На халате Самуилыча возле дырищи, которую правильнее было бы назвать входным отверстием пули или заряда дроби, я не нашёл ни копоти, ни впившихся в ткань порошинок. Столь чистые входные отверстия бывают, когда стреляют сквозь прокладку вроде подушки или одеяла.

Вдобавок прокладка глушит грохот выстрела. Тот выстрел, что выдал Афоня в половине десятого, в момент потасовки-перепалки с Самуилычем, я слышал. Те два выстрела, которые успокоили Самуилыча навеки, прошли мимо моих ушей. Правда, я десять минут плескался под душем, потому выстрелов мог и не услышать, даже если бы убийца глушителем не пользовался.

Перьев от подушки-глушителя, разорванной выстрелом, рядом с трупом я не нашёл. Зато я вспомнил, что Самуилыч пришёл с рыбалки, потому как чистил рыбу и выбрасывал требуху Афоне на решётку.

Если Самуилыч пришёл с рыбалки, то наверняка принял душ. Я выглянул на балкон. На балконной бельевой верёвке полотенец не заметил. Я заглянул в ванную. На крючке над ванной висело банное полотенце. Возле умывальника, на полотенцесушителе, висело полотенце для рук, больше похожее на застиранную тряпку. В барабане стиралки я нашёл пустоту. Корзины с грязным бельём не нашёл.

Вопрос “Неужели Самуилыч с Вадиком после купания вытираются одним полотенцем?” я отложил до встречи с Вадиком. Допускать, что убийца использовал банное полотенце в качестве глушителя, я мог не раньше, чем Вадик сказал бы, что полотенце пропало. До тех пор я решил о полотенце-глушителе не думать.

Поиск полотенца сам собой перешёл в осмотр квартиры Самуилыча, или, если умничать, то в осмотр места преступления.

В ходе осмотра я сфотографировал на мобильник всё, до чего дотянулся взглядом.

Когда осматривал балкон, возникло чувство из серии “чего-то не хватает”. Такое чувство появляется, когда смотришь на зебру без полосок и не можешь понять: или чего-то не хватает, или перед тобой белая лошадь.

Я осмотрел балкон трижды, сфотографировал каждый уголок, а чувство нехватки чего-то важного так меня и не покинуло. На балконе и смотреть-то, по большому счёту, можно было только на бельевую верёвку да на обшарпанный шкафчик.

На верёвке висели семейные трусы Самуилыча из пуленепробиваемого сатина и рыбацкий садок из капроновой сетки. В шкафчике Самуилыч хранил молотки, ножовку, гвозди, и тому подобную дребедень, без которой хозяйственному мужику никуда. Казалось бы, что надо ещё? Ведь всё, как и на сотнях других балконов. И тем не менее мысль “чего-то не хватает” выбираться из головы отказалась наотрез. Пришлось для капризной мыслишки выделить в памяти отдельную полку.

Я перебрался на кухню.

В мойке гора грязной посуды подпирала носик смесителя. Слой пыли на холодильнике чуть-чуть не доходил до толщины пальца. Из переполненного мусорного ведра свисали края газеты, выпачканной в рыбьей крови, на газете пировали мухи. В общем, обычная кухня, где хозяйничают только мужики.

На кухонном столе, возле розетки, лежал простецкий мобильник размером с галошу, подключенный к зарядному. Я сходу дал мобильнику сто лет от роду, и решил, что с зарядки мобильник наверняка не снимался всю последнюю пятилетку, торчал на вечной привязи возле кухонной розетки, играл роль проводного стационарного телефона. Я решил, что нашёл мобильник Самуилыча.

Мобильник оказался запароленным. Я ввёл народный пароль: четыре единицы. Сработало. В мобильнике я нашёл три пропущенных вызова от абонента с именем Глеб. Глеб звонил три раза подряд. Первый вызов от Глеба поступил на мобильник Самуилыча в двадцать минут одиннадцатого. Кто такой Глеб, и почему звонил Самуилычу примерно в то время, когда Самуилычу должен был звонить внук Вадик, я решил спросить у Вадика.

Ванная, туалет, коридор страшных семейных секретов не таили. Фотографий убийцы и видеозаписей убийства я не нашёл ни в ванной, ни в туалете. На двери шкафа, что стоял в коридоре, висело большое зеркало. В такое можно увидеть себя от колен до макушки. Говорят, что зеркало информацию запоминает. Врут. Как я ни старался, а разглядеть в зеркале убийцу не смог. Видел только бестолкового типа, что пялился в зеркало и пытался увидеть не себя.

В комнате интерес для следствия представлял лишь сейф, где Самуилыч хранил ружьё и боеприпасы. На сейфе висел амбарный замок. Я так и не понял, что Самуилыч прятал в сейфе под замком, если заряженное крупной дробью “на Афоню” ружьё повесил на крючок вешалки, что в коридоре.

На письменном столе я нашёл мобильник ценой баксов в двести. Я порылся в памяти трубки, нашёл порнуху, альбом рэпа, да папку с видеоприколами. Я решил, что мобильник с таким содержимым наверняка принадлежал Вадику.

Сперва я подумал, что батарея почти разряжена, потому Вадик и оставил мобильник дома. Когда я взглянул на индикатор зарядки и увидел, что зарядки полно, я подумал, что Вадик трубку попросту забыл. Как современный пацан восемнадцати лет мог забыть мобильник дома? Как же без мобильника-то? Это ж нынче чуть не сродни трагедии.

Причины, по которым Вадик мог оставить мобильник дома, я мог искать до утра. Думать о чепухе часами я умею, я такой. Причём лёгких путей не ищу, нахожу тропки покривее. Хорошо, что до меня вовремя дошла простая мысль: трубок у Вадика могло быть две, вот одну он и оставил дома.

Пока осматривал квартиру Самуилыча, я не забывал фотографировать. Снимал всё подряд по принципу “лишняя фотка не помешает”. В таких случаях лучше перестараться, чем позже кусать локти из-за того, что не можешь вспомнить, чем убийца тюкнул жертву: томагавком или ледорубом. А то ведь сразу и не поймёшь, кого подозревать первым: индейца или альпиниста. Или индейца-альпиниста… Когда есть снимки, то память освежать проще.

В конце осмотра-фотосессии в памяти моего мобильника появилось почти три сотни новых фотографий. Чтобы мало не показалось, я сфотографировал ещё и ключ Самуилыча, что торчал в замке входной двери. С тех пор, как написали программу “Ключ”, и начали продавать её вместе со станком для изготовления ключей, я слепки с ключей не снимаю. Достаточно ключи сфотографировать.

Разве можно облегчить жизнь домушникам больше, чем это сделала программа “Ключ”? Теперь ключ можно сфотографировать, и прога по снимку составит чертёж, по которому станок выточит ключ за три минуты. Теперь надо следить, чтобы ключ не болтался на виду без чехла, чтобы лихие люди не сфотографировали.

Зачем мне понадобились дубликаты ключей от квартиры Самуилыча? На тот момент я решил обзавестись дубликатами на всякий пожарный. Мало ли что. Вдруг понадобится в квартиру зайти, а хозяина не застану. Законного в этом мало, согласен. Но если сыщик будет следовать каждой букве закона, то половина злодеев будет гулять на свободе. Как нарушения закона соотносятся с моральным кодексом борца за законность, я не знаю. Я над этим работаю.

*

*

Приехал Юсуп. Привёз с собой понятых, доктора, спецов, парня с овчаркой. Безо всяких перекуров и получасовых размышлений на тему “С чего начать?” каждый из группы Юсупа занялся делом.

После минутного осмотра трупа врач назвал точное время смерти: “минут сорок назад плюс-минус полчаса”. Я поздравил себя с тем, что не ошибся, когда вычислил, что Самуилыч умер около десяти. Другими словами, убийца нажал на спуск примерно в то время, пока я принимал имитацию душа Шарко.

Врач добавил, что Самуилыч сперва получил по затылку “чем-то твёрдым, обёрнутым во что-то мягкое”. К примеру, молотком, обёрнутым в полотенце. Или даже кулаком. Затем убийца выстрелил в упор из обоих стволов.

По версии врача, после удара по затылку Самуилыч отключился, упал. Убийца стрелял в лежащего без сознания.

Юсуп выслушал врача, черкнул пару слов в блокноте, поднял взгляд на парня, что стоял с овчаркой у дверей, и старался делать вид, что всё в порядке. На вопрос Юсупа, что нанюхала собачка, парень развёл руками, сказал: “Пусто. Следы обрываются на первом этаже. Там всю площадку затоптали. Там же лифт, народу полно. На улице тоже затоптано”. Юсуп кивнул, принялся за меня.

Допрос уложился в пять минут. Я рассказал про добрососедские стычки Афони и Самуилыча. Рассказал, почему Самуилыч палил в небо в шесть вечера, и почему Афоня стрелял в потолок в полдесятого. В общем, в двух словах описал весь воскресный вечер.

На вопрос Юсупа, слышал ли я, как Афоня выходил из своей квартиры после того, как я с Афоней поговорил “за жизнь”, я ответил, что не слышал, как щёлкал замок Афони и как скрипела афонина дверь не потому, что Афоня из дому не выходил, а ещё и потому, что я принимал душ. Другими словами, Афоня выходить мог. А мог и сидеть дома.

Я добавил, что выстрелов не слышал. Затем я высказал версию стрельбы с полотенцем-глушителем. Кроме того, я допустил, что не слышал выстрелов ещё и потому, что примерно в момент убийства я принимал душ. Услышать выстрелы сквозь шум воды, что издавал мой “душ Шарко”, даже если убийца стрелял без полотенца-глушителя, я смог бы вряд ли.

Когда Юсуп спросил, почему я оказался в квартире Самуилыча в столь удачный момент, я сказал, как было: мол, мне позвонил Вадик, внук Самуилыча, и попросил проведать деда, а то старик на звонки не отвечает.

Я обратил внимание Юсупа на три звонка Глеба в двадцать минут одиннадцатого, которые поступили на трубку, что заряжалась на кухонном столе Самуилыча. Я предложил Юсупу спросить Вадика, кто такой Глеб, и почему Глеб звонил Самуилычу в то время, когда Самуилычу должен был звонить внук Вадик.

Заодно я предложил спросить Вадика, сколько у него и Самуилыча банных полотенец. Мне не давала покоя версия стрельбы через полотенце-глушитель.

Затем я высказал предположение, что убийца вхож к Самуилычу в дом. Мол, раз ключ в замке и дверь не взломана, то убийцу впустил Самуилыч. При условии, конечно, что Самуилыч не идиот на ночь глядя оставлять дверь не запертой на замок. Юсуп возразил: убийца мог отпереть замок отмычкой, а после убийства вставить ключ в замок с внутренней стороны двери. Я согласился.

Юсуп спросил, где живёт Афоня. Я провёл Юсупа до афониной двери. Юсуп велел мне вернуться наверх, в квартиру Самуилыча, дождаться Вадика, после чего провести внука жертвы в мою квартиру. Мол, негоже пацану смотреть на труп деда. Юсуп сказал, что после того как управится с Афоней, зайдёт ко мне и допросит Вадика.

Не успел я подняться на второй этаж и подойти к квартире Самуилыча, как услышал, что кто-то бегом поднимается по лестнице вслед за мной. Я обернулся. На площадку взбежал Вадик – разгильдяй восемнадцати лет, и по совместительству внук Самуилыча.

Вадик увидел меня, остановился, перевёл дух. Я шагнул навстречу.

– Вадик, тебе домой нельзя. Следователь сказал, чтобы я отвёл тебя ко мне.

– Следователь? Что случилось-то? Я думал, что…

– Твой дед умер не сам. Я не хотел говорить тебе по телефону, извини.

– Но… Как?

– Застрелили из его же ружья.

– Кто?

– Как только найдут, так и узнаешь.

– Да что там искать?! Кто деду угрожал постоянно? Ян, вы же знаете. Это знает весь двор. Это ж Афоня, скотина! Он и сегодня орал, что деда убьёт. Дед тогда ещё пальнул пару раз с балкона, слышали?

– Вадик, для начала успокойся. У тебя нет оснований, чтобы обвинять Афоню в убийстве.

– Да зачем мне эти основания?! Афоня только и делал, урод, что угрожал моего деда убить!

– Угрожал и убивал – вещи разные, согласись. Если тебе станет легче, то могу сказать, что следователь сейчас у Афони. Полегчало?

– Издеваетесь?

– Идём ко мне. Это приказ следователя, не мой.

Вадик посмотрел на дверь своей квартиры, сплюнул под ноги, чертыхнулся, поковылял вниз по лестнице. Я потопал следом. Когда спустились на первый этаж, и проходили афонину дверь, Вадик бросил: “Чтоб ты сдох, скот!”.

Я завёл Вадика к себе, провёл на кухню, усадил за стол, поставил на огонь чайник. Вадик сложил руки на груди, откинулся на спинку, уронил голову на грудь, застыл.

Я выразил соболезнования по поводу кончины Самуилыча. Вадик отмахнулся. Я извинился за то, что упустил Туза. Вадик, казалось, меня слушать не хотел.

Я позвонил Юсупу, сказал, что Вадик у меня. Юсуп сказал, что как только закончит с Афоней, так сразу зайдёт ко мне.

Вадик вскочил.

– Ян, выпустите меня!

– Не могу.

– Не имеете права! Я должен… Если ваш следователь Афоню не заберёт, то я… Афоне так просто это с рук не сойдёт!

– Что ты ему сделаешь, Вадик?

– Убью!

Вадик сжал кулаки, заиграл желваками. Я с трудом сдержал смех, подумал, что внучок весь в деда: такой же щуплый как и Самуилыч, и ростом под два метра, когда стоит на табуретке высотой в сорок сантиметров, и спеси не меньше, чем у деда, ведь как и дед собрался биться насмерть не с кем-нибудь, а с Афоней, в котором таких как Вадик поместится трое.

Я покачал головой

– Вадик, ты же понимаешь, что я тебя не выпущу. Так что сядь. Вон уже и чайник закипел. Сейчас я тебе сварганю чайку.

– Пейте свой чай сами. Выпустите меня!

– Кстати, ты заметил, что угрожал Афоню убить?

– Я? Когда?

– Забыл? Только что. Потому если Афоню найдут с дыркой в голове, я скажу следователю, чтобы тебя арестовали. Ведь ты угрожал Афоню убить.

– У меня сорвалось. Я сейчас в таком состоянии…

– У Афони тоже срывалось. Но его ты подозреваешь в убийстве. Я ж тебе говорил: угрожать и убивать – вещи разные. Теперь разницу понял?

Вадик сел.

Я налил Вадику чаю. Вадик отхлебнул, обжёгся, чертыхнулся, отставил чашку в сторону, посмотрел на меня.

– Ян, зачем следователь сказал привести меня сюда?

– Чтобы тебя допросить.

– Неужели будет как в фильмах?

– Поясни.

– Ну, вы же понимаете… Я единственный наследник. Мне крышка. Будут обвинять меня.

– Соображаешь. Ты после Афони первый.

– Но у меня есть алиби!

– А вот это ты расскажешь следователю.

Чтобы чего-нибудь сдуру не напутать, я предложил Вадику не болтать. Сказал, что убийство – дело не шуточное, тут любая мелочь, любое искажение может следствию навредить.

Я не хотел помешать Юсупу. Не хотел задать наводящий вопрос, чтобы Вадик сделал неверные выводы, и внёс в своё алиби коррективы, как сделал бы любой даже трижды невинный человек из элементарного чувства самосохранения.

После того как я отказался выслушивать алиби, Вадик замолк аж до того момента, когда в мою квартиру вошёл Юсуп.

Я налил Юсупу чаю, оставил Юсупа с Вадиком наедине, ушёл в комнату, закрыл за собой дверь, включил ноут, надел наушники, включил музыку.

Четверть часа спустя на пороге комнаты появился Юсуп. Я снял наушники. Юсуп сказал, что с Вадиком закончил, что в кухне с Вадиком сидит психолог, и что я могу, если хочу, подняться с Юсупом наверх, в квартиру Самуилыча. Само собой, отказываться от предложения я не стал.

В квартиру Самуилыча я вошёл вслед за Юсупом. В квартире нас ждал только охранник. Команда Юсупа свою работу закончила, труп Самуилыча убрала, и наверняка ждала Юсупа в машине.

Пока Юсуп осматривал квартиру, заглядывал во все закоулки, я выдал Юсупу версию “убийца знает планировку квартиры Самуилыча”. Объяснил тем, что убийца не боялся стрелять в Самуилыча, когда на дворе густые сумерки, и любопытным соседям из дома напротив видно всё, что творится в освещённых комнатах Самуилыча, как в цветном телевизоре. Мол, убийца мог знать, что коридор из окон не просматривается.

Юсуп меня выслушал, хмыкнул, сказал, что таких квартир в моём районе – через одну, и знать планировку квартиры Самуилыча может не одна тысяча человек. Так что помощи следствию моя догадка принесла мизер.

На кухне, возле холодильника, Юсуп заметил миски, из которых трапезничал Туз. На вопросительный взгляд Юсупа: “Миски есть, вижу. А где собачка?” – я ответил, что пёсика проворонил, объяснил, как и когда. Когда Юсуп начал улыбаться с фирменной юсуповой издёвочкой, я рассказал о том, как слышал вой Туза в пять минут одиннадцатого.

Я предположил, что в то время, когда завыл Туз, Самуилыч уже был убит, ведь есть поверье… Юсуп сказал, что судью мои изыски в области собачьей психологии и дурацкой мифологии даже не насмешат.

Юсуп спросил, слышал ли я лай Туза примерно во время убийства. Я напомнил, что принимал душ. Юсуп сказал, что свидетель из меня клёвый. Я спросил, зачем Юсупу лай Туза. Уж не затем ли, чтобы предположить, что убийца из своих, потому как Туз не лаял? Если я угадал, то Юсуп теряет время даром. Почему? Потому как Туз на чужих не лаял.

Чужих Туз боялся. Когда-то в Туза запустил разводным ключом пьяный жэковский водопроводчик, что приходил к Самуилычу ремонтировать кран. Угодил псине по голове. Самуилыч пса еле откачал. После того случая Туз от чужих шарахался. Если в квартиру заходил чужак, то Туз забивался под кровать. Даже не рычал. Охранник ещё тот!

В подтверждение я сказал, что во время потасовки-перестрелки Самуилыча с Афоней в половине десятого я Туза не видел. Наверняка свирепая псина пряталась под кроватью.

Юсуп махнул на Туза рукой.

Я спросил, как прошёл допрос Афони. Юсуп расплылся в улыбке, сказал, что на руках Афони нашли следы пороховых газов, на ружье нашли афонины пальчики. Афоню Юсуп задержал. Афоня сидит в машине Юсупа, размышляет о смысле жизни, разглядывает наручники.

У Вадика следов пороховых газов на руках не нашли. Отпечатков Вадика на ружье не нашли. Вадик свободен как фанера над Парижем.

Когда я переварил услышанное, то захотел прояснить пару моментов.

– Юсуп, я ведь тебе рассказал, как Афоня при мне стрелял в потолок. Вот оттуда у него и следы на руках, и оттуда же его пальцы на ружье.

– Может, и от стрельбы по потолку. Но ты не докажешь, что не от стрельбы по твоему Самуилычу.

– Афоня такой тупой, что с ружья отпечатки не стёр? Ведь об этом в каждом фильме.

– Запаниковал, забыл. Когда стрелял, чувствовал себя героем, хвост держал пистолетом. Когда понял, что натворил, и чем грозит, запаниковал. А в панике герои забывают самые элементарные вещи.

– Объяснение просто супер.

– Какое есть.

– Афоня мог и не убивать, а ты его уже забрал.

– Ты же не думаешь, что я оставлю гулять мужика, который наштамповал на ружье пальчиков на два срока?

– А если не он?

– А если он, и он уйдёт, если я его не возьму?

– Почему ж он не ушёл сразу, а дождался тебя?