– Что, док, дело совсем плохо? – Истоцкий посмотрел прямо в глаза доктору и усмехнулся.
– Вы еще усмехаетесь? – насупился и без того угрюмый доктор. – Между прочим, совершенно напрасно! У вас рак, причем в такой стадии, что еще полвека назад на вас бы поставили крест, лет двадцать назад спасли бы, сделав инвалидом, года три…
– Простите, док, – прервал его Истоцкий. – История вопроса меня не очень интересует. Я хочу знать, что вы можете сделать сегодня.
Доктор, немолодой уже мужчина, внешне – классический образец представителя своей профессии первой половины двадцатого века (только без очков) осуждающе посмотрел на Истоцкого. Даже помотал головой.
– Я просто поражаюсь, как вы легко относитесь к ситуации! – развел он руками. – Вам бы все побыстрей!
– Разумеется, – вновь усмехнулся Истоцкий. – Я ведь космолетчик. Да и время такое…
– Что «время»? – перебил теперь уже доктор. – Какое «такое»? Время – оно всегда одинаково. Это – неизменяемая, так сказать, субстанция! По крайней мере, являлась таковой еще недавно. – Доктор интригующе замолчал.
– Вы ждете от меня «охов» и «ахов»: «Почему недавно? Почему являлось?» – хмыкнув в третий раз, спросил Истоцкий. – Не дождетесь! Я про Время тоже могу интересную сказочку рассказать. Но сейчас я вашу хочу послушать. И, желательно, не про Время, а про то, как вы собираетесь меня лечить.
Доктор смутился и сделал движение, словно собирался снять очки. Поскольку в конце двадцать второго века очков никто не носил, можно было только предположить, что подобная реакция передалась ему генетически от коллег-предков.
– Видите ли, э-э… Николай Геннадьевич, – дотронулся до руки космолетчика доктор. – Я вас обнадеживать напрасно не хочу… Но как раз вчера я получил разрешение опробовать новую э-э… методику на человеке… – Тут доктор отвел глаза и еле слышно закончил: – На безнадежно больном…
Истоцкий в очередной раз хмыкнул, но ничего не сказал.
– Нет-нет! – встрепенулся доктор и замахал руками. – Я не совсем правильно выразился! Вылечить вас можно и по старым технологиям, вот только… профессию вам после этого придется сменить.
Истоцкий вскочил с антигравитационной кушетки.
– Вот уж… – вдарил он ребром левой ладони по локтевому сгибу правой руки. Но фразу не закончил, оборвав себя на выдохе. И совершенно спокойно, будто и не было только что вспышки эмоций, произнес: – Я согласен на любой, подчеркиваю – на любой, даже неапробированный метод лечения, если есть хотя бы малейший шанс на полное выздоровление. На полное, доктор! Иначе я отказываюсь от лечения вообще. Протянуть еще год-другой абы как, в постели, на инвалидной коляске – нет уж, увольте!
– Ну, почему «абы как»! – снова замахал руками доктор. – Современные методы дают такие превосходные результаты, что…
– Оставьте, док! – поднял руку Истоцкий. – Я все понял. Если я не смогу летать – поверьте, это не громкие слова, – я всегда буду чувствовать себя в инвалидной коляске! Давайте ближе к делу. Итак, что за курс лечения вы хотите мне предложить?
…Запустить болезнь в конце двадцать второго века – это еще надо постараться! Информация о состоянии каждого жителя Земли, с момента рождения, обрабатывалась в режиме реального времени Региональными Информаториями и передавалась затем на хранение в базу данных Глобального Информатория, которая, в свою очередь, через определенные, незначительные промежутки времени архивировалась и дублировалась в Резервном Информатории. Проморгать даже начинающийся насморк при такой системе не представлялось возможным. Не говоря уже о чем-то более серьезном.
Другое дело – космос. Постоянные колонии и станции, разумеется, имели свои Информатории, а также необходимое оборудование и специалистов, чтобы справиться с любой известной на данный момент болезнью. Но исследовательские корабли, а тем более – спринт-разведчики, по причине малочисленности экипажей и краткосрочности миссий, в большинстве своем собственных Информаториев не имели, да и глобально-восстановительных лечебных комплексов – тоже. На спринт-разведчиках в экипажах отсутствовал даже врач – космолетчики пользовались в случае необходимости полученными при обучении медицинскими знаниями и индивидуальными лечебно-профилактическими средствами.
Так что пациентами немногочисленных стационарных госпиталей, как на самой Земле, так и в колониях, становились в основном именно космолетчики. Разумеется, в отделениях травматологии была своя статистика (от травм не спасал, увы, никакой Информаторий), хотя и там, разумеется, определенный процент космолетчиков присутствовал.
То же, что произошло с Николаем Истоцким, явилось для медицины последнего десятилетия полнейшей неожиданностью. Нонсенсом! Рак в конечной стадии – это слишком даже для космолетчика. Тем более что Информаторий не получал от Николая сведения лишь одни сутки – пока тот находился в краткосрочной исследовательской экспедиции…
Цель перед экипажем спринт-разведчика «Сюита» стояла вполне прозаичная: осуществить исследование звезды на самой периферии Метагалактики, входящей в небольшую спиральную галактику, побывавшую недавно, по земным наблюдениям, в ранге сверхновой.
Ее вспышку астрономы увидели неделю назад, стало быть взрыв произошел примерно за четыре миллиарда лет до этого. А с учетом того, что спринт-разведчики пользовались технологией СПВ (Сворачивания Пространства-Времени) или, по-простому, Нуль-Т, то, оказавшись в районе звезды в настоящее время, они могли наблюдать то, что происходит с бывшей сверхновой сейчас. Все легко, просто и довольно-таки буднично для конца двадцать второго века.
Между собой члены экипажа «Сюиты» называли свой шустрый кораблик «Суетой». Действительно, суета – прыжок, исследование объекта за пару суток, самое большее – за неделю, прыжок назад, новое задание, снова прыжок… Туда-сюда, туда-сюда – суета, одним словом.
Нынешней полет ожидался таким же рядовым скачком, не более. Поэтому фразу штурмана Родионова: «Что за ерунда?» сначала за сигнал тревоги не восприняли.
– Нет, ну что за ерунда? – повторил Родионов, уже с явной целью привлечь внимание остальных членов экипажа. – Командир, посмотри, где мы выскочили!
Истоцкий бросил взгляд на сферу Показателя.
– Двести сорок парсеков от цели, – хмыкнул он. – Действительно, двести парсеков туда – двести сюда, какая ерунда!
– На тебя не похоже, Сергеич, – весело добавил космолетчик-исследователь Леха Хрумкин.
– Заткнись, Леха, – огрызнулся Родионов. Ответить командиру в подобном тоне постеснялся, но, тем не менее, изрек с явной обидой в голосе: – Ты, Геннадьич, посмотри еще, что Бортовик выдает.
Истоцкий ловко крутанул ладонью над инфополем Бортового Компьютера, разворачивая висящие в воздухе строки в свою сторону и прочитал вслух:
– «Свойства ПВ отличны от нормы. СПВ к заданным координатам невозможно. Аварийный останов Преобразователя. Введите новые координаты». Круто! Ты когда-нибудь с подобным сталкивался, Сергеич?
– Нет, конечно! Такого просто не бывает.
– Но есть же, – хмыкнул Истоцкий. – Сам видишь.
– А Бортовик накрыться не мог? – почесал седеющий ежик волос Родионов. – Или… Преобразователь, не приведи господи?
– Бортовик! Ты че, Сергеич? – гоготнул Леха Хрумкин. – Там же кристалл крепче алмаза! Он в принципе не накрывается.
– Ну, а если бы Преобразователь… – осторожно продолжил Истоцкий. – Прости, что поминаю имя Твое всуе! – полуобернулся он назад, где, в кормовой части «Сюиты» располагался Преобразователь, бог СПВ. – Если бы Преобразователь… гм-м… накрылся, да еще в процессе СПВ… Где бы, что бы сейчас от нас было?
– Тоже верно, – согласился штурман. – И что теперь?
– Для начала давайте осмотримся. Как там наша пыхнувшая звездочка? Отсюда все ж получше видно. – Истоцкий увеличил часть изображения на экране Визора.
На экран он глядел минут пять, молча, только привычно похмыкивая. Затем обернулся назад и увидел, что Леха Хрумкин буквально разинул рот и выпучил глаза, уставившись в экран.
– Смотрю, тебя картинка тоже впечатляет, – усмехнулся Истоцкий.
Вместо ответа Хрумкин выдавил из себя что-то нечленораздельное, тыча пальцем в центр изображения.
– Да что вы там увидели? – заинтересовался Родионов, который все еще продолжал мучить Бортовик. А когда посмотрел внимательно на экран Визора – даже побледнел.
– Батюшки святы! – простонал он, раскачивая головой. – Звездочка-то только-только жахнула! Дня три от силы…
– Но этого не может быть, – просипел ошалевший Хрумкин. – Прошло уже… Прошло уже… Так, если мы не долетели двести сорок…
– Леша, брось считать, – поморщился Истоцкий. – Миллионом лет больше, миллионом меньше – это не суть. Факт в том, что это произошло не на днях.
– Значит, она снова взорвалась?! – ахнул штурман.
Леха Хрумкин, вспомнив, что он как раз и является специалистом по данным вопросам, взял себя наконец в руки, и заговорил более-менее спокойно:
– Взорваться снова она не могла. Это исключено. Тут что-то другое.
– А может, это вовсе не та звезда? – пришла в голову Истоцкому шальная мысль.
– Геннадьич, ты меня обижаешь! – Теперь Родионов покраснел. – Вот, смотри, рядом молодое скопление… Что за черт!
– Что на сей раз? – в очередной раз хмыкнул Истоцкий.
– В-вместо скопления п-протооблако… – начав заикаться, жалобно простонал штурман. – А т-там, и вон там… – стал тыкать он в экран пальцем. – В-все не т-там…
– «Там, не вон там…» – нахмурился Истоцкий. – Ты яснее можешь выражаться?
– Коленька, мы, кажется, попали в прошлое… В далекое-далекое прошлое… – захлопал глазами Родионов, виновато глядя на командира.
– Ты говори, да не заговаривайся! – буркнул Истоцкий. – Что там Бортовик насчет ПВ выдает?
О проекте
О подписке