp3-плеер Самсунг, цвет…»

В закрытую дверь магазина постучали. Нетерпеливо, настойчиво.

Кого там принесло? Ник ждал Евгения Александровича, того бойкого старичка, что задержал в прошлую пятницу вора. Постоянный посетитель вызвался самолично осмотреть место преступления, «раз уж местные сыскари ни черта не мыслят в этом деле». Однако старик никогда не долбился в двери с такой силой и энергией, его отличал неизменный такт и некая профессиональная, не утраченная на пенсии вкрадчивость. Кроме того, Евгений Александрович сейчас должен присутствовать на похоронах, вместе со всей остальной станцией. Тогда кто ломится внутрь? Один из тех неугомонных и непонятливых придурков, искренне убежденных в том, что Ник обязан присутствовать на прощальной церемонии? Возможно, даже толкнуть слезливую речь.

– Я не пойду туда, – голос сел, и слова прозвучали чуть слышно. Пришлось повторить громким тоном, не вызывающим ни сомнений, ни двойных толкований: – Я не пойду!

Стук не прекратился. Либо визитер был безнадежно глух, либо начисто лишен деликатности.

– Вашу мать! – не в силах больше терпеть этот нескончаемый долбеж, Ник с весьма однозначными намерениями отправился навстречу «дятлу».

Отпер замок, пинком распахнул дверь – с неудержимым желанием засадить ею по физии незваного наглеца. Наглец оказался прытким и успел покинуть зону поражения, а массивная железная дверь со свистом пронеслась мимо, чтобы на излете своей нехитрой, зато геометрически верной траектории встретиться с безвинно пострадавшей стенкой.

– Добрый день! – визитер не выглядел ошарашенным или оскорбленным весьма негостеприимным жестом.

– Охренеть, какой добрый!

– Прошу прощения за бестактность, – для наглеца он изъяснялся чересчур вежливо. – Я пытался узнать, кого хоронят всей станцией, но на меня лишь таращились, как на сумасшедшего, да презрительно шикали. Может, ты мне скажешь, по ком убивается весь местный люд?

– Вы за этим сюда ломились? – Ник вспыхнул. Он не любил панибратства и беспричинных переходов на «ты» от неизвестных персон. Что простительно для пожилых людей, которым он годился во внуки, то вряд ли можно извинить относительно молодому человеку, не отмеченному ни проседью, ни печатью прожитых лет. Гость выглядел от силы годков на пятьдесят – хороших таких пятьдесят, моложавых.

Не дожидаясь ответа, Ник потянул дверь на себя:

– Магазин закрыт.

– Малой, погоди! – мужчина успел засунуть ногу в щель между дверью и косяком. «Ну оборзевший тип!»

– Уважаемый, читай по губам. Повторяю специально для тупых и глухих, – юноша больше не церемонился. – Ма-га-зин за-крыт!

– Не гони лошадей, дело есть. На миллион патронов.

– Хоть на два. Ногу убери!

– Не получается разговор, – с грустью констатировал визитер, однако ногу так и не убрал. – Раз не помогают слова, переходим к бесстыдному подкупу.

Он извлек из-за пазухи ярко-красную картонную коробочку и протянул Никите:

– Это в качестве аванса.

– В качестве задатка, – автоматически поправил его Ник. Профессиональная торговая оговорка: задаток, в отличие от аванса, возврату не подлежит. Не все покупатели знают об этой тонкой грани и чаще всего не спорят. А постфактум выяснять терминологические особенности уже бессмысленно.

– Я думал, самый жадный народ в Метро – это ростовщики и бармены, однако антиквары, похоже, легко заткнут за пояс и тех, и других.

Юноша с интересом покрутил коробочку в руках. Крупная надпись на ней не оставляла сомнений относительно содержимого – антибиотик. Внутри оказалась пластинка с десятью продолговатыми капсулами. Богато!

– Неплохой задаток. Говори, чего хотел.

– Аванс, – гость продолжал настаивать. – Шикарный аванс.

– Ногу убери.

– Ну и молодежь пошла! – возмущению посетителя, казалось, нет предела. – Ладно, рвач, две таблетки в задаток, остальное аванс.

– Слушай, трудный дяденька, – проговорил Ник, устало и раздраженно, – магазин закрыт. И за две жалкие таблетки тебе его никто не откроет. За десяток я плюну на собственное дурное настроение и заставлю себя вытерпеть твое навязчивое общество в течение пяти минут. Одна минута – две таблетки, курс нынче такой. Иначе…

– Десять минут, и подавись…

– Не подавлюсь. Пять минут ровно. Заходи или вали.

Мужчина колебался секунд пять – поворчал, повздыхал, махнул рукой:

– Хрен с тобой, золотая рыбка!

– Что? Какая рыбка?

– Ничего, это фольклорное.

– А жаба? – внезапно вспомнил Ник. – Тоже фольклорное?

Визитер выглядел озадаченным. К неодобрению, с которым он смотрел на юношу после заключения непотребной сделки с антибиотиками, добавилось сомнение. В умственных способностях Ника?

– Я знаю двух былинных жаб. Одна после поцелуя превращалась в краснодевицу, другая – давила на грудь и отвечала за жадность. Тебя которая из них интересует?

Пока Никита вспоминал подробности недавнего разговора дяди с Евгением Александровичем, мужчина ответил за него:

– Судя по ухваткам, тебя должна интересовать та, которая за жадность отвечает. Грудь-то не болит по ночам, тяжесть великая дышать не мешает?

Поняв, что разобраться с древней земноводной тварью ему не суждено, Ник благоразумно и без особых сожалений эту идею забросил.

– Проходи.

– Вы очень добры, – съехидничал посетитель, но приглашением воспользовался.

Пока гость – теперь уже званый – недоуменно разглядывал творящийся внутри раздрай, Ник присматривался к нему самому. Солидный мужик, при деньгах. Хорошая одежда без следов ремонта, удобная и нестоптанная обувь, на правой руке часы – весьма красноречивый символ достатка, на шее крестик из какого-то белого металла, скромный, не кричащий, пальцы без «болтов» и наколок – еще один плюсик в личное дело. Теперь лицо: правильное и, как говорят, благообразное, внушающее доверие. Шрамов нет, значит, не военный и не сталкер. И точно не бандит – слишком интеллигентен. Не как ученый и иной «ботаник» в возрасте, скорее комерс. Из успешных. Следит за собой. Весьма ухоженная небритость, столь соблазнительная в глазах женского пола, но требующая постоянного внимания. Темные волосы аккуратно подстрижены и… «Оп-па! А виски́-то подкрашены! Седеет гражданин». – Ник похвалил себя за наблюдательность, старательно забыв о том, что чуть раньше отнес его в разряд моложавых и «не отмеченных проседью».

– Чего с магазином? Слон лавками ошибся? – задал непонятный вопрос визитер.

Какая-то полузабытая идиома про слона крутилась в голове, но Нику уже хватило непоняток с приснопамятной жабой.

– Инвентаризация. Учет. Магазин закры…

– Да понял я, понял. Хоть бы присесть куда предложил за такой-то аван… задаток.

Ник бесцеремонно указал на пол, сам же вытащил из-под кассы песочные часы и поставил на прилавок.

– Время пошло. Пять минут. Уже без трех песчинок.

Посетитель шумно выдохнул и скорчил такую физиономию, что Нику вмиг стало все о себе понятно.

– Ты со всеми покупателями так? Можешь не отвечать. По делу: головняк у меня один есть. Вернее, появился. С утра. Ты знаешь, что это?

На прилавок рядом с часами лег продолговатый черный предмет.

– На головняк слабо похоже, скорее, на диктофон.

– Не умничай. Эту херню я обнаружил в своем сейфе, хотя сам ее туда не клал. Ни у кого другого доступа к сейфу нет. Интересно?

– Не особенно.

– А мне любопытно до крайности. Сначала решил, что это бомба. Типа, происки коварных конкурентов, врагов и прочих фашистов. Нажимаешь кнопку – и ага. На одном ухаре проверил, «агы» не случилось, но приборчик так и не включился. Не фурычит, зараза.

– Работающих раритетов днем с огнем не сыщешь. Аккумуляторы давно разрядились и сдохли. С батарейками та же история.

– Мне ОЧЕНЬ нужно послушать, что там записано. Ты думаешь, я зря все дела бросил и помчался через несколько станций к ближайшему технарю-антиквару?

– Ближайший, по всем раскладам, на Лесопарковой. Разве только ты мчался через уничтоженные станции, – ухмыльнулся Ник. Бульвар Дмитрия Донского был тупиковой станцией, в северном направлении все соседи – начиная с Анино и заканчивая Чертановской – ́ в списках живых давно не значились. С запада же примыкала уже упомянутая Лесопарковая.

– Опять умничаешь? Там, говорят, не реставратор техники, а коновал криворукий. Хочешь, чтобы он мне единственную улику раскурочил?

Никита молча подивился нелестному эпитету в адрес конкурента – криворуким коновалом тот никогда не считался. С дядей, конечно, сравниться не мог, но и столь суровых обвинений не заслуживал.

– Ну, так что, малой, оживишь мне девайс по-быстрому? Оплата щедрая, на месте, все дела. Нехилый ава… задаток ты уже видел.

– Нет.

Гость выругался, коротко, но веско и красноречиво.

– Почему, черт побери? Цену набиваешь, рвач малолетний?!

– Потому что припоздал ты с заказом, дядя, – пропуская оскорбление мимо ушей, сказал Ник. – Сегодня хоронят «технаря-антиквара», которого ты искал. Это, кстати, ответ на твой вопрос «по ком убивается вся станция?»

– Мать! Мать! Мать! – визитер в сердцах бахнул кулаком по прилавку. К счастью, попал не по хрупкому стеклу, а по железному ребру. – Мать! Ну, что за непруха?!

Чтобы успокоиться, мужчине понадобилось минуты три, не меньше. Песок давно отмерил отведенную пятиминутку, но прерывать яростные стенания взбешенного посетителя Ник благоразумно не стал. – Погоди, малой, – наконец обратился к нему мужик. – Это что получается? Плюсом ко всей мороке и облому, я еще и упаковку «колес» просрал?!

– Задаток, что поделаешь.

– Слышишь, вымогатель хренов, реанимируй мне диктофон, дай послушать запись, и получишь… – гость задумался на секунду. – Не совсем по вашему профилю, но может заинтересовать… Пакетик специй. В герметичной упаковке, как полагается. Заманчиво, как считаешь?

Щедро, очень щедро! Старинные специи стоили баснословных денег, что и говорить. Ник и не стал говорить, только кивнул.

– Тогда по рукам. Три дня тебе даю. Я буду в ваших пикулях в четверг, надеюсь, сумеешь меня порадовать…

* * *

«Извини, дядя, но инвентаризация в очередной раз идет туннелем». Ник захлопнул тетрадь и закинул ее в черную дыру сейфа.

Раньше говорили «идет лесом», только кто нынче видел этот лес… «Я буду скучать по твоим смешным фразочкам и малопонятным старинным словечкам».

После похорон в магазин заходило несколько человек. Хороших человек, искренних. Они что-то говорили Нику – не успокаивали, это было бы глупо – просили обращаться к ним по любым вопросам, обещали во всем помочь. И делом, и советом, да и просто вниманием. Они не врали, не лицемерили… Хорошие люди. Вот только чем они могут помочь?

Никто не осуждал за то, что он не пошел на похороны, и за это Ник им был благодарен. А еще за слезы, которые хорошие люди не сдерживали. Сам он на людях не плакал, дядя бы этого не одобрил.

На платформе погасили свет. Закат подземного солнца вручную. Это его фраза, одна из многих. Красивая, хотя и горькая по своей сути.

Идти домой не хотелось. Огромная пустая квартира казалась чужой. Наверное, тоже осиротела, почувствовала себя одинокой и ненужной. Он – одинокий и ненужный, и она – одинокая и ненужная. Им теперь неуютно вместе, они напоминают друг другу об одиночестве и ненужности. Глупо, конечно…

Ник взял в руки диктофон, полученный от наглого заказчика. Поначалу он злился на него, а потом осознал чуть ли не с благодарностью, что непрошеный гость отвлек от тяжелых и безрадостных дум. Пусть ненадолго, но удалось переключиться на что-то иное.

«Дядя-дядя, ты бы в пять минут привел в чувства эту штуку, не то что твой оболтус-племяш», – Ник прислушался к себе, но самобичевание не принесло облегчения. А жаль.

Надо ложиться спать, завтра придется заняться дурацким заказом, и нет никакой уверенности, что он с ним справится.

Ник шел темным коридором, соединяющим магазин и квартиру, даже не включая фонарика. Зачем? Больше никто не пригрозит страшными карами за порванный костюм, да и какой смысл его вообще теперь надевать?.. Пускай себе пылится в шкафу до скончания времен.

Дядя умер, Ольга уехала… Нет смысла обманываться насчет Оли, она навсегда ушла из его жизни, точно так же, как и дядя. Их больше нет. Есть только Ник, один-одинешенек.

Юноша вздохнул: жалость к себе действовала не лучше самобичевания. То есть, никак. Как бы опустошить голову, прогнать все мысли и долго-долго не думать вообще ни о чем? Может, напиться?

Негромко звякнули ключи, тяжелая дверь отворилась, запуская внутрь квартиры младшего хозяина… нет. Теперь уже просто – хозяина. Так напиться или? Лучше «или»: лечь спать, провалиться в никуда и не быть целую ночь. Не быть – это хорошо, это то, что сейчас нужно. Только бы не видеть снов.

Ворочался в кровати он долго, блаженное «никуда» никак не хотело принимать его. Вспоминался вечер накануне похорон, когда Ник и попрощался с дядей. Без свидетелей, ненужных церемониалов и высокопарных речей.

– Привет, дядюшка! Мы никогда не обсуждали, как это будет, ты не любил говорить о смерти, так что мне пришлось решать все самому. Например, я передал похоронной команде твой любимый костюм. Сжигать такое сокровище глупо, знаю, но сжигать любимых людей гораздо глупее. И страшнее. Может, Костлявая, увидев такого красавца-мужчину в шикарном смокинге, поймет свою ошибку и…

Тогда он заплакал в первый раз. До этого держался, на что-то наивно и совершенно по-детски надеялся, но, увидев вместо любимого человека, полного сил и жизни, пустую оболочку, недвижимого мертвеца, слез больше не сдерживал. Все закончилось.

– Я положил во внутренний карман фляжку. Долго мучился, что в нее налить… Там виски, ведь его мы пили в тот день. Если увидишь ангелов, угости их настоящим скотчем охренительной выдержки, им должно понравиться.

Это очень странно – улыбаться, когда скулы сводит от боли, а влага из глаз солью разъедает губы.

– А если встретишь черта, заряженный пистолет в боковом кармане.

В холодную, ставшую чужой ладонь Ник вложил монетку:

– Для Харона. Ты же сам мне рассказывал, что этот злобный таксист никогда не подвозит бесплатно. Наверное, у него на груди сидит огромная жаба… Как думаешь, я все нужное собрал в дорогу? Не ругайся сильно, если что забыл… И передавай привет гуриям.

Перед тем как уйти, Никита оставил последний подарок. Любимые солнцезащитные очки дяди, которые лежали без дела уже двадцать долгих лет. От чего защищать глаза в подземелье, где царит вечный вечерний полумрак?

– Говорят, там всегда светит Солнце… Легкого пути!

* * *

Утро не принесло ни облегчения, ни отдохновения – очнулся Ник совершенно разбитым. Сны мучили всю ночь, почти ничего не запомнилось, осталось лишь тяжелое, давящее ощущение приближающейся беды. Как будто она уже не заглянула в этот дом…

Видел Никита и дядюшку, тот шептал разными, не принадлежащими ему голосами, что-то про мертвого человека.

– Помню, дядя, помню, ты говорил про него в свой последний день. Только что это значит? Ты встретил собственную смерть? Я не силен во всей этой чертовщине. Нашепчи мне лучше, как починить треклятый диктофон. Клиент, похоже, крутой перец, не хотелось бы лажануться со своим первым самостоятельным заказом. Поможешь?

Разговаривать с самим собой – не лучшая затея, но что делать, когда поговорить больше не с кем?

Никите понадобилось всего полчаса, чтобы поставить диктофону неутешительный диагноз: неремонтопригоден. На самом деле, диагноз относился скорее к самому ремонтнику, который из всего спектра «реставрационных» работ владел лишь единственным приемом – прямым подключением питания, минуя давным-давно разряженные батарейки и аккумуляторы. Приборчик отказался функционировать даже после подачи электричества, что и предопределило его судьбу. Хотя бы в отдельно взятом антикварном магазине. Без дяди его не оживить.

– Вот тебе и первый заказ, – горестно заключил Ник, когда поток бранных слов иссяк окончательно. – Не потянуть мне этот бизнес. Распродам все запасы и подамся через годик-другой в местные забулдыги.

Юноша оценил открывающиеся перспективы и остался ими недоволен. Подаваться в забулдыги отчего-то совершенно не хотелось.

– Ну и что мы с тобой будем делать, мой неподатливый друг? – Ник крутанул лежащий на столе диктофон, и тот сделал несколько ленивых оборотов вокруг своей оси. – Нехорошо скрывать ценную информацию от людей. Что в твоей памяти, признавайся! Иначе буду пытать: вскрою тебя, выпотрошу и обратно фиг соберу, даже если сильно захочу. Есть у меня такой «талантик», дядя его патологической криворукостью называл.

Бесстрашный приборчик на угрозы не реагировал и тайнами по-хорошему делиться не собирался. Сволочь!

– Ах, ты так?! Упираться вздумал, кибальчиша включил! Ладно-ладно, считай, ты разбудил во мне зверя. Знаешь, что, а отнесу-ка я тебя на Лесопарковую. Там живет злой и страшный конкурент, известный на все Метро криворукий коновал. Он любит развязывать молчаливым электроприборам их механические языки. Это не человек, это настоящий луддит^[5], маркиз де Сад в мире машин.

Прежде чем решиться на нелюбезный сердцу вариант с передачей заказа конкуренту, Никита провел пару восстановительных процедур, больше похожих, по своей тщетной сути, на шаманские пляски с бубном. Увещевания и обращения к совести в принципе бессовестного диктофона результата также не дали.

– Гад ты. Из-за тебя придется тащиться на другую станцию и позорно сдаваться на милость вражескому антиквару. Когда он вытрясет из тебя всю душу, надеюсь, ты отправишься в механический ад. Там всегда сыро, пыльно и…

Что «и» Ник придумать не смог, не хватило знаний о фобиях строптивой техники. В размышлениях о том, чего боятся неорганические собратья, он и отправился в путь.