Одноклассники

Достойный человек не бывает без друзей.

Чеченская пословица

Это было в конце июля, в самое пекло. Я привез оружие в госпиталь. Когда Сергея Охотника принимали в санчасть, начальство приказало его автомат с пистолетом забрать, ибо находиться раненому в медицинском заведении с автоматом не положено. Охраны и своей вполне достаточно. Причем на КПП и меня разоружили: на территории госпиталя посторонним с оружием находиться тоже нельзя. Так вот – Охотник излечен, выписан и готов к дальнейшим подвигам.

Сразу же на попутке прибыли в штаб мобильного отряда для оформления кое-каких нужных отряду документов и списания покореженной при подрыве снайперской винтовки «Вал». Практика показала, что ездить или ходить по Грозному малыми командами в составе нескольких человек гораздо безопасней, чем передвигаться в составе колонны, даже с группой боевого охранения. Хоть это и регламентируется особыми приказами, но малые отряды на них плевали с высокой колокольни – своя жизнь дороже.

Сергей Охотник по этому поводу выдал целую теорию: передвижение в колонне – это как лотерея: могут обстрелять, а могут и подорвать; можешь пострадать ты, а может и кто-то другой.

Не помню случая, чтобы кто-то по причине хождения по городу малой группой к нам придрался – некому: ведь начальство же никакими группами не ходит. И в каком районе города находился штаб, я тоже совершенно не помню: много лет уже прошло. Слева – руины полностью разрушенного гастронома, рядом с ними – автобусная остановка; справа, среди таких же руин, совершенно не гармонирующий с окружающей средой, какой-то крутой свежепостроенный ресторан, причем не имеющий ни одной мало-мальски серьезной царапины на окрашенных в веселый желтый цвет стенах. Вглубь, по дороге, – сам мобильник.

Неподалеку от этого места, если не ошибаюсь, «Три дурака» – известная площадь в Грозном, на пересечении Победы и Маяковского. Такое неказистое народное название площадь Дружбы народов получила за то, что на ней стоит памятник трем революционерам: русскому, чеченцу и ингушу. Памятник символизировал братскую дружбу трех народов. У всех трех каменных фигур мирные и добродушные чеченцы во время своей «революции» зачем-то оторвали головы, и они валялись рядом с блоком КПП-14, где нес службу таганрогский ОМОН.

Сейчас же на пьедестале стояло шесть каменных ног. В 1996—1999 годах на этом месте был самый большой и довольно оживленный рабский рынок и приводились в исполнение расстрелы по приговорам шариатского суда; довольно часто их транслировали по телевидению – цензурой не запрещалось. Вот так: казнили или продавали – своих и чужих, взрослых и оставшихся без родителей беззащитных детей. Дети, как правило, приобретались для плотских утех.

Вскоре после нашего отъезда здесь подорвался на мине боец таганрогского ОМОНа. Выжил. Но остался без ног.

При въезде в мобильный отряд, на возвышении, стояла зенитная установка с колоритным, неопределяемым войском в обслуге. Ствол орудия смотрел в направлении подъезжающих к воротам автомашин.

Почему войско неопределяемое? Опытный глаз, конечно, установит, что это милиционеры, но, к примеру, человек, впервые увидевший этих парней, скажет, что это какие-то раздолбаи – анархисты-революционеры времен гражданской войны, по ошибке забредшие в наше время. Одеты они как-то по-особому разно и расхлыстанно: тельники, разгрузки, банданы, береты, пулеметные ленты. И причем все как один с улыбками на лицах.

Конечно, не нужно предполагать, что у них постоянно эти улыбки на лицах приклеены. В данном случае срабатывает эффект фотоаппарата. Зной, жара, пыль, усталость. Кто такие? Такие-то. Пара шуточек. Щелк! Кадр зафиксирован, пошли дальше.

Правда, и мы от этих парней мало чем отличались.

На территории мобильного отряда меня поразила уже порядком подзабытая идеальная чистота. Аккуратные ряды жилых домиков-вагончиков с чистенькими кроватями и постелями; у дверей, на ковриках, чистая сменная обувь; покрашенные синей краской штабные корпуса; хаотичное мельтешение также прибывших по бюрократическим делам представителей всевозможных, если можно так выразиться, родов войск МВД – всяких спецназов и особназов. Много зелени. Нет, не покрашенная зеленой краской растительность, а натуральная, ухоженная.

У меня на боку болталась сломанная винтовка «Вал» без глушителя. Всех спецов она почему-то очень привлекала, многие просили ее подержать в руках и рассмотреть повнимательней. Без приклада, без глушителя, без оптики и с дырчатым стволом, она представляла собой довольно интересное малогабаритное «короткоствольное оружие». «Валов» в отрядах в то время было очень мало, и мало кто имел дело с таким оружием. Все многозначительно цокали языками и восхищались «новейшей милитаристской разработкой».

Раздобыв без каких-либо бюрократических проволочек необходимые нашему отряду бумаги, документы, акты списания и проставив на них печати, мы двинулись обратно. Пешком. Идти нам предстояло долго и далеко. В поле зрения попадались молодые чеченские милиционеры в новенькой, чуть ли не парадной форме, какие-то небритые личности кавказской принадлежности, одетые в камуфляж и с автоматами через плечо. Парни в белых рубашках навыпуск, под которыми отчетливо проступают контуры пистолетных кобур. Говорят, если этих людей проверить, они непременно предъявят удостоверение какого-либо серьезного ведомства.

Рядом с нами притормозила черная «Волга».

– Куда направляетесь ребята, подвезти? – Местные тоже безошибочно определяют «наших-ваших». – Сами знаете, по Грозному байки⁵ ходят.

– На «Северный».

– Садитесь! – В машине молодой водитель и улыбчивый мужчина в возрасте. Оба чеченца в белоснежных рубашках. – Подвезем вас поближе, я зам прокурора Грозного такой-то.

Представились и мы:

– Антон.

– Охотник.

Сев в машину, я сразу же задал вопрос:

– Что-то милиционеры на дорогах все какие-то «новенькие»?

Он меня прекрасно понял.

– Да форму новую недавно получили. – Немного подумав, добавил: – Днем они милиционеры, ночью – бандиты… ну, не все, конечно… Анекдот рассказать, ребята?

– Можно.

– Беседуют Лебедь и Куликов. Куликов заявляет: чеченцев – давить! Все эти чеченцы и прочие урюки – это же все сплошные бандиты! Лебедь ему отвечает: господин Куликов, урюк – это же сушеный абрикос! Куликов: знаем мы этих абрикосов, днем он мирный абрикос, а ночью – вооруженный урюк!

Посмеялись. Надо признать, анекдот довольно старый, но если бы мы им его рассказали, неизвестно, как дальше обернулось бы дело. Вероятно, этим анекдотом мужчина хотел нам показать: смотрите, мы смеемся над самими собой, мы такие же, как и вы, мы – свои и у нас общий враг. Нас не надо бояться.

Между делом узнали от них новость: на окраине города подорвана автомашина с чеченскими омоновцами, погибли двадцать три человека – происшествие серьезное. Туда работник прокуратуры и направлялся. Основная опергруппа уже находилась на месте – все-таки какое-то подобие власти имело место быть. Далее перебросились фразами: «Откуда? Куда? Как там у вас погода?» – и мы уже преодолели солидное расстояние. Несмотря на разбитые дороги, медленно ездить нельзя: опасно, могут обстрелять, а в быстро движущуюся машину попасть труднее.

– Ну, все, ребята, нам прямо, вам налево, мимо центрального рынка, потом…

– Спасибо большое, знаем!

Надеюсь, что этот человек до сих пор жив. Хотя кто знает, столько сообщений было о покушениях на представителей госорганов…

На перекрестке находится вагончик-кафешка, у входа манит ароматным дымком мангал. Неподалеку от него стоит кузов густо изрешеченного пулями «уазика» без колес, с надписью на борту не то углем, не то толстым грифелем: «Танк сушеный. Просто добавь воды!»

Сергей предложил:

– Ну что, по шашлычку?

– Давай! Не вижу причины отказаться от обеда.

Расположились у столика возле входа в вагончик, сели друг напротив друга, чтобы была возможность наблюдать за окружающей обстановкой, автоматы на колени положили. В пределах видимости ни одного прохожего не видно. Только сейчас начинаешь понимать, как нам повезло: ведь на развалах могли быть снайперы. Какими же разгильдяями мы в то время были!

Сергей почему-то начал вспоминать свои проблемы, которые остались где-то далеко-далеко:

– …Всю сантехнику менять надо! Жена пилит-пилит, а я что сделаю? Мать тоже ругается, говорит, лучше бы работягой каким-нибудь был. Постоянно что-то по хозяйству делаю!..

Но я его не слушаю.

Чудно все это выглядит: полнейшая разруха – и симпатичная кафешка, с любовью оборудованная из простенького вагончика. Вклейте в черно-белую фотографию разрушенного Сталинграда цветную вырезку современного ресторанчика – и посмотрите, что получится.

– …Перед отъездом в туалете полочки классные сделал, отполировал, лаком покрыл… Все равно недовольны. Что им там – картины с натюрмортами понавешать, что ли…

А хозяйка все хлопочет: то угольки пошурует в мангале, то шампуры повертит: угодить клиентам старается.

– А чем эта работа хуже, а, Антох? Работаю себе по-человечьи, семью содержу в исправности…

Хозяйка заведения принесла чай, конфеты. Серега все стонет:

– Бандита раненого в санчасть положили, тоже лечат…

– Что?

– Бандит, говорю, с нами лежал. Ты что, Антох, меня не слушаешь?

– Что за бандит?

– Обыкновенный, бородатый.

– Как это?

– А вот так: определили в госпиталь, и все; лежит себе в палате, простреленный насквозь, и лечится.

– Ну нихренассе!

– Прикол там был, рассказать?

Я ж тебе рот не затыкаю, Серега, слушаю внимательно.

– Оно и видно…

В госпиталь определили чеченца, натурального ваххабита. Страшный такой, косматый, на щеке родинка размером с кулак, которую даже борода не прикрывает. Привезли его туда какие-то серьезные люди, тоже чеченцы, в общевойсковой форме – вроде бы союзники, но без единого намека на принадлежность к роду войск и званий – и поместили болезного в соседнюю четырехместную палату, даже охранника к нему приставили. Вероятно, очень важной персоной этот человек был.

Так никто и не понял, почему этот раненый, явно махровый бандюган, лежит на излечении в военном госпитале среди славных российских воинов. Конечно, слухи поползли: мол, за все уплачено идрит, Рассея-мать продана итит. Говорили также, что пуля у него рядом с сердцем прошла, но держится молодцом. Просвета в этом темном деле не было: парень ни с кем не общался. Охранник в коридоре каждые сутки новый был. Тоже помалкивали.

Однажды ночью Сергей проснулся от сильного внутреннего давления. Давил мочевой пузырь. Посмотрел на часы – скоро должна подойти медсестра с милыми веснушками на лице для втыкания укола. Стал размышлять: дождаться сестру, а затем идти в туалет или сперва в туалет, а потом дождаться сестру и попробовать ее внаглую «уговорить».

Ничего не хочется делать: ни вставать, ни дожидаться. Охота только быстро «уговорить» и затем спать. Но ведь невмоготу! Хочется и того, и другого, и все вместе! Ночные желания кого хочешь с панталыку собьют. Чуть ли не с закрытыми глазами Серега все-таки для начала почапал в туалет. Краем глаза заметил: серьезный охранник спал на стуле у окна, желанной медсестры не видно.

Туалет – это единственное место, где можно уединиться и прийти в себя; здесь можно расслабиться, даже релаксировать и, набравшись сил и позитивной энергии, вновь выйти в мир общественных взаимоотношений и сумятицы.