Вот приходят к нам существа, не сознающие ни мерзости своего бытия, ни его причин! Вот они стучатся в почтенные двери этого достойнейшего Собрания, и что же мы можем ответить им, всем этим блуднецам, суррогадам, тошнякам, мамоедам, трупомилам, тупонцам, заламывающим свои псевдоручки и падающим со своих псевдоножек при известии, что они относятся к псевдотипу «лжетвари», что их Совершенным Творцом был случайный матрос, выплеснувший на скалы мертвой планеты ведро перебродивших помоев, ради забавы наделив эти жалкие зародыши свойствами, которые сделают их посмешищем целой Галактики!

Станислав Лем. Звездные дневники Йона Тихого

Эту речь я хочу начать вовсе не с восхваления отважных первопроходцев, как многие могли бы от меня ожидать, но с призыва ко всем присутствующим. Я предлагаю всем выразить самую горячую благодарность российским конструкторам, разработавшим замечательные системы аннигиляции продуктов жизнедеятельности, которые не позволят этим… хм… отважным первопроходцам загадить весь цивилизованный космос!

Адмирал Иван Петров. Предстартовое слово

Глава 1

Черные ветви шумели над головой. Сполохи далеких зарниц освещали ночное небо. Вверху метались, множились мрачные тени. Антон лежал на поросшем чахлыми деревцами склоне холма, в зарослях красного хвоща, среди руин древних построек. Когда-то здесь была круглая башня. Или сложенный из крупных валунов блиндаж. Остались только камни. По грудь человеку, по колено монстрам, от которых он прятался.

Антон вспомнил, как десять минут назад он, оступаясь и падая, мчался через густой подлесок. Следом неслись крупные, зубастые твари. Они обходили его полукругом, ревели и верещали, загоняя в ловушку. Он даже не знал, как эти чудища называются. Видел только тяжелые складки кожи над глубоко посаженными глазами, кинжальные зубы в два ряда и короткие мощные лапы с острыми когтями.

Бежать по изрезанной мелкими овражками местности было тяжело – мешал хвост. Полезный при беге на равнине и помогающий при прыжках с ветки на ветку в густых зарослях молодых деревьев, хвост все время цеплялся за колючий кустарник. Он саднил и кровоточил. Гладкий коричневый мех во многих местах ободрался, обнажив изъязвленную розовую кожу.

Спрятав хвост под куртку, Антон проверил винтовку. Первая обойма наполовину пуста. Двадцать зажигательных пуль он истратил на бой со слизнями – еще до гонки через молодой лесок. Слизня, кроме как зажигательной пулей, ничем не возьмешь. Рубить его бесполезно – срастается моментально. Граната отшвыривает упругую гадину в сторону. Но слизень быстро возвращается на позицию. Лазерный луч прожигает в скользкой твари дыру. Но тварь мигом восстанавливается. Дыра затягивается, и слизень снова в порядке. Только еще более голодный. И с утроенным рвением устремляется к добыче.

Поэтому, когда штук десять слизней низринулись перед Антоном с молодых гибких деревьев, боезапаса он не жалел. Мини-заряды объемного взрыва при удачном попадании сжигали тварей.

Штук шесть он сжег. Остальные, почуяв запах паленой плоти сородичей, уползли.

Будь они чуточку умнее – накинулись бы всем скопом и, потеряв одного-двоих, покончили с ним. Выходит, только благодаря их несообразительности и инстинкту самосохранения, плоть все еще у него на костях, а не в пищеварительных путях слизней. Но, возможно, судьба сохранила его для еще более страшной участи. Слизень, по крайней мере, убивает быстро и почти безболезненно. Его внешний пищеварительный сок, говорят, даже снабжен анестетиком. Заснув поблизости от слизня, можно просто не проснуться. Он растворит тебя тихо, без лишнего шума. А то, что ожидает заблудившегося в лесу, может быть гораздо более неприятным…

Над руинами мелькнула крылатая тень. Сфицерапс. Огромные кожистые крылья, острое ночное зрение, длинный загнутый книзу клюв.

Резко, одним отработанным щелчком переключив винтовку на стрельбу из третьей обоймы, Антон выпустил в небо облако сверхтвердых игл. Сфицерапс заклокотал, изменил направление полета и ушел за дальние высокие деревья. Теперь жди гостей!

Какое-то время ничего не происходило. Начал накрапывать мелкий теплый дождик, потом над горизонтом поднялась вторая, голубая луна. В это время года она появляется незадолго до восхода солнца. Антон уже надеялся, что дождется рассвета. С рассветом может прийти помощь. Но еще раньше придут новые монстры…

Солнце еще не взошло, когда со стороны леса раздался звук гулких, сотрясающих землю шагов. Это не слизни и не вортексы. Это – хранты. Обычно они нападают даже на броневики, опрокидывают машины. Или таятся в зарослях, ожидая нужного момента, выпрыгивают и перекусывают пополам геликоптеры. На отдельных разумных особей хранты нападают крайне редко. Но если эту особь нужно выкурить из удобного укрытия…

Антон влез на высокий и широкий валун круглого каменного вала и в голубом свете луны увидел надвигающиеся со стороны леса махины. Хранты, казалось, были слеплены из одних только мышц и зубов. Имея более чем приличную массу, они прыгают на высоту в два своих роста…

В разрушенной каменной крепости, где Антон укрылся от слизней, спасения от хрантов не было. Наоборот, рухнувшая башня стала его ловушкой. Лес стерегут слизни, равнину – вортексы. А хранты раздавят его и в кольце камней. Преграду они даже не заметят.

Можно ли свалить хранта кумулятивной гранатой? Теория говорит, что можно. Но на практике нужно попасть в уязвимую точку. А таких две: голова, точнее, ее лобная часть и некоторые участки когтистой нижней лапы. Только значительные повреждения мозга или перелом несущей кости способны остановить несущегося к добыче хранта. Выстрела иглами он даже не заметит. Зажигательная пуля лишь раззадорит хищника.

Во второй обойме у Антона сохранились все четыре кумулятивные гранаты. Хрантов – три. Редкому мастеру стрельбы удавалось завалить хранта одной гранатой. А уж трех хрантов подряд свалить тремя удачными выстрелами – байка из охотничьего фольклора…

Переключив винтовку на стрельбу из первой обоймы, Антон нажал на спусковой крючок. Зажигательная пуля угодила твари точно в голову. Эх, если бы он не пристреливался, а сразу воспользовался гранатой! Тогда одним хрантом на свете стало бы меньше…

Зажигательная пуля лишь опалила морду чудовища. Хрант издал утробный рев и ускорил бег. Его сородичи не отставали ни на шаг.

«Была не была», – подумал Антон, щелкнул переключателем и выстрелил в лапу первой твари. Хрант споткнулся и завалился на землю, ломая кусты своим тяжелым, мускулистым телом. Что ж, даже если кость не сломана, скоро он не встанет. Хранты редко падают, но, если упали, подняться им тяжело – у этих монстров после падения плохо работает вестибулярный аппарат.

Три гранаты на двух хрантов – уже лучше. Антон выстрелил снова, целя в морду следующего зверя. В последний момент хрант мотнул головой, и граната пронеслась мимо, срезала верхушку молодого дерева и разлетелась во влажном воздухе снопом ярких белых брызг.

Две гранаты на двух хрантов – совсем неважно… Антон вновь выстрелил. На этот раз попал точно в голову. Выдохнул с облегчением. Зверь сделал несколько шагов и тяжело рухнул.

Один хрант. Одна граната. Промахнешься – верная смерть. Попадешь – останется хоть малая толика надежды уцелеть в этом аду, досидеть до прибытия своих.

Антон дождался, когда хранту осталось сделать до камней максимум три прыжка. С такого расстояния нельзя промахнуться. Выстрел! Граната пришлась зверю в лоб. Твердая черепная коробка разлетелась на куски. Безголовый хрант бежал дальше. Антон отпрыгнул в сторону, но тяжелый хвост падающей твари сбил его с ног. Рот наполнился кровью. В глазах потемнело.

«Это еще не конец», – убеждал себя Антон. А со стороны леса надвигалось что-то серебристое, эфемерное. Зрение расплывалось. От этого нового, неведомого противника исходил ужас. Враг таил в себе какую-то неведомую угрозу.

Переключив винтовку на выстрелы одиночными, Антон пальнул в странного монстра иглами. Рассеивающий эффект поможет достичь цели. Зверь вдруг засеребрился, засверкал, ногу Антона обожгла жестокая боль. Непонятно, сломана ли кость, но кровь хлещет, течет в сапог…

Чем этот гад плюнул в него?! Кажется, тоже иглами. Какая же мерзкая тварюга! Антон переключил винтовку на стрельбу столь полезными и так быстро кончающимися зажигательными пулями и выстрелил снова. Моргнул, в глазах на мгновение прояснилось, и Антон увидел, как заряд отразился от серебристой кожи полупрозрачного чудовища, словно от зеркальной поверхности, и устремился в обратном направлении. Увернуться Антон не успел. Он ощутил жгучую боль в груди, и кромешная тьма ворвалась мутным потоком в его сознание…

Антон очнулся на носилках, в узком коридоре звездолета. Его тащил, временами задевая о стены, старший механик Кирилл Яловега и механик второго класса Паша Белочкин. Молодой человек приподнял голову и огляделся по сторонам. Да, он снова на «Семаргле», а не в диких джунглях незнакомой планеты. Просто расслабился на рабочем месте! И надо же такому привидеться!

– Очухался?! – услышал Антон. Голос у Яловеги был самым недовольным. Старший механик бывал счастлив крайне редко, только в те минуты, когда ему удавалось сказать кому-нибудь очередную гадость: – Чего принимал, Делакорнов, жалкая ты личность?

– Ничего, – выдавил Антон. В глазах у него все еще стояло увиденное. Сложно отвечать на вопросы, когда ты только что воевал с чудовищными, смертельно опасными тварями.

Белочкин хмыкнул. Антон решил, что при случае поговорит с ним.

Сгрузив коллегу в больничной каюте, механики отправились восвояси. А за Делакорнова взялся корабельный врач, Михаил Соломонович Химель. Принялся слушать его и обстукивать.

– Здесь болит? Здесь болит? В глазах не двоится?

– Не двоится, – пробурчал Антон. – Спал сегодня мало. Думал. Скажите, доктор, если человеку кажется, что у него есть хвост, и он воспринимает это как должное – что бы это значило?

Химель захлопнул чемоданчик с красным крестом и с сомнением посмотрел на Делакорнова. Молодой человек лежал на кушетке, сохраняя самый независимый вид. На его румяном лице нельзя было прочесть и тени стыда – лишь какое-то нездоровое возбуждение.

– Клиника таких синдромов может быть разная, – проговорил доктор Химель, пожевав влажными большими губами. – Точно могу сказать лишь одно: если вы будете и дальше злоупотреблять амфетаминами, мне придется сообщить об этом капитану.

– Сообщайте, – беззаботно заявил Антон, которому вдруг стало весело. Все-таки капитан – не хрант. – Не мешало бы ему приобщиться к чему-нибудь такому, что расширило бы его ограниченное сознание. Чем занимается наш капитан целыми днями? Сидит в виртуальной бильярдной или волочится за Инной… Хотя в этом вопросе, конечно, понять его можно… Инна и вправду прелесть. Стройная, длинноногая. Прямо модель, а не биолог. Но вот бильярд – это ведь занятие для идиотов! Что можно придумать глупее, чем целыми днями гонять шары?

– Знаете, юноша. – Химель побагровел, уловив двусмысленность замечания и усилием воли вгоняя себя в состояние праведного гнева. – Не вам судить капитана! У него есть свои причины для такого поведения. – Доктор резко поднялся. – Соблаговолите соблюдать мои рекомендации! Я на вас рассчитываю!

– Ладно, ладно, Михаил Соломонович, – примирительно кивнул Антон. Он уже сожалел, что затронул скользкую тему. Химель не был капитанским «наушником» (так называли Колю Сумарокова, имевшего стойкую репутацию стукача), но при случае мог сказать капитану пару слов. Исключительно для блага пациента. – Я же просто пошутил! У нас что, теперь и пошутить нельзя?

– Только за дополнительную плату! Что вы разлеглись тут? Так и собираетесь коротать остаток смены? – с раздражением пробурчал Химель.

– Нет, конечно, – уверил доктора Антон, поднимаясь с кушетки. – Буду качественно выполнять свой долг. Как велела страна и фирма! Мы за это деньги получаем…

Взгляд его задумчиво блуждал по стеклянному шкафчику, в котором доктор хранил восстановительные растворы и растирки. Вожделенные сердцу Делакорнова препараты лежали в стальном сейфе. Впрочем, шкафчик тоже был металлическим. Но металл, не использующийся в несущих конструкциях корабля, удовлетворял требованиям легкости, а не прочности. Поэтому шкафчик при желании можно вскрыть обычным консервным ножом. Подходящий нож, если Антон не ошибается, имеется у штурмана Новицкого. Правда, у Новицкого снега зимой не допросишься…

– Не паясничайте, – попросил доктор Химель и поправил очки. – Ведь культурный в общем-то молодой человек…

– Постараюсь оправдать ваше доверие, – пообещал Антон и пошел к двери. Над его головой вдруг вспыхнула оранжевая лампочка – нестандартная ситуация на корабле. Делакорнов шагнул за порог, но дребезжащий голос Химеля остановил его:

– Молодой человек, когда загорается оранжевый сигнал, все члены экипажа должны выслушать сообщение, а затем следовать инструкциям дежурного офицера корабля. Нарушение правил поведения влечет за собой лишение премиальных, а в случае тяжких последствий нарушитель может быть оштрафован… Странно, что я вынужден вам это объяснять!

Антон остановился, вернулся в кабинет и с тоской уставился на лампочку. На доктора ему смотреть не хотелось, а лампочка… Что ж, она, по крайней мере, чем-то разнообразила такую знакомую обстановку больничной каюты… Если бы замигали все три лампочки – оранжевая, красная и зеленая, – можно было бы устроить неплохую дискотечку, вроде тех, что на Земле проходят со светомузыкой. Может, Инна оставила бы тогда скучного капитана и присоединилась к веселью?

«Хотя, – подумал Антон, – что это я?! Если бы замигали три лампочки, было бы уже не до танцев. Это означало бы только одно: нам всем кранты. И „Семарглу“ – тоже».

– Внимание всем членам экипажа. Произошла рассинхронизация генератора удержания. Величина рассинхронизации – две наносекунды. Программистам и механикам срочно занять места согласно штатному расписанию! Повторяю: программистам и механикам срочно явиться на рабочие места!

Голос старпома Кияшова был, как всегда, суров. Он и в столовую приглашал, как на казнь.

Доктор тревожно взглянул на Делакорнова.

– Что бы это значило, Антон? Что такое этот генератор удержания? Я о нем слышу в первый раз.

Настал черед торжества молодого человека.

– Вы впервые слышите о генераторе потому, Михаил Соломонович, что он у нас никогда прежде не ломался. Генератор удержания, знаете ли, очень тонкая штука. Он, собственно, и удерживает звездолет в подпространстве. Если генуд перестанет работать или начнет работать некорректно, корабль разорвет в клочки. Может быть, выкинет во внепланковую область пространства. А то и в другую вселенную.

– В другую вселенную?! Как же такое может случиться?! – изумился доктор.

– А никто этого не знает, – хмыкнул Антон. – Живым туда перейти нельзя. Отличие физических констант, знаете ли… Там и звезды горят по-другому. Да и есть ли они, эти звезды…

– Так чего же вы здесь стоите?! – выкрикнул Химель. – Вы ведь механик?

– Механик. Да только если генуд начал сбоить – это амба. Чего зря беспокоиться, суетиться? Лучше нам всем начать принимать амфетамины, барбитураты и прочие препараты, расширяющие сознание и тормозящие панику… Что-то подсказывает мне, что паника скоро начнется!

– Молодой человек, я, кажется, вас предупредил! – проговорил Михаил Соломонович. – Если вы сейчас же не примете мер к ликвидации поломки этого вашего генуда, я сообщу капитану! И вас лишат премии!

– Генуд не мой, а наш общий, – фыркнул Делкорнов. – А премия, возможно, уже никому не понадобится…

– Как это? – тревожно спросил Химель.

– Да вот так…

Беспечно насвистывая, Антон пошел по коридору в сторону генераторного отсека. За поворотом он перестал свистеть и ускорил шаг. Конечно, рассинхронизация на две наносекунды не настолько опасна. Критическая рассинхронизация – пять-десять наносекунд. Но из подпространства нужно выходить. Так предписывают все инструкции и устав космической службы. А с выходом из подпространства шутить не стоит…

Доктор Химель открыл сейф и, не запивая, проглотил оранжевую капсулу.

– Поймешь этих механиков, – дрожащими губами прошептал он, обращаясь то ли к стеклянному шкафчику, то ли к сейфу. – Жрут барбитураты и амфетамины, пьют спирт, настойки всякие! От Ушлепкина намедни валерьянкой разило и боярышником. А на сердечные боли не жаловался, только ухмылялся загадочно. Водки не было, он весь боярышник из аптечки и вылакал. Девяностопроцентный спиртовой раствор… А что же – работа нервная… Но ведь нужно знать меру! Ме-ру!

Михаил Соломонович с лязгом захлопнул дверцу сейфа. Несмотря на некоторую слабость, подмеченную им в своем характере, он все время боролся с ней и в отдельных случаях мог проявить подлинное мужество. Особенно если это мужество поддерживалось химическими препаратами…

– Вот так гораздо лучше, – заявил он вскоре, передернулся, словно от холода, поправил очки и решил прогуляться до камбуза. Пока решается проблема с этим проклятым генератором недержания, чтобы не назвать его совсем уже неприлично, можно и перекусить.

На мостике звездолета «Семаргл» паники не наблюдалось. Помимо капитана Зотова, присутствовало еще четыре человека. Из них один только старпом Кияшов должен был находиться здесь согласно штатному расписанию. Двое других, Байрам Камаль и Олег Зайчиков, представляли навигационную комиссию дальней космической разведки. Они должны были приступить к работе только по выходе в заданный район, но и сейчас почему-то ошивались на мостике – не исключено, в надежде поймать капитана на каком-то прегрешении и слегка поживиться за его счет. Кроме того, рядом с Зотовым стояла, улыбаясь, беспечная и, как всегда, великолепно выглядящая Инна Лазуренко.