– Поздравляю Вас с блестящей карьерой; в ней нельзя сомневаться, так как граф в большой милости и силе.

Впечатление, произведенное на меня этим тоном Девят(н)ина, было мне тем более тягостно, что я был очень недоволен назначением, о котором Клейнмихель объявил мне за несколько минут перед моим свиданием с Девят(н)иным.

Вскоре последний был уволен от звания товарища и оставлен членом Совета Главного управления путей сообщения. Говорят, что он очень хлопотал о назначении его сенатором {(тогда еще товарищами министров и главноуправляющих не назначали вместе с сенаторами)}. Но, несмотря на то что Девят(н)ин, по общему {о нем} мнению, был человек весьма умный, во все время управления графом Толем^{5} путями сообщения был его правой рукой, а при частых болезнях последнего и после его смерти долгое время исправлял должность главноуправляющего, присутствуя при этом в Государственном Совете и в Комитете министров, и несмотря на связи Девят(н)ина, ему не удалось попасть в сенаторы, потому что этого не хотел Клейнмихель. Не знаю, чему приписать такое ожесточение последнего против Девят(н)ина. Вероятно, Клейнмихель, узнав, что он не будет назначен военным министром, желал быть главноуправляющим путями сообщения, а между тем все говорили, что Государь это место уже предназначил Девят(н)ину; такое соперничество, конечно, не могло нравиться Клейнмихелю, который, сверх того, желал показать, что при Толе все велось дурно, в чем он и обвинял Девят(н)ина.

Дворянского полка воспитаннику Александру Антоновичу Барону Дельвигу 1-му

Начальство заведения в знак особенного внимания к прилежанию, успехам в науках и благонравному поведению, какими Вы отличили себя в продолжении минувшего курса, признало справедливым… [на]граду, прилагаемые при сем… [книги поэта Антона Антоновича Дельвига и О новейшей изящной словесности] чтение Вольфа. Командир полка… № 23. 19 августа 1836 г.

Рассказывали тогда, что окончательным поводом к неназначению Девят(н)ина главноуправляющим^{6} было следующее: в поездку Государя на пароходе для осмотра Шлиссельбурга и гидравлических в нем сооружений Девят(н)ин, который должен был объяснять их Государю, везде опаздывал, а перед обратным отъездом Государя в Петербург опоздал на целых полчаса и заставил Государя ждать; {одним словом, не выказал ловкости, которая тогда, как и теперь, очень высоко ценилась в высших сферах.

Я старался сказать все, что знал хорошего о Девят(н)ине, хотя читатель заметит, что он ко мне не благоволил и выказывал это с того времени, как я не согласился на его убеждение остаться при работах Тульского оружейного завода, о чем мною изложено в III главе «Моих воспоминаний». Чтобы не возвращаться к Девят(н)ину, скажу теперь же, что он смиренно продолжал службу в звании члена Совета Главного управления путей сообщения}.

Впоследствии были толки о назначении его генерал-губернатором Восточной Сибири, но Клейнмихель помешал и этому назначению. Во все время, пока Девят(н)ин состоял членом Совета, он имел только одно поручение составить проект ограждения берегов реки Терека от разливов, для чего он долго пробыл на Кавказе, но представленные им проекты остались без исполнения.

Товарищем, на место Девят(н)ина, был назначен корпуса инженеров путей сообщения генерал-лейтенант Алексей Иванович Рокасовский^{7}, человек умный, добродушный и приятной наружности, но ленивый и робкий. Когда ему говорили, что его дело, как товарища, стараться укрощать порывы гнева и произвольные действия Клейнмихеля, он отвечал:

– Правда, что я товарищ Клейнмихеля, но он-то мне не товарищ.

Я в это время в первый раз встретился с Рокасовским, который пригласил меня обедать у него по четвергам. На этих обедах, кроме его родственника барона Будберга^{8}, командовавшего тогда лейб-гвардии Гусарским полком, генерал-адъютанта [Иосифа Романовича] Анрепа^{9}, по возвращении последнего с Кавказа в Петербург, и некоторых других, всегда было много инженеров путей сообщения. Это был единственный дом, где они сходились. Рокасовского считали богатым, но скупым; кушанья за его обедом были незатейливые; после обеда играли в карты по весьма маленькому кушу и курили недорогие сигары, но пролежавшие несколько лет у хозяина, который своим добрым ко всем расположением умел делать свои обеды и вечера весьма приятными.

Через несколько дней по моем приезде в Петербург Клейнмихель праздновал именины и день рождения своей жены^{10} (17 и 19 октября). Я был приглашен в оба эти дня к обедне в церковь дома, занимаемого Клейнмихелем, которую он только что устроил, и к завтраку. В оба дня, я видел у него падчериц моей сестры^{11}: Вадковскую и Норову, {о которых я подробно говорил в IV главе «Моих воспоминаний»}. Узнав, что я назначен к Клейнмихелю по особым поручениям, они наговорили его жене обо мне много дурного и между прочим, что я известный взяточник, и всеми мерами старались, чтобы Клейнмихель отменил это назначение. Доклады последнего у Государя были по четвергам; 19 октября приходилось в четверг, и он, воротясь от Государя, между обедней и завтраком объявил мне о моем назначении, причем рассказал мне все клеветы Вадковской и Норовой, {которые они возводили на меня}. Они, узнав за завтраком о моем назначении, метали на меня гневные взоры и вообще выказывали крайнее неудовольствие. {Об этом назначении в тот же день был отдан приказ.}

Клейнмихель принадлежит к числу лиц наиболее замечательных в царствование Императоров Александра I и Николая I, {а потому нет сомнения, что описание его действий с начала его службы до назначения главноуправляющим путами сообщения найдет место в воспоминаниях этого времени, составленных очевидцами, которые и подробнее, и правильнее опишут их. Для пояснения же его положения в описываемое мною время} я ограничусь изложением только некоторых сведений об его прошедшей жизни.

Дед^н Клейнмихеля был простой крестьянин из Финляндии и служил у какого-то знатного господина скороходом. Отец^{12} Клейнмихеля был каптенармусом^{13} шляхетского кадетского корпуса в то время, когда в нем был кадетом Аракчеев^{14}, столь могущественный в царствование Императора Александра I. Каптенармус Клейнмихель имел случай оказать разные услуги кадету Аракчееву. Впоследствии этот каптенармус, покровительствуемый генералом Мелиссино^{15}, был произведен в офицеры, с оставлением в кадетском корпусе, для командования состоявшими при корпусе нижними чинами, и женился на хорошенькой Анне Францевне Ришар^{16}, от которой имел одного сына Петра и нескольких дочерей.

Образование кадет в корпусах, вскоре по их учреждении, было действительно по тому времени замечательное, чему могут служить доказательством лица, выпущенные в это время из корпусов, в начальники коих избирались люди образованные; достаточно назвать графа Ангальта^{17}. Но в последние годы царствования Екатерины II и в особенности при Павле I и Александре I уровень образования в кадетских корпусах сильно понизился; начальство стало обращать внимание не на преподавание наук, а на фронтовое обучение. Вместе с тем понизился и уровень образования начальников этих заведений, так что в начале {настоящего} [XIX] столетия мы видим директором кадетского корпуса {человека, не похожего на Ангальта, а} бывшего каптенармуса в том же корпусе, Клейнмихеля, человека без всякого образования, но постигшего вполне фронтовую выправку, так что при нем состояла учебная команда, в которую были назначаемы штаб и обер-офицеры из разных полков для фронтового образования.

В это время он, конечно, пользуясь покровительством генерала Мелиссино и в особенности графа Аракчеева, был уже генерал-лейтенантом. Впрочем, все знавшие его говорят о нем как о добром и рассудительном человеке. В бытность его директором кадетского корпуса в этот корпус был записан его сын, будущий граф, который, живя у отца, ничему не учился, а в 1808 г., будучи 15 лет от роду, выпущен подпоручиком с назначением состоять при отце, бывшем тогда командиром резервного корпуса, которого штаб находился в Ярославле.

И так Клейнмихель, избалованный во время воспитания, как единственный сын, и будучи офицером продолжал ничего не делать и жить в своей семье. Это воспитание и жизнь в обществе матери и сестер имели сильное влияние на то, что в Клейнмихеле, несмотря на его зверство, постоянно до старости была заметна какая-то женственность. Но недолго он оставался в Ярославле. Граф Аракчеев взял его в адъютанты и, по связи с отцом, приблизил его к себе; он был совершенно своим человеком у Аракчеева, у которого он жил на всем готовом.

Граф Алексей Андреевич Аракчеев, генерал от артиллерии

Худ. П. Ф. Гельмерсен // Г. А. Гиппиус. Современники: собрание литографических портретов государственных чиновников, писателей и художников, ныне в России живущих. Посвящено Его Величеству государю Императору Александру I Г. Гиппиусом. СПб.: Изд. Г. Гиппиуса, 1822. С. 12

В 1812 г. он был послан с депешами в действующую армию, в которую приехал перед Бородинским сражением и, не участвуя в нем, получил Владимирский крест с бантом. Клейнмихель, и после того не бывший в сражениях против неприятеля, всегда кичился этой наградой, полагая, что никто не знает, что он не имел права на ее получение; храбрость не принадлежала к числу его добродетелей. Сохранилось множество анекдотов о ругательствах, которыми Аракчеев осыпал Клейнмихеля, но тем не менее он быстро вел Клейнмихеля вперед. В начале 1813 г. Клейнмихель сопровождал Великих Князей Николая и Михаила Павловичей в армию, причем назначен флигель-адъютантом 21 года от роду. По случаю отступления союзных войск в начале 1814 г. Великие Князья остались на правом берегу Рейна, и Клейнмихель с ними. Таким образом, он не участвовал в кампании 1814 г.^{18}

По возвращении наших войск в Россию Клейнмихель был назначен петербургским плац-майором и вскоре, в чине полковника, начальником штаба военных поселений, которых главным начальником был Аракчеев.

В этой должности он производил свирепые неистовства, описание которых принадлежит историкам горестного учреждения военных поселений. Если в защиту Клейнмихеля скажут, что он, как подчиненный, исполнял только поручения Аракчеева, то на это можно возразить, что не всякий способен на приведение в исполнение зверских приказаний, а что Клейнмихель был к тому способен, служит доказательством то, что когда Аракчеев хотел сильно наказать какую-либо часть военных поселений, то говаривал:

– Я вам пришлю Клейнмихеля.

И то, что по удалении Аракчеева от дел о Клейнмихеле говорили:

– Аракчеева нет, но зубы его остались.

В 20-х годах Клейнмихель женился на Варваре Александровне Кокошкиной, но они скоро разошлись, {о чем я уже говорил во II главе «Моих воспоминаний»}.

При воцарении Императора Николая Клейнмихель был уже генерал-лейтенантом с Анненской лентой и Владимирской звездой (33-х лет от роду). По удалении от всех должностей Аракчеева он изменил последнему, который до самой смерти не мог ему этого простить. При образовании штаба военных поселений Клейнмихель был назначен директором вновь образованного департамента этих поселений. В 1831 году он был назначен дежурным генералом в войска, действовавших в наших западных губерниях против вторгнувшихся в них польских мятежников^{19}, причем распоряжался дурно до того, что действия этих войск не велено даже считать походом против неприятеля. По возвращении в Петербург он приобрел влияние на военного министра графа Чернышева и назначен дежурным генералом Главного штаба Его Величества, с сохранением прежней должности, несмотря на то что Государь явно высказывал Чернышеву свое неблаговоление к Клейнмихелю.

Между тем Клейнмихель, разведенный с первой женою по указу Синода, которым он лишен был права вступать во второй брак, женился на молодой, богатой, бездетной вдове Хорват, урожденной Ильинской, {воспользовавшись своим званием генерал-адъютанта для совершения над ними венчания}.

Сестра его второй жены была замужем за Аркадием Аркадиевичем Нелидовым^{20}. Сестра же последнего Варвара^{21}, по окончании воспитания в Смольном монастыре, жила у Клейнмихелей в доме Главного штаба. Молодая Нелидова очень понравилась Государю {и вскоре сделалась его любовницею}. Многие обвиняют Клейнмихеля в том, что он этому способствовал, но я слышал от достойных веры людей, что он, напротив того, принимал меры, конечно, не вполне энергичные, удалить Нелидову от Государя, за что неблаговоление последнего к Клейнмихелю еще более увеличилось. Но когда эти меры не помогли, то Клейнмихель воспользовался положением, {которое ему сделано было присутствием в его доме любовницы Государя}.

Клейнмихель, при частых посещениях Государя, умел выказать ему свою неограниченную преданность, полное усердие к службе и энергию при беспрекословном исполнении даваемых ему Государем приказаний. Подобная личность была идеалом служак, каких Государь желал иметь везде, и потому понятно, что Клейнмихель вскоре попал в большую милость, которая давала ему возможность обращаться начальнически не только с военными лицами, более или менее ему подведомственными, как дежурному генералу, но со всеми служащими в других ведомствах. Клейнмихель, о котором все говорили, что он разошелся с первой женою по причине физического недостатка, имел от второй жены много детей, и первые ее роды были двойни. {Известно было, что и Нелидова была беременна, а так как не знали, куда деваются ее дети, то все были уверены, что жена Клейнмихеля не рожала, а принимала детей Нелидовой за своих. Но это пустая выдумка: стоило только взглянуть на родившихся в это время детей Клейнмихеля, чтобы видеть, насколько они на него походили.}

Государь, желая возобновить сгоревший Зимний дворец в необыкновенно короткий срок, главным распорядителем при этом назначил Клейнмихеля. Вероятно, при другом распорядителе постройка дворца стоила бы дешевле и некоторые части его были бы изящнее, но нет сомнения, что никто, кроме Клейнмихеля, не мог его окончить в такой короткий срок^{22}. По окончании перестройки дворца Клейнмихель получил вдруг несколько наград и в том числе графское достоинство с девизом в гербе: «Усердие все превозмогает». Говорят, что пожалование Клейнмихеля графом дало повод графу Толю сказать, что его надобно было бы назвать графом Клейнмихелем Дворецким.

В начале 1842 г. Государь желал скорого устройства железного пути между столицами^{23}, вопреки мнению многих высокопоставленных лиц и, между прочими, министра финансов графа Канкрина^{24} и главноуправляющего путями сообщения графа Толя. Последний даже отстранил заведование постройкой дороги от Управления путями сообщения. Государь учредил тогда комитет для этой постройки, в который назначил председателем Наследника и членами некоторых из министров и, сверх того, Клейнмихеля, Чевкина (Константина Владимировича)^{25}. Граф Толь был в это время опасно болен, и нельзя было не предвидеть, что после смерти его постройка железной дороги перейдет в Главное управление путей сообщения и главноуправляющим будет назначен тот, кого назначат главным распорядителем в означенном комитете по устройству железной дороги.

Чевкин незадолго перед этим много путешествовал по Европе и ознакомился с финансовыми и главными техническими вопросами по устройству железных дорог, а потому надеялся быть главным распорядителем по устройству железного пути между столицами и вскоре главно управляющим путями сообщения, каковое назначение могло быть ему лестным, так как в это время ему еще не было 40 лет от роду.

Клейнмихель же не только ничего не знал о финансовых и технических вопросах по устройству железных дорог, но по недостатку образования не мог никогда приобрести о них никакого понятия и, сверх того, никогда не видал ни одной железной дороги. Несмотря на то что Царскосельская железная дорога^{26} была открыта около пяти лет, он, часто бывавший у Государя в Царском Селе, всегда ездил на лошадях.

Однако же Государь, вероятно убежденный, что «усердие все превозмогает», выбрал главным распорядителем по устройству дороги Клейнмихеля, подчинив ему, как члену комитета, канцелярию, при нем образованную.

Клейнмихель, получив это назначение в Царском Селе, немедля отправился на Царскосельскую станцию железной дороги и тут в первый раз увидал паровозы, вагоны, рельсы и прочие принадлежности дороги. В то же время он назначен был, {как изложено в IV главе «Моих воспоминаний»}, управляющим Военным министерством по случаю отъезда военного министра на Кавказ, и все полагали, что он будет утвержден в должности военного министра. Это еще давало Чевкину надежду быть назначенным главноуправляющим путями сообщения по смерти графа Толя, но я уже говорил, что главноуправляющим назначен был Клейнмихель. Это соперничество очень не нравилось последнему, и, конечно, Чевкин обязан в особенности этому обстоятельству тем, что на него навлекли немилость Государя; {он во все его царствование, продолжавшееся еще 13 лет, просидел сенатором}.

С самого образования комитета по устройству железной дороги начали происходить разные столкновения между председателем Наследником престола и его членом Клейнмихелем. Эти столкновения продолжались и по назначении последнего главноуправляющим путями сообщения, когда вместе с этим назначением канцелярия комитета была преобразована в департамент железных дорог, вошедший в состав Главного управления путей сообщения. В упомянутых столкновениях все обвиняли Клейнмихеля, но, вероятно, Государь думал иначе, потому что продолжал быть по-прежнему к нему милостивым.