Цитаты из книг автора «Андрей Геласимов»

Поэтому Петька добычу увидел не сразу. Тем более что он все еще продолжал немного прищуриваться. В сглаз он верил так же твердо, как в маршала Жукова. Где-то глубоко в сердце у него даже теплилось подозрение, что немцы проиграли войну из-за того, что это он, Петька, сглазил ихнего Гитлера. То есть, конечно, наши сражались отчаянно, и вообще они самые лучшие войска в мире, но все-таки Петька тоже старался изо всех сил. Где-то примерно год назад он начал выцарапывать на бабки-Дарьином сеновале матерные слова про Гитлера. Сначала просто так – для себя, а потом вдруг с удивлением и замиранием сердца обнаружил, что на каждое нацарапанное им слово наши брали крупные города. Однажды он решил рискнуть и проверить эту волнующую закономерность, бросив на время писать смешные слова, но после этого страшно корил себя за бездействие. В газетах и в сводках «От Советского Информбюро», как на плохой патефонной пластинке, стали бесконечно повторяться одни и те же слова: «Ожесточенное сопротивление противника… Большие потери в личном составе…»

Ему всегда казалось, что болезнь делает человека лучше и посылается ему в качестве шанса для очищения, но теперь он почувствовал, что не только болезнь, но и смерть делает человека лучше. Он не мог еще окончательно сформулировать для себя это новое чувство, однако молчание сосен, облаков, могил и песка в овраге каким-то необъяснимым образом подсказывали ему, что он прав.

Ждать – это значит испытывать благодарность. Просто радоваться тому, что тебе есть чего ждать. Смотришь в окно и думаешь: «Спасибо тебе, господи. И всем остальным спасибо. Голубю – за то, что пролетел. Собаке – за то, что пробежала». Понятно?

Весной 19-го года Канъэй, что соответствует 1642 году христианского летосчисления, самурайский род Миянага постигла беда. Одному из потомков доблестного Миянага Митинобу, который во время обороны замка Осака сражался бок о бок с великим Тоетоми Хидэеси, было отказано в просьбе о совершении сэппуку. Более страшной участи для самурая не существует.

В принципе, Миянага Хиротаро готов был умереть за своего императора в глухих забайкальских степях, но все же ему хотелось оставить по себе память. В тетрадку он записывал всякую всячину. Писал своего рода историю: воспоминания о годах учебы в Париже, размышления о любви, предания о самураях, заметки о местной природе. Иногда он зарисовывал листья забайкальских растений, а ниже описывал их лечебные свойства в изложении охранников лагеря. То, что казалось ему невероятным или просто смешным, он обводил двойной линией и рисовал рядом глупую рожицу. Еще он писал про свое детство, про милую девушку Полину, жившую с ним на Монпарнасе, про Халхин-Гол и страшную высоту Фуи, про своего друга Масахиро, из-за которого остался в русском плену, про многорукую богиню Каннон и много всего другого, включая пространные рассуждения о японской истории, а также о судьбах Запада и Востока.

Это место, этот город, этот кусок планеты абсолютно ни в чем не знали чувства меры. Всё, что происходило тут – ночь, день, люди, события, холод, – было неимоверным.

Она сказала – все дело в том, что мы все в итоге должны умереть. Это и есть самое главное. Мы умрем. А если это понял, то уже неважно – голубой твой друг или не голубой. Просто его становится жалко.

Чехова он никогда не читал, поэтому знал, как жить не на зарплату.

«Жизнь, молодой человек, – это более или менее череда упущенных возможностей, – говорил мне Головачев. – Странно, как вы, однако же, свою тряпку выжимаете».

счастливые люди мстить не умеют.