Кроме того, Алёна и сама в отчий дом не рвалась, только ходила в гости раз в неделю, предпочитала жить в танином домике для прислуги. Всё же комфорт, евроремонт. В родном доме Алёны до ветру надо ходить в дворовой туалет, и это только цветочки, а Алёна была чистоплотная до немогу. Как Алёна могла жить “в тех ужасных условиях, в той антисанитарии”, Таня не понимала.

Перед тем как войти в домик Алёны, я обратил внимание на темень, что сгустилась посреди солнечного дня. Я посмотрел на небо. Лучше бы не смотрел. Над посёлком Южный нависла тяжеленная свинцовая туча. Я подумал, что как раз дождя следствию и не хватало, особенно той части следствия, что отводится на работу по горячим – да хоть и по остывшим – следам при помощи поисковой собаки.

Домик Алёны хоромами я бы не назвал. Две комнатки, кухонька, санузел и коридор уложились не больше чем в сорок квадратов. С другой стороны, для жизни вполне хватало.

Осмотр домика занял десять минут. Пока я ходил-бродил по домику да снимал на камеру мобильника всё, до чего дотягивался взглядом, Таня стояла в спальне и листала фотоальбом. Заглянул в фотоальбом и я. Со снимков на зрителя смотрела полная жизни весёлая девчонка Алёна.

Фотографировалась Алёна почти всегда при умелом макияже и облегающей шикарную фигуру одежде. Только перед фотосессиями в доме и во дворе Тани Алёна макияжем не пользовалась, а вместо завлекающей одежды на Алёне красовалась набившая оскомину спецовка служанки – строгое тёмное платье, застёгнутое под горло, белый кружевной воротник и белый передник. Но и в спецовке служанки и без макияжа Алёна смотрелась как кинозвезда, пусть и не накрашенная.

Когда я листал фотоальбом, Таня спросила: “Вы перчатки когда-нибудь снимаете?”. Я кивнул.

Четыре страницы фотоальбома я снял на камеру мобильника, чтобы иметь снимки Алёны не только мёртвой. Вдруг придётся кому-нибудь показать фото Алёны для опознания, так всё же лучше показывать снимки человека живого.

После фотоальбома я занялся видеокамерой, что лежала прямо посреди стола, рядом с ноутбуком.

На боку камеры я прочёл, что камеру модели “Т-34” произвела китайская фирма “Кошкин”.

На диске камеры я нашёл единственный файл. Когда я файл запустил, то на дисплее камеры увидел то же кино, что видел на мобилке Алёны: на записи Таня открывала сейф.

Файл на камере, в отличие от файла на мобилке, в своих свойствах не имел даты копирования. Файл на камере имел только дату создания и дату последнего редактирования. То есть файл не скопирован на диск камеры извне, иначе куда подевалась дата копирования? Другими словами, файл создавался и редактировался на той камере, что я держал в руках. Или, русским языком, код сейфа записала камера Алёны, а не дядьки Некто.

В качестве шпионской снасти камера Алёны подходила лучше некуда: миниатюрная, серая, яркими наклейками в глаза не бросалась. А уж на комоде Тани, заваленном хламом до потолка, камеру Алёны мог бы заметить лишь тот, кто камеру устанавливал. Что шпиону для счастья надо ещё?

По содержимому, по датам создания и последнего редактирования файл на камере от файла на мобилке Алёны не отличался. Я решил, что файл на камере и есть тот файл, который Алёна скопировала на мобилку перед тем как идти на дело.

Я задался вопросом: почему файл с записью кода сейфа Алёна редактировала? Ведь наличие в свойствах файла даты последнего редактирования говорило о том, что файл изменяли. До этого додумался бы и недалёкий.

То, что Алёна – ни на кого другого я в тот момент подумать не мог – начало и конец записи таки обрезала, тот же недалёкий понял бы даже и в том случае, если бы даты последнего изменения в свойствах файла не нашёл. Иначе как получилось, что на записи только тот момент, когда Таня сейф открывала? Где кадры, на которых Таня к сейфу подходила? Где кадры, на которых Таня сейф закрывала? Без этих кадров получалось, что Алёна стояла рядом с Таней и записывала код сейфа, а это походило на бред.

Ни к селу ни к городу я подумал, что Алёна обрезала запись прямо на камере, потому как если бы обрезала в программе-редакторе видеофайлов на компьютере, то в свойствах файла я бы нашёл дату копирования файла с диска компьютера на диск камеры.

Вопрос “Зачем Алёна обрезала файл?” принялся сверлить мне мозги. На ум пришло, что Алёна хотела скрыть какой-нибудь компромат наподобие отражения в зеркале или полировке мебели, где было видно, что камеру на комоде устанавливала именно Алёна.

Я только-только начал рожать очередную кучу версий, как уже через секунду мне захотелось шлёпнуть себя по лбу и сказать: “Ты бестолочь, Ян!”, потому как объяснение обрезанной записи нашлось, и выглядело оно до смешного простым: на записи кроме кода сейфа могла быть многочасовая мёртвая картинка.

Таня могла в спальню не заходить весь день, а только около девяти вечера вошла да перед сном заглянула в сейф. Алёна должна была оставлять камеру в спальне Тани на много часов, надеясь на авось, на то, что рано или поздно Таня сейф таки откроет. Алёна работала как тот рыбак, что забрасывает донку и ждёт, надеется, что клюнет. Рыбак может просидеть возле колокольчика весь день, и не увидеть ни одной поклёвки. Клюнет аж под вечер. В итоге весь день просижен вхолостую ради одной-единственной рыбёшки.

Потому Алёна на следующий день и обрезала холостую запись до самого интересного: кода сейфа. Зачем хранить на камере многочасовой файл со статичной картинкой? Кроме того, огромный файл в память мобилки влезет вряд ли. Куда проще обрезать файл до нужного фрагмента, и дело с концом.

Я решил снять с алёниной камеры копию жёсткого диска, потому как Юсуп наверняка захотел бы камеру с записью кода таниного сейфа изъять в качестве вещдока, и тогда доступ к диску камеры я бы смог получить не когда захочу я, а когда мне сможет уделить время Юсуп.

Заодно я решил снять копию диска и с алёниного ноутбука. На ноуте всегда можно найти что-нибудь интересное, говорящее о хозяине ноута куда больше, чем хозяин рассказывал посторонним. Всё-таки правило “Покажи мне свой диск, и я скажу тебе, кто ты” ещё не отменили.

Я сказал Тане, что мне надо смотаться к машине за ноутом. Таня моим словам обрадовалась так, словно я Тане пообещал подарить золотую диадему весом в полкило. Миг спустя Таня причину радости пояснила: “Пока вы ходите за ноутом, я сбегаю в туалет. Эти буржуйские тепличные огурцы…”. Затем Таня убежала. Я потопал к моему джипчику, что ждал меня на улице, за воротами.

Когда я вынул из бардачка ноут, припустил дождик. Я сунул ноут в чехол, вернулся к домику Алёны бегом. Когда открывал дверь домика, дождик превратился в ливень под названием “Стена воды”. Я подумал, что Юсуп прокатит собачку с кинологом зря. После ливня какие следы?

Я подстегнул с моему ноуту камеру и ноут Алёны, запустил посекторное копирование дисков ноута и камеры.

Пока содержимое дисков алёниных девайсов копировалось на мой ноут, я отгонял глупые мысли и дебильные версии, что лезли скопом в мои россыпи опилок, которые у других называются серым веществом. Умные мысли в голову не лезли.

Таня вернулась аккурат к концу процедуры копирования. Причём вернулась без зонта и сухая как лист. Я глянул в окно. Ливень закончился. Я подумал, что Тане везёт как невезучему: если Таня Алёну не убивала, и убийца во дворе Тани таки наследил, то оставался шанс, что поисковая собака могла бы Тане оказать неоценимую услугу. Но после ливня ждать, что собака возьмёт след – всё равно что надеяться на чудо.

Таня с порога выпалила:

– Ян, я там сидела… И подумала: наверное, с Алёной был сообщник! Как его там по-правильному – подельник, да? Он стоял в холле на шухере, – это ж называется так? – а потом, когда уже стырила мой браслет и деньги, Алёна к нему пришла, а потом они что-то не поделили, и он её стукнул…

– … и оставил всю добычу Алёне, а сам убежал?

– Может, забрать не успел? Может, я его спугнула?

– У меня версия другая. Вы вышли из туалета. Алёна в этот момент выходила из вашей спальни. Алёна увидела вас, дала дёру. Вы увидели в руках Алёны пачку денег, вдобавок на руке Алёны сверкнул бриликами ваш браслет. Вы за Алёной погнались, схватили что попало под руку, – а попалась вам бутылка, – и саданули Алёне по затылку.

– Этого не было!

– Будьте уверены, то же скажет и следователь.

– И зачем мне вас нанимать? Вместо того, чтобы меня защищать, вы меня обвиняете!

– Вызовите адвоката.

– Ха! Я похожа на дуру? Вы так всё складно придумываете, что мне кажется, будто вы это не придумываете. Мне кажется, что вы говорите мне эти гадости потому, что с ними сталкивались не раз и не два. Значит, у вас есть опыт. И значит, вы вполне можете допридумываться и до того, как убийцу найти. А так как я знаю точно, что Алёну не убивала, значит, вы рано или поздно убийцу найдёте. Адвокат – как вы меня тут застращали – может мне отмазку и не найти. Потому оправдаться я смогу наверняка только в том случае, если вы найдёте убийцу. Как вам речь?

– Не ожидал.

– Я выгляжу тупее, чем говорю? Вы ещё и мастер комплимента, как я посмотрю. Ладно, проехали. Так чем вы можете меня обрадовать ещё? К чему мне готовиться? Какие версии может мне подкинуть следователь? Можете не стесняться.

Знала бы Таня, чем ей грозило её предложение, промолчала бы. Меня хлебом не корми, дай построить версию. Я могу разгуливать по воображению часами, и все эти часы я буду говорить. Причём скорее у слушателя завянут уши, чем у меня пересохнет в горле.

Я с минуту попересыпал в голове опилки, затем родил парочку версий.

По версии первой Таня попросила у Алёны камеру, записала код сейфа, камеру вернула. Не проверить, что за запись на диске камеры осталась, Алёна не могла. Когда проверила, и увидела код сейфа, то соблазну поддалась, сунулась в сейф. Тут из-за кустов выпрыгнула Таня, и ну охаживать Алёну бутылкой-то да по затылку.

По версии второй Таня попросила у Алёны камеру, записала код сейфа. Камеру не вернула, сослалась на что угодно, да хоть сказала, что потеряла. Затем Таня обчистила сейф, убила Алёну, подложила деньги и браслет Алёне, переписала код сейфа с камеры на мобилку Алёны.

Версии третьей Таня дожидаться не стала, спросила: “И зачем мне Алёну убивать?”. Я улыбнулся, ответил: “За то, что Алёна украла у вас Влада”. Таня фыркнула.

Танина мобилка затянула песню. Таня помрачнела, сказала: “Лёгок на помине”, сняла трубку, выслушала звонившего, сказала: “Выхожу”.

Когда Таня выключила мобилку и посмотрела на меня, я спросил: “Влад?”. Таня кивнула, направилась к выходу из домика. По пути пробурчала: “Сейчас я ему, любителю служанок, устрою!”. Я сказал, что присутствовать при семейных скандалах не обожаю. Таня остановилась, обернулась, повышенным тоном предложила мне заткнуть уши, и добавила, что в ванной Алёны ватных палочек хватит, чтобы заткнуть уши даже слону. Затем Таня вышла. Хлопнуть дверью не забыла.

Таня прошла мимо окна в направлении ворот. Лицо Тани напоминало маску “Не подходи, загрызу!”. Я Владу не позавидовал.

Я отстёгнул от моего ноута камеру и ноут Алёны, мой ноут сунул в чехол, и уже собрался топать к выходу, как краем глаза из окна увидел, что Таня открыла калитку, замерла в стойке “руки в боки”. Я счёл разумным, пока гроза в танином семействе не уляжется, на улицу не выходить.

В проёме калитки я увидел полкорпуса красного джипа. Целиком увидеть джип не удалось, потому как танин двор обнесён двухметровым глухим забором. Но и половины корпуса мне хватило, чтобы машину опознать: тот красный джип я видел на снимке, где Влад целовал Алёну.

На разглядывание джипа мне отвели всего миг.

Порог калитки переступил высокий, на голову выше меня, сногсшибательной для женщин красоты блондин – тот, который на снимке целовал Алёну, и кого Таня назвала Владом. В руке у Влада красовался огромный букет из огромных – головки цветов размером с десертную тарелку – белых ромашек. Я вспомнил, что белые ромашки – символ Дня Петра и Февронии, Дня семьи, любви, и верности.

Влад протянул букет Тане. Таня ромашки взяла, развернулась, зашагала к дому. Влад застыл с раскрытым ртом. Посреди двора Таня остановилась, обернулась, с улыбкой сказала: “Я знаю, что ты Алёне звонил”. Сказала так, чтобы услышал Влад. Заодно услышал и я. Затем Таня ушла в дом. Через пару секунд Влад челюсть с пола подобрал, гримасу облитого помоями сменил хорошей миной.

Я решил, что пришло время выходить на сцену и мне.

Я покинул домик Алёны, направился к калитке. Влад упёрся в меня лучезарным взглядом, спросил: “Вы кто?”. Я сказал чистую правду: “Частный сыщик. Ян Янов”. Чтобы Влад не засыпал меня вопросами, я инициативу перехватил, спросил:

– Влад, вы знаете, что здесь произошло?

– Да. Потому и приехал. Таня позвонила и попросила приехать. Сказала, что убили Алёну.

– И вы приехали с цветами?

– Я их купил раньше, до того, как Таня позвонила. Не выбрасывать же! Да и праздник не отменён, так почему бы и не подарить любимой женщине ромашки?

– Тоже верно. Надеюсь, вы не спешите?

– Ну, вообще-то…

– Вам придётся задержаться до приезда следователя.

– А если я не захочу?

– Тогда вас задержу я.

– Ян, вы это серьёзно?

– Проверьте.

Влад посмотрел на меня сверху вниз, отмазался голливудской улыбкой, потопал к дому Тани. Я Влада окликнул, сказал, что было бы лучше, чтобы Влад в дом Тани не заходил, на месте преступления не следил, а следователя ждал либо во дворе, либо в машине.

Влад развернулся, и – судя по свирепой мордашке – собрался мне сказать что-то вроде “А не пошёл бы ты, мил человек…”. На ту беду со стороны дороги донеслось пыхтение, которое любой кто не глухой сходу определил бы как звуки выхлопа “уазиков”. Посылать меня к такой-то матери Влад передумал. Я улыбнулся, сказал: “А вот и следователь”.

*

*

Я вышел со двора, потопал к джипчику. Пока я укладывал ноут в бардачок, к воротам Тани подкатили два “бобика”.

Первым на землю посёлка Южный ступил Юсуп. Вслед за начальством из “бобиков” выгрузилась юсупова команда. Я посмотрел на часы. Юсуп прибыл как и обещал – через час с момента моего звонка. Для Юсупа, заваленного убийствами по самые уши, такая точность сродни паранормальным способностям.

Юсуп осмотрелся, размялся, крякнул, подошёл ко мне. Я протянул руку, сказал: “Привет!”. Юсуп мою руку пожал, сказал: “Я с тобой здоровался по телефону”, спросил, где труп.

Я повёл Юсупа к дому Тани. Юсупова команда зашагала следом. Во дворе я познакомил Юсупа с Владом. Юсуп сказал Владу ждать в машине. Не попросил, а сказал тоном, от которого Влад, как мне показалось, едва не откозырял и не гаркнул: “Есть!”.

Когда подошли к дому, нам навстречу вышла Таня. Представлять Таню мне не пришлось, потому как Таня управилась и без меня. Таня же на правах хозяйки и подвела гостей к трупу Алёны. Юсуп сказал Тане ждать его на кухне.

Затем Юсуп отдал своей команде распоряжения. Криминалисты ухватились за пинцеты да лупы, кинолог принялся умолять собачку взять хоть какой-нибудь след, доктор присел над трупом.

Юсуп меня спросил, что я успел разузнать. Я начал рассказывать.

Через минуту подошёл доктор, спросил, когда, на мой взгляд, умерла Алёна. Я сказал, что примерно в час дня. Доктор похлопал меня по плечу, сказал, что медицина наверняка потеряла во мне толкового судмедэксперта, только доктор на всякий пожарный к моему часу дня добавил бы ефрейторский зазор “плюс-минус четверть часа”.

Доктор добавил, что смертельный удар мог быть нанесён и бейсбольной битой, и той бутылкой, что лежала возле трупа. Причём если убийца бил бутылкой, то не горлышком и не донышком, а боковиной бутылки, той частью, где клеят этикетку. Кровь на этикетке это подтверждает.

Когда доктор откланялся, подошёл кинолог. На лице парня тускнело выражение “Виноват, каюсь…”. Даже собака, и та, казалось, отводила взгляд: мол, уж вы простите, люди добрые, оплошала. Причину собачьей грусти кинолог пояснил тремя словами: “Этот гадский ливень!”. Затем кинолог расщедрился ещё на парочку слов: “Следы смыло”. Юсуп развёл руками: мол, смыло так смыло.

После того как Юсуп кинолога отпустил, я дорассказал Юсупу, что успел узнать. Под конец моего рассказа Юсуп сделал предварительный вывод: за жабры надо брать Таню. Я возразил: вряд ли Таня настолько дура, что не стёрла с бутылки свои отпечатки. Я спросил, почему бы Юсупу не допустить, что дядька Некто натянул на руки одноразовые перчатки, взял бутылку с таниными отпечатками на стекле, да и ударил бутылкой Алёну.

Юсуп спросил, не буду ли я столь любезен, чтобы к моей бредовой версии присовокупить мотив дядьки Некто. Я мотнул головой. Юсуп спросил, не тормозную ли жидкость, которой залиты мои мозги, я вознамерился взболтнуть, чтобы прояснить помутневший разум. Затем Юсуп сказал, что пока я не найду и не представлю пред ясны очи Юсупа дядьку Некто, Юсуп будет считать виновной Таню. На мои возможные возражения Юсуп сказал: “И баста!”. Насмотрелся фильмов про каморру, теперь где ни попадя втыкает свою “басту”, козыряет безукоризненным итальянским.

Юсуп направился в кухню, к Тане. Меня отпустил.

Я потопал к джипчику. По дороге вспомнил, как Таня говорила, что Алёна “снимала и сегодня, правда, до работы”. Другими словами, Алёна успела поснимать на видеокамеру и с утра. Вот только на диске камеры Алёны я кроме записи кода сейфа не нашёл ни единой записи. Ни последней, утренней, от восьмого июля, ни предпоследними записями даже не пахло. Только запись кода сейфа.

Пару секунд я думал, куда могла подеваться алёнина утренняя запись. Додумался до того, что Алёна наверняка перекинула записи с камеры на ноутбук, а с камеры стёрла, чтобы освободить диск камеры для новых записей, потому как со слов Тани Алёна снимала не без изрядной доли фанатизма, и с алёниной прытью ей не хватило бы и трёх таких дисков, что в камере.