Он никогда не считал себя бандитом, нет. Хотя за короткую житуху и грабить приходилось, силой отбирая у слабого то, что по нраву. И воровать, подхватывая, что плохо лежит, в основном одежду и еду. И даже убивать, брать немалый грех на душу, защищая свое добро, здоровье и жизнь.
Нет, он не бандит, потому что переступать законы его заставляли – угроза смерти от голода, угроза изнасилования в общей душевой, угроза не добиться положенного по возрасту авторитета. Бандиты не такие, Митяй это точно знал, вычитав в книгах, услышав от взрослых надзирателей и убедившись на себе.
Они отморозки, сознательно – и это главное слово – выбравшие себе путь ножа и «дыродела». Люди, а часто и нелюди, которые не представляют себе жизни иной. Примеров и раньше было достаточно, а уж после Толчка вообще как прорвало…
Не успела осесть пыль, поднятая землетрясениями, а на большие дороги уже выползали вооруженные группировки националистов, наконец-то решивших очистить Сибирь-матушку от узкоглазых и арабов. За ними насладиться плодами хаоса рискнули маргиналы – тритоны и прочие недочеловеки, сообразившие воспользоваться суматохой и потрясти за мошну небольшие сибирские города. Хотя этих, благодаря особому виду безумия и полному отсутствию «синдина», задавили быстро… Задавили те же «революционеры». Это сейчас освободители Сибири стали БАРС, или «барсами», как сами себя величают. А тогда, три года назад, были бунтовщиками, обычными рейдерами, грабившими, убивавшими и набивающими карманы.
И еще появились Остроухие Куницы… Отлично экипированные, имеющие собственные жесткие законы, безбашенные лихачи, наводнившие Сибирь, расшатывавшие ее и без того шаткие основы.
Митяй не знал, была ли между разрозненными отрядами Куниц какая-то координация или же новое веяние само по себе размножилось под порывами ветра свободы. Но факт оставался фактом – и под Омском, и за Красноярском, и в окрестностях сибирской столицы начали бесчинствовать отряды странных людей, для демонстрации собственной жестокости и устрашения врага подрезающих себе кончики ушей.
Вот это бандиты, да. Как фермеры на луга, выходят они на большую дорогу, совершают вылазки по деревням, вступают в отчаянные схватки с федералами. Для них это романтика, образ мышления и жизни, без которого они задохнутся, как выброшенные на берег караси. Среди мальчишек Напильника, пусть даже и преступавших закон, таких было очень мало. Может быть, позже, когда дети подрастут, как это произошло с Клёпой… Но об этом лучше и не помышлять.
Митяй не был бандитом, нет. Сейчас, изучая белый, в лохмотьях облупившейся извести потолок карцера, он в который раз оценивал себя. Думал о том, что, выпади второй шанс или возможность, непременно поступил бы иначе. Сделал бы так, чтобы не красть. Не грабить. Не убивать…
Но только не в этот раз. Вспоминая произошедшее за кухонным блоком, Митяй снова и снова убеждался в своей правоте и даже желании повторить содеянное. А может быть, и не один раз. Такое с ним происходило впервые, а потому паренек нервничал, ворочаясь на железной койке без матраса.
Раскаивался ли он? Нет, нисколько.
Конечно, с Напильником вышло неправильно. С нарушением законов Кропоткина – тоже неправильно. Ведь можно было надавить на директора, ввести поправки в свод правил лагеря, что-то изменить. Чтобы с девчонками только по обоюдному желанию и чтобы не раньше двенадцати лет…
Но даже для своих годков Митяй знал, причем с горькой убежденностью, что слова ничего изменить не смогут. После Толчка они уже не совсем люди, как те же Куницы или «барсы». Они – молодые зверята, живущие по законам стаи. Не нравятся волчьи уставы, по которым существует коммуна, – ворота тебе откроют в любой момент. А значит, позавчера он выбрал единственно верный путь, и раскаиваться поздно…
Без жестокости, без надрыва, без пролитой крови крепкий дом не построить. Так считал Напильник, примерно так же когда-то рассуждал и сам Митяй. Но всё чаще убеждался, что правила пишет тот, в чьей руке автомат. Он сам, директор, Клёпа, Беляш и другие черенки… А уж если такая справедливость не устраивает кого-то из слабых, это его проблемы.
Им было трудно, факт. С рождения оторванные от «обычной» жизни по колониям и интернатам, дети не успели узнать ни основ армейской организации, ни муниципальной. Единственный пример сообщества, яркий и показательный – тюрьмы для подростков, в которых они мужали, – лежал прямо перед глазами. От него Напильник в свое время и оттолкнулся.
А это означало, что старшие могли наказывать младших, выполняя только военные и охотничьи функции. Заставлять работать тех, кто оружия держать не умел. Могли притеснять, издеваться и насиловать. Не без причины, конечно, не на пустом месте. Но представления о справедливости и законности наказаний в Кропоткине были вовсе не такими, как в книгах местной библиотеки. И это Митяй с каждым днем ощущал всё острее, всё болезненнее…
Новый, поднимающийся из обломков мир сомкнулся вокруг них, превратившись в лагерный забор. Интересно, что будет, если через пару лет их найдут федералы или силы Свободной Сибири и попытаются вернуть под свое крыло?..
Митяй перевернулся на бок, натягивая на плечи драное одеяло. Карцер был расположен в неотапливаемом бараке, нежилом и отведенном под склады. Зимой заключенные Напильника тут умирали, сейчас изо рта всего лишь шел легкий парок.
Ничего, жить можно, и не такое случалось. Кормили, конечно, всего раз в сутки, да и то абы как. Но выручали Юлькины девчонки. То ли сами, то ли по ее наставлению они уже несколько раз подкармливали узника через зарешеченное окно. И еще приходил Алексей.
Неизвестно, как ему позволили общаться с заключенным, хотя и официального запрета на визиты директор не выдавал. Обыскали на оружие, которое щегол мог пронести в «камеру», да и пропустили.
– Вот. Это тебе, поешь. – Лёша положил на единственный табурет пару вареных картофелин, завернутых в черный целлофан. – И спасибо.
– Не спасет, но приятно, – вдруг вспомнил Митяй дерзкую поговорку надсмотрщиков. – Это еще за что спасибо-то?
Он не хотел огрызаться, получилось невольно, вырвалось с паром дыхания.
Бывший старшак сел на кровати, со стуком опустив на пол ноги в тяжелых ботинках. Развернул еще теплые клубни, отломил кусочек, прожевал.
– За всё, – просто ответил мальчишка, не обидевшись на резкость. Синяк под его глазом уже почти сошел, превратившись в бледно-желтое пятно. – Это от нас с Дашей. Ты кушай, а то и разболеться недолго.
– Без сопливых скользко, – Митяй отвернулся к окну.
Он ведь почти сразу увидел в мальчишке что-то… Что-то теплое, от чего кропоткинцы давно отказались. И, возможно, никогда не обретут вновь. Увидел нечто, чего был лишен сам. Воспитание, будущую благородную стать, заботу о близком существе, только вчера совсем чужом. А еще неугасимое умение оставаться человеком под любыми ударами судьбы. Какой-то упорный блеск в глазах, даже когда на скулах расцветают фингалы.
А вот злиться, обрывать беседы и грубить мальчишке заставляло осознание того, что через какие-то полгода Лёша тоже станет волчонком. Таким же, как другие жители коммуны. Злобным, недоверчивым, думающим только о себе. А если не станет, то погибнет – в драке, неудачном походе в лес или вообще в этом самом карцере.
– Иди давай! – он всё еще смотрел в окно, не обращая внимания на Алексея, стоящего у двери. – Директор узнает, башку оторвет, понял? И вообще, я спать хочу…
Он спрятал картофелины под подушку, снова лег, укрываясь одеялом.
– Хорошо, – согласился незваный гость, с пониманием кивнув. – В следующий раз попробую раздобыть тебе новое одеяло…
– Да плевать…
– До свиданья. И еще раз спасибо.
Он постучал, охранник отпер, дверь легко хлопнула, щелкнул засов, и Митяй снова остался один.
Наверное, стоило сделать всё иначе. Например, взять Клёпу на охоту, в кои-то веки сходить самому, найти укромное место… Тогда и вопросов бы не возникло, и отношения с Напильником не испортились.
Он укорил себя за вспыльчивость, толкнувшую к краю пропасти, и перевернулся на другой бок. Из-под подушки, пробившись сквозь целлофан, ему в ноздри ударил аппетитный аромат еще теплой еды.
Сухих дров почти не нашлось, но это никогда не являлось преградой для знающего человека. Наломав у основания хвойных деревьев сухих веточек, он ножом соскоблил влажную кору, приготовил растопку. Свалив полдюжины тонких елей и молодых сосенок, выложил подстилку, ведь даже в выбранном месте ночлега почва просохла еще недостаточно. Дров заготовил без излишка, чтобы хватило на ночные угли. На всякий случай натаскал от ручья несколько камней – если ночевка будет холодной, как пару дней назад, горячие камни согреют спальный мешок… Затем Илья использовал половину пластинки прессованного горючего, и уже через пятнадцать минут костерок заполыхал, радуя глаз.
Развалившись на тонком, но не пропускающем стужу коврике, Вебер смотрел на игривое пламя, привычно разбирая автомат. Разложил детали перед собой, осмотрел, протер, смазал там, где это было необходимо, переоснастил магазины. Затем наступила очередь компактного пистолета из секретной кобуры на поясе. Следом внимания дождался и нож, чьи грани Илья осторожно выводил небольшим бруском. Безоружный человек в дикой тайге и раньше-то становился легкой добычей, а уж что говорить про наши дни?
Закончив с оружием, он неспешно поел, прикончив остатки пайка, закусил галетами. Жаль, что не удалось прихватить с собой больше, лишний вес замедлял передвижение. А потому он ел трофейные консервы неспешно, по полбанки за раз, стараясь экономить и продлевать удовольствие. Троим нелюдям, казненным Вебером несколько дней назад, прямо перед кончиной крупно повезло. То ли ублюдки наткнулись на брошенный склад, то ли в деревнях выменяли еду на дары леса. Но в «погребе» землянки Илья нашел несколько коробок с армейской тушенкой, причем китайской, не самого поганого качества. Взял, сколько считал нужным, но уже сейчас с улыбкой фантазировал, что мог бы ухватить и на пару банок больше…
До входа подконтрольного спутника в нужный сектор оставалось еще почти полчаса, спешить было некуда. Срыв и подняв слой мокрого дерна, Илья справил в яму нужду, заодно прикопав и смятую банку от консервов. Бережно уложил дерн на место, замаскировав без следа. Он всё еще надеялся, правда без особых иллюзий, что скиталец потерял след, и поэтому не хотел оставлять зверю лишних маяков…
Вернувшись к костру, Вебер подкормил огонь полешками потолще, проверив, тщательно ли укрыта поклажа от возможного дождя. А то и снега, тут уж чем черт не шутит, на прошлой неделе шел ведь…
Убедившись, что лагерь готов к приближающейся ночи, Илья снова лег на коврик, рассматривая раскаленные в пламени камни. Быть захваченным врасплох от того, что после огня на зрачках останутся плясать предательские сполохи, он не боялся – светофильтры на линзах позволяли многое.
С таким же спокойствием он не боялся и ночного леса, начинавшего нашептывать вокруг человека на десятки разных голосов. Сказывался опыт юности, когда он пару лет проработал егерем в одном из охотничьих угодий. Да и вообще Илья считал, что если путник идет в лес с чистой душой, не желая навредить, ничего ему не угрожает. Ничего, кроме детей Инцидента, которых всё больше и больше появлялось на территории Томского посада…
Повращав глазами и несколько раз моргнув, он активировал «балалайку», возвращая ее из спящего режима. Вызвал на экран, спроецированный на правый зрачок, фотографию, которую рассматривал каждый день. Прислушиваясь к звукам темнеющей тайги, мужчина снова и снова всматривался в лицо светловолосой девушки, улыбавшейся с картинки. В лицо девушки, держащей на руках маленькую девочку, так похожую на мать.
Они-то думают, что Вебер на задании в одном из городов Республики, но рассказывать родным правду или хотя бы часть ее Илья бы не стал ни за что. Света могла не понять. Не отпустить, в конце концов. А уходить из дома под аккомпанемент ссоры ему очень не хотелось. Пусть жена и дочка Вера думают, что он в Ачинске или вообще в Абакане, охраняет важных господ из нового Правительства. Пусть. Так спокойнее всем. Того, что их муж и отец готовится ко сну в нескольких сотнях километров северо-восточнее Томска, им лучше не знать…
Интересно, как всё сложилось бы, не случись Инцидента? Можно было сколько угодно размышлять на эту тему, но истина так и не откроется. Наверное, сейчас бы служил в одном из подразделений московской СБА, усмирял волнения Уруса или Шанхайчика. Выполнял приказы, получал стабильную зарплату, обзавелся друзьями по работе. Побывал бы в знаменитом Пирамидоме, может быть, лично повидал бы мифического Мертвого, о котором слышал столько неправдоподобного. А семья жила бы в сытом Анклаве, но это было всё, о чем разрешалось фантазировать наверняка.
Наверное, в свое время ему очень повезло. Выпал джекпот, как с завистью нашептывали другие кадеты. Слухи о том, что эмиссары доктора Кауфмана присматривают за каждым военным институтом в стране, оказались не просто городской легендой.
Они действительно присматривали, отбирая лучших, в том числе и по Новосибирску. Так в их прицелы Вебер и попал. Лучшие показатели в группе по «физухе», высокие показатели интеллекта, блестящая академическая подготовка по множеству видов вооружения, психологические показатели выше нормы. Он хорошо запомнил короткий разговор с вышколенным мужчиной в строгом костюме. В июле, сразу после выпускных экзаменов. Мужчина предложил будущее. Он предложил новую жизнь. Конечно, Вебер согласился, причем даже не советуясь с женой. И тут же поехал в Москву, проходить повторное собеседование, тесты и подписывать контракт…
Вышло совсем иначе, чем мечталось, и Илья себя за это не винил. И Светка не винила, что важнее. Потому что по-другому он поступить не мог. И не смог бы, даже получи второй шанс. Когда случился Инцидент, ему попросту пришлось. Бросать, бежать, рваться домой, к жене и дочке, так и не успевшим переехать к Веберу в Анклав. Защищать от непогоды, мародеров, сумасшедших адептов Апокалипсиса и опьяневших от волюшки казаков…
Да, добираться из Анклава в Сибирь было нелегко, особенно через охваченную хаосом и горем страну. Но он сумел, где-то на попутках, где-то на украденных лошадях, где-то пешком, благо опыт был. Дошел, добрался, домчался. Вовремя.
Официально он считался дезертиром. Попал наверняка во все мыслимые черные списки. Заслужил пятно на репутации и строку приговора в личное дело. Стал тем, кто не оправдал надежд. Но не пошел против себя, если это могло как-то греть… Да, «белой» работы ему отныне не найти, а потому Илья обрадовался неожиданному предложению, как ребенок. Увидел свет в конце тоннеля, как сказала бы теща.
Разумеется, всегда можно было пойти работать в полицию Сибирской Республики, а то и вовсе записаться в Боевую Армию Республики – с такими навыками и уровнем обучения Вебера бы там приняли с распростертыми. Подумать только, выпускник военной академии и кандидат в СБА Москвы, прошедший первый уровень экзаменов! Но он не захотел. Долго, почти год, перебивался разовой работой, то расчищая от завалов улицы Новосибирска, то вкалывая вышибалой в ночных кабаках. Пока его не приметил заказчик…
Имени его Илья не знал, да и не хотел. Ни пола не знал, ни возраста, ни социального положения. Выполнил одно поручение, не самое сложное, добыв на окраине столицы два системных блока с ценной информацией. Применил силу, но в меру, без излишеств, обойдясь дубинкой и электрошокером. Вернул трофеи, не задавая лишних вопросов. Получил деньги и благодарность нового начальства. А затем принялся раз за разом, не чаще задания в два-три месяца, получать аналогичные заказы.
Жизнь наладилась. Света не задавала лишних вопросов, стали покупать нормальные продукты, лекарства и одежду, отвели Веру в детский сад, куда попасть было сложнее, чем на полигон «Наукома». Илья обзавелся кое-какими связями, получил неплохую «крышу» от возможного любопытства полиции. А сразу после Нового года вдруг узнал о новом предложении работодателя. Выгодном настолько, что еще год после этого мог бы поплевывать в потолок, планируя дальнейшую жизнь. Или, например, заплатить профессиональным ломщикам, чтобы переписали биографию…
Специальная программа, встроенная в «балалайку», известила, что через несколько минут он окажется в зоне покрытия орбитального спутника. Илья свернул фотографию семьи, взглянул в ночь. Она подступала, накатывалась холодным непроглядным одеялом, способным привести в ужас любого горожанина. Слушая уханье филина, Вебер ждал вызова.
Колокольчик, или Динь-Динь, как называла себя добрая сетевая фея, была единственным звеном, связывавшим Илью с таинственным заказчиком, так своевременно взявшим его под крыло. Машинист, причем хороший, она уже не раз демонстрировала способности столь же незаурядного ломщика. Вела, направляла, помогала. Когда Вебер отправился на север, в тайгу, она всё так же была рядом, при первой возможности выходя на связь. Как сейчас.
Вынув из непромокаемого чехла брикет спутникового телефона, он с помощью психопривода подсоединил аппарат к затылку. Оценил емкость батареи, прикинув, что после сеанса придется подзаряжать телефон от ручной динамомашины. Кстати, ломкой и прошивкой гаджета, ставшего незаменимым в современных условиях нестабильной сети, тоже занималась Колокольчик.
Вызов, ответ.
– Привет, Леший, – звонкий голос девушки прозвучал в голове, и Илья убавил громкость, чтобы не мешала контролировать ночной лес, временами небезопасный.
– Привет, Колокольчик, – негромко произнес он, машинально кивнув, будто машинистка могла его видеть. – Что нового?
– Да особенно ничего… Вот, на ГЭС запускают новый движок. Китайцы со своей железкой скоро войдут в Хакасию, ни дня не отдыхают, прямо как муравьи. Вижу, ты сделал крюк?
– Были причины, – ответил он. Про скитальца, чье логово невольно вскрыл, Илья до сих пор не рассказал. – Местность подтоплена, приходится петлять.
– Понятно, – легко согласилась машинистка, не вороша тему. – Как самочувствие?
– Вполне, держусь. Новости по проекту есть?
– Ты меня опередил. Нам удалось сузить круг, но на бочку меда не рассчитывай. Пятак ужался до сотни квадратных километров, я уже заливаю обновленные данные в твою головушку.
– Ну, хоть что-то. – Он и не рассчитывал, что ему укажут цель с точностью до метра.
Взглянул в ночное небо, где среди звезд мерцала крохотная точка спутника, позволившего им вести этот разговор.
– Уверен, что если бы вы знали точное место, послали бы «вертушку».
– В точку, Леший. И еще…
Он ждал, не проявляя любопытства. Всё, что нужно, Колокольчик ему рано или поздно расскажет, так зачем лишний раз тревожить звуками голоса ночную чащу?
О проекте
О подписке