Благодаря тому противоречию, которое мы так часто встречаем в характере этого типа преступников, у них рядом с упорнейшим отрицанием ими своей вины наблюдается подчас неожиданное добровольное стремление обличить себя. Явление это объясняется различными причинами. В большинстве случаев дело сводится к простой потребности поболтать и поделиться с другими своей тайной. Они находят особенное удовольствие в том, чтобы много говорить о совершенном преступлении, потому что они при этом мысленно переживают его вновь и продолжают испытывать то наслаждение, которое оно доставляет им…

Чезаре Ломброзо. «Криминальный человек» (1895)

Глава 1
ДЕДУШКИНО НАСЛЕДСТВО

Если тебя всё время пытаются прикончить и каждый твой день наполнен беготней с одной только целью – выжить, поневоле начнешь задумываться о том, что в этой жизни что-то нужно менять.

Не то чтобы Эдик Цитрус отличался мерзким характером и немедленно располагал против себя всех, кто встречался ему на жизненном пути, или лицо у него было такое неприятное, что всякий встречный так и горел желанием немедленно его поколотить. Нет, всё было гораздо прозаичнее – просто Эдвард любил сорить деньгами, а поскольку доходы у него отсутствовали, деньги он добывал одним и тем же способом – занимал под большие проценты. И никогда не отдавал. Не с чего было отдавать.

Из-за этой вредной привычки ему даже пришлось стать межпланетным путешественником и всё время переезжать с места на место. Поначалу на каждой захудалой планетенке, куда заносила его нелегкая, деньги Эдварду давали охотно – ибо физиономия его прямо-таки располагала к доверию и обхождение было в высшей степени приятным. Тем большим было разочарование кредиторов потом, когда выяснялось, что они имеют дело с типчиком, абсолютно нечистоплотным в финансовых вопросах.

Ко всему прочему Эдик еще в совсем юном возрасте увлекся азартными играми, поэтому всякий раз, когда у него появлялись наличные, он немедленно оказывался за игорным столом. Больше всего его привлекала старая добрая рулетка. Шарик прыгал по делениям игрового колеса, а сердце Эдварда замирало в предвкушении крупного выигрыша. Но опять выпадало зеро! Ох уж это зеро! Простой поляризационно-магнитный механизм, внедренный по инициативе владельца казино, – и очередная партия игроков разорена до нитки.

Так было и на этот раз. Зеро! Эдик поежился от накатившего на него дурного предчувствия, поднялся из-за стола, глянул недобро на крупье – тот ответил ему безразличным взглядом – и побрел между столиками на выход, справедливо полагая, что там его уже ждут. В казино кредиторы к игрокам не приставали – мешала хорошая охрана, но снаружи он и сам не поставил бы на свою безопасность ломаного гроша, хотя всегда любил рисковые ставки.

На улице, между тем, разгорелась настоящая драка за обладание его скромной персоной. Представители клана Ивановых наехали на клан Швеллеров. Потасовка шла нешуточная и грозила в ближайшее время перерасти в перестрелку. Сам Швеллер – маленький и лысый главарь выходцев с Собачьего рая, захудалой планетенки в окрестностях Дзеты Змееносца, прыгал вокруг массивного Иванова с бейсбольной битой. И кричал, что немедленно пустит ее в ход, если ивановские подонки не оставят Эдика в покое. Не то чтобы он так сильно волновался за судьбу Цитруса – просто в его планы входило выпотрошить азартного игрока первым.

Кредиторы этой холодной осенью натурально выстраивались в очередь, решая между собой, кто первым будет крутить Эдварду руки и выворачивать его карманы. Просто потому, что на этой планете он провел довольно много времени и успел заслужить репутацию злостного неплательщика долгов.

Эдик выглянул сквозь стеклянные двери на улицу, увидел, что там творится настоящий бардак, и ему стало совсем тоскливо. Он покосился на грозную охрану и понял, что выходить всё равно придется. Позади маячил вышибала по кличке Твердое Колено, который очень не любил, когда проигравшиеся клиенты топтались на пороге казино.

Осторожно приоткрыв дверь, Эдик спустился по ступеням и попытался незамеченным проскользнуть мимо дерущихся. К несчастью, его увидел один из братков Швеллера. И захлебнулся криком:

– Во… вот он, паскуда! Апельсин козявистый!

– Цитрус, – поправил его Швеллер. – Здравствуй, Эдик! Куда это ты так спешишь?

Свара немедленно прекратилась. Несколько десятков рук сгребли должника в охапку и принялись перетягивать из стороны в сторону, пока он не закричал:

– Стойте, стойте!

– Гони бабки! – потребовал Иванов, шевеля массивными челюстями с таким видом, словно разминал их, прежде чем прожевать Эдварда.

– Мне гони бабки! – глянув на конкурента исподлобья, потребовал Швеллер и махнул бейсбольной битой для придания веса своим словам. – Про эту козлиную морду можешь пока забыть!

– Ребята, определитесь, а? – затараторил Эдик. Мысли он всегда излагал торопливой скороговоркой, за что получил кличку Болтун. Она была менее популярной, чем основная – Цитрус. Старым друзьям позволено было звать Эдика Болтливым Цитрусом. – Тому гони, этому гони. На всех у меня бабулек точно не хватит. Я, между прочим, деньги не печатаю. Хотя мог бы… – Он задумался на мгновение, затем продолжил спасительную тираду: – Я бы, признаться, даже одному из вас не смог ничего отдать, но, по счастью… что я говорю… к великому моему расстройству, пару дней назад у меня умер дедушка на Амальгаме-12. Вы бывали на Амальгаме-12?

– Нет! – дружно отозвалась братва.

– Напрасно, – заметил Эдик, – замечательные места. Стабильная экономика, всеобщее процветание. Вот и дедушка мой был очень богат. И всё свое состояние он, конечно, оставил мне, любимому внуку. Кому же еще? Больше наследников у дедушки не было. А если бы и были – он бы предпочел меня. Потому что я – лучший внук на свете. Самый расчудесный внук в нашей Галактике. Таких внучат, как я, поискать, скажу я вам. Кто приносил дедушке тапочки по первому требованию?! Кто накладывал горячий компресс на его больную поясницу? Кто делал ему растирания? И даже… – он понизил голос, – словно заботливый медбрат, вставлял катетер… Куда вставлял, спросите вы? Куда надо, не будем уточнять, куда именно! Да что там, я даже клизмы ему ставил!

– Брешешь, пес шелудивый! – надвинулся на разговорчивого должника Иванов.

– Нисколько. Я большой специалист по клизмам. Если кому нужно, могу запросто поставить. И возьму, кстати, совсем недорого…

– Какие клизмы?! Я не о клизмах, я о наследстве!

– Вам никто не говорил, что вам бы не помешал дезодорант для полости рта?

– Да я тебя! – взревел главарь клана.

– Отвянь! – чтобы успокоить разбушевавшегося Иванова, Швеллеру пришлось стукнуть его бейсбольной битой по спине – удар получился сильный, но здоровяк его почти не заметил. – Парень дело говорит – если не врет, конечно. А это проверить недолго. Так что там с твоим дедушкой-миллионером, Цитрус?

– Мой дедушка не был миллионером, – скорбно сообщил Эдик.

– Так я и знал! – прорычал Иванов, его счетчик накрутил такую сумму, что не всякий миллионер смог бы погасить этот долг.

– Да погоди ты! – осадил его Швеллер, ему Эдик задолжал немногим меньше, и он надеялся на возвращение энной суммы.

– Но, – произнес Эдвард, подняв вверх указательный палец, – у моего дедушки была фабрика по производству бубликов.

– Ты что, издеваешься над нами?! – Лицо Иванова сделалось пунцовым; он протянул руку, собираясь ухватить наглеца за воротник и как следует встряхнуть.

– Вовсе нет! – широко улыбнулся Эдик, демонстрируя расположение к собеседникам и готовность немедленно погасить долги. – Бублики очень популярны на Амальгаме-12. Как и слоеные пироги.

– Он и пирогами торговал? – заинтересовался один из бандитов и шумно сглотнул.

– Конечно, его пироги продавались повсюду на Амальгаме-12. И не только на 12-й, но и на 13-й, и на 14-й, и на…

– У Амальгамы 13 планет, – сообщил Швеллер.

– Извините, увлекся…

– Короче, крендель ты беспонтовый, – Иванов всё-таки ухватил должника за воротник, – чую я, ты нас за нос водишь. Я тебе сейчас лицо обглодаю!

– Не надо, – сморщил нос Эдик, – я просто хотел сказать, что получил наследство. Осталось только вступить в права, и я отдам вам всё, что задолжал. Продам бубличную фабрику – и отдам. А если вы убьете меня сейчас… Не спорю, это несколько компенсирует ваши моральные страдания, конечно, – но вы ведь получите тогда не бублик, а только дырку от бублика.

– Дырку? – заинтересовался один из громил Иванова. – Это как?

– Ты купи бублик в любой булочной, отдай его друзьям, а дырку оставь себе – вот и узнаешь, – охотно пояснил Эдвард. – В данной ситуации, друзья, – это государство, которому достанется наследство дедушки в случае моей преждевременной гибели. А на что потратит деньги государство? На усиление полицейского аппарата, повышение жалованья и премий копам. То есть вы, ребята, своими руками сейчас хотите отдать деньги копам. Понимаете? Ведь это просто западло! Простите меня, пожалуйста, но всё именно так и выглядит. И что о вас подумают другие? Что они подумают, я вас спрашиваю?

– Слышь, болтун, не грузи, – поморщился Швеллер. – У тебя доказательства есть? Письма там, нотариально заверенные, другие интересные документы? Может, доверенность на управление бубличным заводом? Фотография дедушки, на худой конец?

Эдвард возвел глаза к небу.

– Честное слово. Мое честное слово! Вот скажите мне только – когда я вас обманывал?

– Всегда! – ответили кредиторы хором.

– Я твоими честными словами сыт по горло… – начал Иванов. Но тут вмешался Швеллер:

– Погоди-ка. Пусть докажет, что дедушка оставил ему наследство. Пусть покажет мне его фото – должно оно у него быть, раз он так деда любил, что клизмы ему ставил!

Цитрус принялся лихорадочно рыться в карманах. На землю полетели две карточные колоды, грязный носовой платок, пачка презервативов.

– Это я возьму, – заметил Швеллер, подобрал презервативы и убрал в карман брюк.

– В счет долга? – поинтересовался Цитрус.

– Я тебе покажу в счет долга, подонок. Ройся в карманах поактивнее.

– Хорошо, хорошо! – откликнулся Эдвард и заторопился. – Да вот же оно! – заорал он, протягивая Иванову цветной кусочек пластика. – Это и есть фото моего любимого дедушки.

– Хм… Солидный старикан, – протянул бандит. – Гляди-ка, Швеллер!

Но второй бандит даже не взглянул на изображенного на фото мужчину, а перевернул карточку обратной стороной.

– Это же календарь! – прорычал он. – Сувенирный календарь!

– Календарь, – ничуть не смутился Эдик. – Что ж тут странного? Дедушке вполне по карману выпускать календари со своим фото. Он же не нищий какой-нибудь! Ну да, дед раздавал их клиентам – любителям бубликов с Амальгамы-12! А теперь я буду раздавать. И с изображением дедушки, и со своим собственным!

– Сдается мне, старик смахивает на какую-то звезду стереовидения! Жаль, я почти не смотрю стерео!

Эдвард потупился. Календарь достался ему в качестве выигрыша в беспроигрышной лотерее, до которой он был большой охотник. Он тоже полагал, что старикан на фотографии – актер или, на худой конец, известный по всей Галактике благотворитель. Но надеялся, что образования и эрудиции его кредиторов не хватит, чтобы установить этот факт.

– Календарь – не доказательство, – насупился Иванов, которому стало обидно, что он не заметил цифр на обратной стороне «фотографии». – Что у тебя еще есть?

– Даже не знаю, – замялся должник. – Может быть…

Иванов занес кулак, намереваясь в случае неверного ответа опустить его на голову Эдика. Удар у него был страшной, убойной силы. Об этом Эдик знал не понаслышке. Несколько раз видел бандита в деле. Челюсти Иванов крушил самозабвенно. Удар – противник в отключке. Удар – еще один лежит, отдыхая от неправедных трудов.

– Дедушка прислал мне письмо перед смертью, – Эдик пошел ва-банк.

– Оно у тебя с собой? – заинтересовался Швеллер.

– Оставил в гостинице. Это очень ценное письмо. К тому же, последнее! Я сильно им дорожу. А на улице его могли украсть. Как не раз крали дедушкины фотографии. Одно ворье вокруг! Поэтому в последний визит на Амальгаму я и взял у дедушки пачку календарей. Пусть крадут, на здоровье!

– Ладно, гостиница твоя недалеко. Мы пойдем и посмотрим на письмо… Надеюсь, оно заверено нотариусом?

– Нет, – «честно» признался Эдик. – Зато там есть марки с Амальгамы, дедушкина подпись, и всё такое…

Он поднял взгляд к небесам. В зеленоватой вышине плыли клочковатые багровые облака. Над ними летел серебристый почтовый снаряд – вот бы его сбить да раскурочить… Много интересного можно заполучить. Но всё это – несбыточные мечты.

Опустив взгляд, Цитрус увидел всё ту же безрадостную картину. Его окружала толпа бандитов. Да и вообще, порядочных людей, или хотя бы гуманоидов, на улице было крайне мало. Вот, скажем, по противоположной стороне улицы спешит рептилия, ведущая на поводке карликового звероящера с огромными зубами – куда там бультерьеру… Но не вступится эта рептилия за наследника дедушки с Амальгамы-12, даже если его сейчас начнут избивать ногами и дубинками. Даже полицию не вызовет. Лишние проблемы никому не нужны.

Эдик загрустил и замолчал, что случалось с ним не так часто.

– Может, я его сначала тресну, – прорычал Иванов, – вруна распроклятого?!

– Не надо меня трескать, – попросил Эдик. – А то я и сам тресну! То есть по швам разойдусь!

– Я те разойдусь! – пригрозил Иванов.

– Не надо, пожалуйста, меня трескать! Я вам еще пригожусь.

– Действительно, – поддержал Швеллер, – подумай сам, если ты его треснешь, то он не сможет показать нам письмо. Я же тебя знаю.

– Это еще почему? Письмо он может показывать и без зубов.

– Верно, но как бы ты не перестарался.

– Да?! Ну, ладно, хорошо, – Иванов нехотя выпустил должника, – пошли, подлец. Знай, что если, на твою беду, у тебя не было дедушки…

– Дедушки есть у всех, – заверил Эдик.

– У меня не было дедушки, – один из бандитов смахнул скупую мужскую слезу.

– Одни придурки кругом, – выдавил Швеллер и отвесил парню подзатыльник, – соберись, дебил. У меня даже мамы с папой не было, в пробирке меня вырастили, а мне от этого ни горячо, ни холодно. Так, обидно только временами, что первые три года жизни только киберняню с железным лицом, похожим на утюг, и видел. Мне потом в каждом утюге что-то знакомое и родное мерещилось…

– То-то ты так утюги любишь, – хохотнул один из громил и поправился, осознав, что сморозил бестактность: – На живот кому-нибудь поставить, я имею в виду.

– А чего же… Хорошая штука утюг, – согласился Швеллер. – Правда, Цитрус?

– Не знаю, – скорбно ответил тот.

– Скоро узнаешь, – обнадежил его бандит.

– Пошли, – Иванов ткнул Эдика массивным кулаком в область печени, тот охнул и заспешил к гостинице, потирая ушибленный бок. За ним двинулась мрачная толпа.

Шли, сохраняя молчание. Выглядело шествие, как похоронная процессия. Не хватало только гроба, венков и покойника. Что касается скорбных лиц – они присутствовали в избытке. Самым скорбным было лицо потенциального покойника, шествующего впереди. Глазки его бегали, а мозги мучительно искали выход из этой казавшейся безвыходной ситуации. Ведь письма в номере не было.

Одинокие прохожие испуганно шарахались от живописной группы бандитов. Кто-то вжимался в пластиковые стены домов, кто-то спешил заскочить в магазин, даже если это была лавка по продаже снеди для бородавочников.

«Вот бы мой номер сегодня обчистили! – думал Эдик. – Со взломом! Тогда можно было бы списать потерю письма на грабителей. Конкурентов-наследников!»

Метров через двести они поравнялись с гостиницей «Астория», где Эдик квартировал в каморке размером два на два метра, с общей уборной на восемь комнат. Однажды он застал на унитазе похожего на громадного червяка немерианца. Тот пришел в гости к кому-то из постояльцев и решил опорожнить кишечный тракт. Эдик потом обходил туалет стороной, предпочитая пользоваться уборной в закусочной Джека Полпечени.

Уверенным шагом Цитрус прошагал мимо парадного подъезда. Даже не оглянулся на швейцара, который смерил «похоронную процессию» удивленным взглядом. На лице его отчетливо отразилось желание окликнуть постояльца – тот задолжал ему пару монет. Суровый вид сопровождающих Эдика заставил швейцара промолчать и насупиться.

– Эй, Цитрус, ты куда?! – окликнул должника Иванов. – Ты разве не здесь снимаешь собачий угол?

– Нет, нет! Я на днях переехал.

– Хм… У меня другие сведения. И куда же ты переехал?

– Перебрался в квартал к бородавочникам. Там жизнь дешевле. Продукты в магазинах свежие. И в ресторанчиках цены – просто загляденье.

– Фу-у-у-ты ну-ты, – Швеллер скривился, – я всегда знал, что ты омерзительный тип, но чтобы настолько… Как ты можешь обитать в квартале бородавочников? Там же такая вонь. И грязь. И эти мерзкие сопливые твари. В их рестораны и зайти противно – не то что там питаться!

– Привык, – откликнулся Эдик, – к тому же я не одобряю шовинизм. Бородавочники – такие же разумные существа, как мы с вами, и имеют право на то, чтобы к ним относились с уважением. Ясно вам, господин Швеллер?

– Не сказал бы, что они такие же, – смерив должника удивленным взглядом, откликнулся Швеллер. – А ну-ка, стой!

Эдик остановился:

– В чем дело? Мы не пойдем смотреть на письмо дедушки?