Анастасия ехала на Север зарабатывать на доверчивости простаков, и это не казалось чрезмерной задачей, поскольку среди ягеля и оленей в далеком от Москвы таежном городе, по ее мнению, должны были проживать анекдотичные глупенькие чукчи только с глазами на европейский манер. «Тьма тараканья, – размышляла она, трясясь в вагоне поезда, а затем на сиденье автобуса. – Уж в этих местах-то я поживлюсь, все ж не зря поработала в науке, в северной столице».

Волчьи ямы налоговой инспекции маленького нефтяного городка она обошла быстро, дала, сколько надо и как надо, чтобы дело не стопорилось. Финансовые девчонки для нее были везде одинаковы, хоть напыщенные глупышки, но до денег, как куры до зерна. Человека дающего чувствовали интуитивно, а как наклевывались, не замечали…

Вид у северной гостьи был самый пройдошливый. Окончила она факультет психологии университета и спекулировала на желании познать тайное. Как квалифицированный специалист в области человеческого общения, имела знания, чтобы разложить любого по косточкам, как по внешнему виду и поведению, так и по серии тестов – вопросов. Однако Анастасия везла с собой прибор…

– Я приехала к вам от имени и по поручению международной академии наук и международного объединения «Акцептор». Вы видите в моих руках прибор. Он служит для определения активации полушарий головного мозга и позволяет определить склонности и способности человека. Каждому ребенку полезно тестироваться, – говорила Анастасия на собраниях и, видя в глазах слушателей тлеющий уголек сомнений, добавляла. – В его создании принимал участие лауреат Нобелевской премии Цигарелли Юрий Александрович…

Никакой Цигарелли это прибор не придумывал, но Анастасия не боялась разоблачения. Она знала, что в любой аудитории вряд ли найдется человек, который выставит себя непросвещенным публично, задав ненужные вопросы. В маленьких городах народ пыжится, нагоняя на себя важность, поэтому большинство сочтет необходимым показать, что оно знает этого Цигарелли, а сомневающееся меньшинство, сочтет необходимым промолчать, чтобы не ударить лицом в грязь.

Прибор-зверь внешне являл следующее: два стрелочных прибора, шесть кнопок, две пары подпружиненных металлических пластин. Все предельно просто. Аппарат собрал хороший знакомый Анастасии, бывший радиолюбитель, из двух приборов для измерения обычных резисторов.

Анастасия ринулась на нефтегазовый Север в глухие поселки и небольшие города с ограниченным информационным полем и кучей денег. Обследование мозгов оказалось хлебосольным и денежным.

Технология внедрения была проста. Анастасия приходила на прием к начальнику Управления образованием, бесплатно замеряла умственный потенциал, давая при этом такую оценку, что начальница за голову хваталась, рдела и приговаривала:

– Да что вы! Да что вы! Такого быть не может.

– Прибор не ошибается. Технология точная. Вам с вашими умственными способностями надо не в захолустном городке подошвы снашивать, а в столичных кабинетах…

– Не говорите так… но вообще-то я всегда чувствовала, чувствовала…

– Каждый ощущает сокрытые под лобной костью способности, но гасим мы в себе, гасим, а там наверху одни обалдуи, были бы вы…

– Ах, только ах. Куда уже. Так что у вас?

– Хочу помочь детям. Сами видите, надо раньше распознавать…

– Конечно, конечно. Приходите на совещание…

На совещаниях в Управлении образованием собирался весь цвет школьного администрирования: директора, управленцы и приближенные к длани начальника Управления учителя.

– Эта чудесная женщина приехала к нам из северной столицы. Знакомьтесь. Анастасия. Она одержима миссией открытого диагностирования умственных способностей наших учеников. Это поможет им при выборе профессии. Правильно я говорю?…

– Все правильно, – соглашалась Анастасия. – Я вижу в этом зале столько заинтересованных лиц, столько умных глаз, что мне не терпится приступить к работе. Прибор просто супер…

В сложившихся условиях взаимодействий ступеней служебной лестницы происшедшее собрание послужило сигналом к действию. Информация пошла к учителям, к детям и родителям. Возле Анастасии в школьных коридорах стали выстраиваться очереди.

Следить за доходами граждан, организаций и предприятий – дело налоговых служб. С налоговой инспекцией, где никого не интересовали интеллектуальные способности, Анастасия договорилась денежно, а начальника налоговой полиции маленького нефтяного городка Анатолия Семеновича Ворованя тестировала на удивительном приборе. Он получил такие наилестнейшие оценки ума, что чуть таковым не тронулся. Анастасия протянула ему документы, тот мельком просмотрел, его внимание привлек паспорт, привязывавший прибор к такой высокой науке, как космонавтика.

– Вот это блин! Вы и летчиков тестируете? – восхищенно воскликнул он.

– Не я, – скромно отвела глаза Анастасия. – Прибор. Дуралеев за облака нельзя. Натворить могут.

– Верно. Я бы проверил им своих подчиненных, а то как бы не принять личностей…

– Пожалуйста, в любое время…

– Ну что ж, документы у вас в порядке…

Алик встретился с Анастасией в школе, где она тестировала детей. Он встал рядом и стал смотреть за ее действиями. Ребенок садился, опускал руки на клеммы, Анастасия записывала показания прибора на бумажке: одну-две цифры неряшливым почерком.

– Следующий! – покрикивала она, пока не заметила Алика. – Молодой человек, а вам что надо?

– Здравствуйте, я из газеты. Хочу подробнее узнать о вашей работе…

– Я занята.

– Готов в любое время…

Договорились встретиться в двухэтажной гостинице «Озерки», где Анастасия остановилась. Алик ушел, а дома достал измеритель сопротивления, взялся за клеммы…

Вечером он взбежал по мраморной лестнице на второй этаж гостиницы. Анастасия открыла, и Алик принялся играть роль преклоняющегося перед столичными гостями провинциала. Документы он просмотрел, показательно ахнул, но понял, что подделать таковые не многого стоит. Синие чернильные печати не произвели впечатления…

***

Примерно год назад Алик имел дело с печатями. После смены редактора газеты маленького нефтяного города Бредятина на Мерзлую Алику пришлось ехать в Екатеринбург, чтобы зарегистрировать новую газету и изготовить штамп. Дело в том, что Бредятин, слетев с кресла редактора, отомстил администрации маленького нефтяного города по-детски: не разрешил использовать старое название газеты, словно под столом ущипнул.

Командировка. Суточные. Алик остановился в Екатеринбурге у знакомых. На досуге нашел гостиницу дороже и, как обычно немного приплатив администратору, попросил выписать счет на проживание – для отчета по командировке. Администратор не отказала, тогда еще не было компьютеризированной системы учета жильцов, счет выписывался от руки на самой обычной молчаливой бумаге. Таких счетов можно было выписать сколько угодно. Получилась хорошая сумма, которую он прокутил. Но как часто бывает, только приехав на место, он узнал, что для официального изготовления штампа редакции ему не хватало некоторых документов, которые можно было взять только в маленьком нефтяном городе. Ехать назад? Время поджимало. Алик дал взятку. Недорого. В переводе на бутылки водки – пять поллитровок. Штамп появился в рекордные сроки. Вот и все.

***

Алик посмотрел на солидные документы Анастасии с изрядной долей иронии, которую, впрочем, внешне никак не проявил, а наоборот – напросился на замер своих интеллектуальных способностей. Схватился за клеммы. Анастасия запела дифирамбы. Алик нажимал то сильнее, то слабее. Стрелка крутилась, соответствуя обычному измерителю сопротивлений. «Смотри-ка, умственный потенциал зависит от силы. Хотя сила есть – ума не надо», – мысленно поиронизировал Алик и перешел в наступление:

– Почему стрелка гуляет?

– К клеммам надо прикасаться очень легко, как к девушке, – фривольно ответила Анастасия, но в ее глазах промелькнуло сомнение.

– Как вы оцениваете данные, полученные в школе? Те цифры, что вы записывали…

– Есть вторая часть прибора. В нем цифры обрабатываются и даются точные рекомендации. Вам я сказала примерный результат, по памяти.

– Можно взглянуть на вторую часть прибора?

Второй части прибора не существовало, но объяснить сходу, как из цифр получаются рекомендации, Анастасия смогла, только придумав добавочный агрегат.

– Я сильно устала. Тяжелый день. Хотела бы отдохнуть, – нашла выход она.

Алик вынужденно ушел, а на следующий день объявился в Управлении образования.

– Вы проверяли организации, на которые ссылается Анастасия? – спросил.

– По Санкт-Петербургам звонить дорого, – ответили ему так весомо, что сразу стало понятно: мозговой потенциал здесь измерен…

Алик шел домой и размышлял: «Во дают! Управление образования! Экспериментаторы хреновы, поклонники новомодных программ! К работе с детьми допущен неизвестный человек с каким-то прибором и документами, не проверенный в плане источника своего возникновения. Зарабатывает на внушении умственных настроек в стиле экстрасенсов: туда – ходи, сюда – не ходи. И все смотрят на это спокойно. Заплатила она им или родственница чья-нибудь?»…

Анастасия тоже размышляла, но в автобусе. Она радовалась, что уехала с деньгами, и вредный журналист не успел причинить неприятности. Радовалась так, что вслух проговорила:

– Положила я на всех с прибором.

Слова потерялись в дорожном шуме.

***

В газете вышла статья «Акцептор и дети». Анастасия укатила, но притяжение богатого деньгами и олухами маленького нефтяного города не ослабло, оно манило проходимцев, как влечет беззащитный изобильный мед сладколюбивых насекомых. Примерно через год Алик встретился с подобным еще раз.

***

Той весной женщины, работавшие в редакции газеты, начали повально отправляться в декрет и рожать.

– Да что же это?! Как бы самой не заразиться! – покрикивала то одна, то другая.

Алику это не грозило, и он ходил посмеиваясь. Чередой шли дни рождения с хорошо сервированными столами: с водочкой, салатами и еще бог знает с чем. Женщины летали над пищей, как мухи, в хорошем смысле этого жужжащего слова. Журналистка газеты маленького нефтяного города и его признанная поэтесса, Нана Пролетаева, имевшая заметное садомазохистское отношение к жизни и мужу, готовила поздравительные стенные газеты. Алик сочинял стишки, похожие на сочный виноград или сливы тем, что где-то в теплых обжитых краях они были бы вполне обычными и средними, но здесь на Крайнем Севере становились своими, редкими и оттого необычайно сладкими. Роза успокоилась и иногда сама приходила на редакционные гулянки. Петровна произносила умилительные тосты. Угощались. Танцевали. И как-то в завершении одного их таких увеселительных мероприятий в редакцию зашли двое. Парень и девушка. Оба худощавые, фигуристые и гибкие, словно профессиональные акробаты.

– Мы хотели бы ненадолго отвлечь ваше внимание от стола и показать несколько фокусов.

Редакционный люд оживился. После обильных возлияний, танцев и разговоров, хотелось иных развлечений.

– Кто такие? Откуда? – начальственно спросила Мерзлая.

– Мы обладаем способностями, которые принято считать экстрасенсорными. Бытует мнение, что это врожденное, но нет. Этому можно научиться за деньги, – понес агитацию парень. – Мы хотим провести ряд мастер-классов в вашем городе.

– Так это ваши объявления расклеены на подъездах? – спросил Алик.

– Мы проводим набор в группы, где будем учить упражнениям, усиливающим активность мозга, его сверхчувствительность, – продолжил парень. – Сами с Украины. То, что преподаем, дорого стоит, но здесь работаем почти даром. Сейчас покажем несколько упражнений.

Парень закрыл напарнице глаза черным бархатным шарфом, концы шарфа завязал на затылке и, приблизив к ней руки, не касаясь, стал отталкивать, как это делают мимы. Девушка отклонилась назад, словно почувствовала на своей груди давление нежеланных рук и ступила назад, чтобы не повалиться на пол. Парень засучил руками к себе, будто сгребал в кучу невидимые богатства. Девушка повалилась на него, словно спиленный высокий тополь на стену недовольного его тенью многоэтажного дома…

«Телепаты хреновы», – подвел консервативный мысленный итог Алик, глядя на представление…

Тем временем парень закружился вокруг оси, проходящей через его макушку и копчик, как кура-гриль на вертеле, а девушка повторила его вращение, точно вторая кура-гриль на том же автомате. Он менял направление – девушка тоже. Он наносил удары. Девушка с завязанными глазами отбивала…, читала, обходила стулья и табуретки…

– И что? – иронично спросила Мерзлая.

– Напишите в газете о том, что увидели, – попросил парень.

– Документы у вас есть?

– Пожалуйста, сертификаты, дипломы…

«Опять…», – понял Алик…

Вечером он встретился с Мариной, рассказал. Марина рассмеялась.

– Вас что за недоумков принимают? – спросила она.

– Понятно, ловчат, но ведь с завязанными глазами, – напомнил Алик, желая услышать критику самого себя и подтверждения собственных догадок.

– Дай что-нибудь глаза прикрыть, – попросила Марина.

Алик снял рубашку, скатал в жгут. Марина завязала рукава на затылке и повторила все, что показывали экстрасенсы.

– Женщины умеют хитрить, – объяснила она. – В этих фокусах главное оставить небольшую малозаметную щелочку и иметь среди зрителей больше доброжелательных простаков.

– Насчет щелочки мне и так ясно, – отмахнулся Алик. – Пойдем лучше ко мне, Роза с сыном уехала к родителям на месяц …

Парочку, показывавшую фокусы, Алик в дальнейшем не встречал. Давали они мастер-классы или не давали, кто знает? За всем не уследишь, но больше они не приезжали – это точно. Видать, не нужно народу оказалось их сверхчувствительное умение, если б водку давали бесплатно или лечили от алкогольной зависимости, а то глупостями торговать…

НЕБЫВАЛЬЩИНА?

«Каждый сам порождает врага, от которого гибнет»

В редакцию газеты приходили письма, случались очень занимательные. Вот одно:

«Дорогая редакция, недавно со мной беда приключилась такая, что не пойму, то ли приснилось, то ли взаправду было.

Мы все выпиваем для расслабления и от тоски. На выходные я выкушал пол-литра и возвращался домой часов эдак в десять вечера. Иду, ни к кому не пристаю, никого не облаиваю. Культурно возвращаюсь. Живу я в двухэтажной деревяшке. Житие не ахти какое, почти трущобы. Терплю. Захожу во двор по снежной февральской тропке, протоптанной людом в обход вмерзших автомашин и наметенных ветрами сугробов. Темно. Было бы совсем слепотно, когда не горящие окна. И вот когда до подъезда моего оставалось-то бутылкой можно добросить, на меня напала собака. Сволочная – до невозможности: облаивала, норовила сзади за штанину ухватить. Я пнуть пытался, но резвая отскакивала. Ее хозяин из окна второго этажа на эту картину, оказалось, смотрел и, когда я поскользнулся, очень гадко захохотал, издевательски прямо-таки, а потом прокричал в форточку:

– Бубен, хватай его, хватай пьянь эту!

Мерзость, мелкая, куцая, бросилась на меня.

– Убери пса, не такой уж я пьяный! – отреагировал я, когда поднялся. – Не доводи, пришибу четвероногую. Что человека травишь?

– Не обращай внимания, она не кусается. Иди своей дорогой, – гаркнул он.

Но только я пошел, он опять:

– Бубен, задай!!!

Собака в подол моей дубленки вцепилась и рвет ее, рычит злобно. Поворачиваюсь, а она крутится, уцепившись сзади. Хозяин опять захохотал, но я каблуком достал-таки собаку. Отлетела она вместе с куском шубы и опять на меня с остервенением.

– Уйми гадину, – крикнул я, – найду, что потяжелее, и по башке дам.

– Смотри, как бы сам не получил, – крикнул он и ушел от окна.

Я уже приблизился к своему подъезду, отбиваясь от разъяренного пса, как почувствовал звучный щелчок по дубленке, будто кто камешком крепко попал. Глянул. Оказалось, хозяин собаки обстреливает меня из пневматической винтовки. Пульки стучали по шубе, отскакивали и терялись в сугробах. Не больно, но жутко обидно. Да и в глаз попасть мог. Куда ж я потом?

– Мужик, кончай ерундой заниматься! – крикнул я ему вполне пристойно.

– Убирайся домой, мутило!

За точность последнего слова не ручаюсь, возможно, прозвучало нечто худшее, я не сдержался.

– Сейчас в милицию позвоню, – пригрозил и поспешил домой под перестук пневматических пулек и лай сволочного пса.

– Звони. Мутозвон… – полетело мне вслед.

Подъездной дверью я отделил собаку от своего уже полупальто и быстрее в квартиру, к телефону, а потом во двор, чтобы встретить подкрепление. Милиция прибыла быстро. Ребята в форменных сине-серых телогрейках забежали в подъезд нарушителя моего спокойствия, а потом вышли на улицу и ко мне.

– Все в порядке, гражданин. Можете отдыхать, – сказал один.

– Что будет с хамом?

– А что с ним должно быть?

– Повлияйте. Он сущий дебош сотворил.

– Какой дебош? Ничего не было. Ты, мужик, выпил лишнего.

– Как не было?…

– Так не было. Выпил, иди и спи.

– Правды хочу… – настаивал я.

– Ах, правды… Полезай в машину.

Запихнули меня в милицейский «Уазик», по бокам сели два страшнейших мордоворота, коим только рэкетом заниматься, и повезли в отдел, приговаривая:

– Счас, мужик, посадим тебя в камеру к отбросам общества, похуже тебя. Поубираешь за ними мусор и отходы телесного производства, вмиг протрезвеешь и понятливым станешь.

В отделе меня оскорбляли, унижали, требовали отказаться от написания заявления на сволочного соседа со сволочной собакой, а моих грехов-то было, что выпил вечером, но не до потери же человеческого разумения, а значит, и достоинства.

– Ты ж пьяный, какое заявление? – убеждали меня.

– Мы тебя палочками попрессуем, – устрашали меня.

– Гад меня собакой травил и пульками. Его к ответу надо, – не сдавался я.

– К ответу так к ответу, – сказали мне. – Поехали на медицинское освидетельствование – приравняем тебя к алкашам…

По дороге милиционеры меня опять обзывали:

– Мужик, ты полный мутак. Наверное, на учете состоишь? У тебя травм головы не было? Не было? Значит, будут…

– Да у тебя, наверное, желтый билет…

– А ты, случаем, сам не кусаешься?..

В больнице тоже не церемонились, и я заявил:

– Добровольно на обследование не дамся. Совершаете насилие, так совершайте до конца.

Сказал и встал в оборонительную позу боксера.

– Как же кровь брать? Он ненормальный, – испугалась врач и отказалась ко мне подходить.

– Ну козел! Ну козел! – обозвали меня. – Бери его, ребята, и назад в отдел.

В отделе сызнова принялись унижать и стращать:

– Либо ты, башка сосновая, отказываешься от заявления, либо в камеру определим.

– От правды не откажусь. Делайте, что хотите, – не поддавался я.

С меня сняли обкусанную собакой дубленку и повели в камеру. На пороге приостановили, чтобы я послушал, как собравшиеся милиционеры обсуждали то, что меня ждет. Они жутко хохотали. Ко мне подошел страшенный парень в гражданской одежде, может, переодетый мент, а может, и уголовник какой. Это порой сложно разобрать. Он оценивающе пуганул:

– Хороший мешок. Буду на тебе удары отрабатывать…

Но я, как Коперник перед сожжением, настроился на муки ради правды. Да хоть на крест. Меня заперли в камере… Спать не дали. Проскрипели засовы, и вновь на психические опыты.

– Ты еще намерен заявление писать? – спросили.

– Моей воли не сломить…

– Мы еще не начинали. Сейчас пойдешь в другую камеру, переориентируешься…