Глава 5, заключительная. Дерево или куст – вот в чем вопрос!

После объяснений голубинки я даже устал, хотя ничего и не делал. Все-таки сложные вещи она рассказывала. Но интересные, прям до ужаса! Честно. Мне они показались интересней компьютерных игр и киношных боевиков. Самое странное, захотелось даже чуточку в школу, подучиться как следует, чтобы лучше во всем разобраться… Но совсем чуточку, самую-пресамую маленькую.

Я одного все-таки в рассказе голубинки не понял: как она собирается спасать своих друзей? Ведь их ракушка, которая оказалась у меня, последнюю вероятность выполнила про Елизавету Николаевну. Ну, нажмет она пятый «палец», я окажусь в поезде… Но в то время исследователи-то будут уже мертвыми!

В общем, я так и спросил голубинку.

– Ты прав, – сказала она. – Но у меня есть другой манипулятор. Перед каждой экспедицией, перед каждым вообще рискованным мероприятием, мы оставляем так называемое контрольное устройство, чтобы можно было при неблагоприятном исходе все повернуть вспять. В этом случае контролером являюсь я. Это я, нажав первый выключатель, отправила капсулу с исследователями сюда. Теперь я могу задействовать пятый.

– Так почему же вы не сделали этого сразу?! Зачем полетели сюда? – не удержался я.

– Потому что здесь оставалось еще одно устройство. Когда манипулятор активирован, он дает о себе знать. Вот мы его и «услышали»…

– Ну и что?

– Мы не знали, активировали его сами исследователи или… жители вашего мира.

– Ну и что? – повторил я снова.

– Помнишь, я сравнивала вероятности с деревом? Как бы далеко ты не забрался по его веткам, всегда можно вернуться к стволу, к тому месту, откуда начал расти «сук» выбранных вероятностей. А еще я говорила тебе, что мы и вы живем в совершенно разных мирах, у которых нет ничего общего – ни пространства, ни времени… Мы тоже знаем не все. Мы не знаем, например, что будет, если из вероятности, выбранной в нашем мире, существо мира иного выберет свою вероятность. Будет ли это новая ветка того же дерева, или это будет уже новое дерево, растущее из того же корня? Тогда это будет не дерево даже, а, скорее, куст.

– Ну и что? – уподобился я попугаю, «зачтокав» в третий раз.

– Я не знаю, что будет с тобой, если я нажму пятый выключатель своего манипулятора. Ведь на втором устройстве вероятность выбрал именно ты?

– Да, – кивнул я. Чего уж тут скрывать! – А что будет, если я нажму выключатель на той раку… на том приборе, что был у меня?

– Скорее всего, ты вернешься в точку, где был до того, как устройство активировалось.

– А исследователи?!

Голубинка промолчала. Но я все понял и так.

– Тебе решать… – Голос пришелицы прошелестел в моей голове еле слышно.

– Постойте! – Мне показалось, что я нашел выход. – Но ведь сначала я могу вернуться, а потом уже вы нажимайте свой выключатель!

Голубинка ненадолго замолчала. По-моему, ей понравилась моя придумка. Я уже хотел чуть-чуть загордиться, но тут пришелица спросила:

– Ты сознательно активировал манипулятор?

– Вообще-то нет, – признался я. – У него эта штуковина отломилась, когда он в сумке лежал.

– Вот видишь, – печально сказала голубинка. – Все вернется за мгновение до того, как сломался выключатель. Ты уже не успеешь это предотвратить.

– Ну, я не буду загадывать того желания… той вероятности, что выбрал тогда. Я ведь буду все помнить, вы говорили.

– Кто знает, смогу ли я найти тебя тогда… – совсем загрустила голубинка. – И я вообще не знаю, что произойдет с нашей вероятностью в этом случае.

Теперь загрустил и я. Мне очень жалко было отважных исследователей и очень хотелось помочь голубинке их спасти. Для этого нужно было только решиться и сказать, чтобы выключатель нажимала она на своей ракушке. Но тогда со мной самим может случиться невесть что! А если и не случится, то ведь я окажусь снова в весне, а то и раньше – сколько там эти исследователи к нам летели? А вдруг год или два?! Это что, мне снова в пятый, а то и в четвертый класс идти?! Даже четверть снова учиться вместо каникул – и то неохота… Но и это еще не самое страшное. А вдруг получится такая вероятность, где я вообще не родился, или родился, скажем, девчонкой… Вот кошмар-то!

Тут я подумал, что ведь исследователи спасли нашего летчика, а сами погибли. И я вспомнил, что думал уже, смог бы я поступить так же на их месте. Вот я и оказался почти на их месте… А почему почти? Они ведь тоже, оказывается, знали, что их еще могут спасти, хотя и не были уверены полностью. Я также знаю, что со мной все может быть в порядке, но тоже не уверен.

Я почувствовал, что вспотел, хотя северная ночь выдалась прохладной. Небо заволокли низкие тучи, потемнело, заморосил мелкий, словно пыль, дождик.

Я подумал еще, а если меня не станет, сильно ли огорчатся папа с мамой? Но тут же обозвал себя дубиной и тупицей – ведь папа с мамой и знать про меня тогда не будут! Это меня немного успокоило, ведь больше всего я жалел их. Потому что сам-то я все равно ничего чувствовать уже не буду. Это жутко представить, невозможно даже, но это ведь так. А вот мама, папа, родные, друзья – они будут горевать… Но раз получается, что никто по мне убиваться не станет, то что ж… Рискнем? И быстро, чтобы не передумать, я сказал, почти крикнул:

– Жмите свою ракушку! Скорее!

От волнения я снова назвал манипулятор ракушкой, но голубинка меня поняла. Поняла она, вроде бы, и мою торопливость… Да она вообще, кажется, читала мои мысли. Ну и пусть!

Я еще успел подумать, что забыл попросить голубинку, чтоб она показала мне капсулу, на которой прилетела к нам, но пришелица уже вытянула руку с обхватившим узенькую ладонь манипулятором. Отставила мизинец (или это у нее безымянный получается?), и надавила на пятый отросток. Перед этим она успела шепнуть:

– Спасибо, человек!

Меня так защекотало приятно внутри от этого обращения… Папа часто говорит: «Человек – это звучит гордо!» И впрямь гордо. Здорово так! Я даже зажмурился от удовольствия. А когда открыл глаза…

…в окна поезда прыгнуло море! Поезд только что отошел от туапсинского вокзала и повернул в сторону Сочи. Я открыл рот и на это море уставился. Не потому, что залюбовался, а потому, что обалдел…

Что же это такое? Почему я оказался здесь? Ведь я приготовился быть сейчас или в гораздо более далеком прошлом, или вообще не быть! Но я очухался быстро и сразу полез в сумку. Стал лихорадочно вынимать из нее мое барахло, чтобы добраться скорее до дна, где лежала ракушка… Ракушки не было!

И тут мама набросилась на меня:

– Гарик! Ты чего творишь?! Нам выходить сейчас, а ты вещи вывалил! Ну-ка, собирай все назад быстро! И вон – фломастеры твои еще валяются, альбом…

Но я маму даже не слушал, а потянулся к папе:

– Пап, а где ракушка, что ты мне весной с Севера привез?

– С какого Севера? – почесал папа затылок. – Я не ездил весной на Север… Я же по Золотому кольцу ездил с американцами! Владимир, Суздаль, Кострома… И привозил я тебе не ракушку, а Троицкую церковь из Владимира. Макет, сувенирный… Ты что, забыл? Церквушку такую красивую?

– Церквушку… Не ракушку? Точно?

– Да откуда там ракушки! Там же моря нет. Вот приедем сейчас, будут тебе тут ракушки всякие-разные, знай выбирай.

– Какие ракушки?! – грозно крикнула мама. – Собирай сумку!

Я попихал все назад, уже не боясь, что сломаю ракушку. Альбом снова не влез, и мама положила его, как и в тот, первый раз, в сумку с продуктами.

Вообще-то я, хоть и удивился, что все так неожиданно получилось, но и обрадовался сильно. Во-первых, я жив-здоров, и даже не превратился в девчонку! Во-вторых, ракушка исчезла, папа на Север не ездил, а значит – исследователи спаслись. В-третьих, лишнюю четверть, или даже год, учиться не пришлось. Все получилось просто замечательно!

Правда, это вот, последнее, что вернулся я сразу в каникулы, хоть и радовало меня, конечно, но и беспокоило тоже. Почему так получилось? Не должно было так получиться. Ладно бы еще я попал в тот момент, после которого сломалась ракушка, но я ведь очутился чуть раньше, пусть и на несколько минут. Или это нормально? Но голубинка ведь говорила, что я ничего не успею… Да и случилось бы это, если бы я нажал пятый выключатель на своей ракушке, а не она – на своей. Нет, тут что-то не то…

Но долго раздумывать было уже некогда – поезд подъезжал к Лазаревскому.

…На перроне к нам снова подлетела шумная толпа дядек и теток, которые набросились на нас, словно вороны на кусок сыра (на самом деле я не знаю, любят ли вороны сыр, но басню Крылова в школе учил). Маму оттащили в одну сторону, папу – в другую, а передо мной ненадолго появился просвет. И я сразу увидел стоявшую возле лавочки… Елизавету Николаевну!

– Папа, мама! – хотел крикнуть я…

Да уж!.. Все слова и сами мысли разом вылетели у меня из головы. Я стоял, разинув рот, и ничего больше сказать не мог. А вот папа на моем месте, пожалуй, сказал бы: «Дерево или куст? Вот в чем вопрос».

С днем рождения!

Мне снилась собака. Большой ласковый щенок по кличке Вольдемар, к тому же – говорящий, поскольку он-то мне и сообщил свое имя, а также породу – кокер-спаниель. О собаке я мечтал давно, поэтому сон мне, конечно же, нравился. То есть, во сне я не знал, что это мне только снится – мне просто нравилось всё происходящее. И когда щенок начал лизать мои волосы, я сначала удивился, а когда, открыв глаза, понял, что это был сон, даже расстроился. Но только на секундочку. Потому что рядом стояла мама и гладила меня по голове, приговаривая: «Просыпайся, именинник!», а за мамой возвышался папа – торжественно-строгий, но с глазами, полными рвущихся на свободу смешинок.

Я подскочил и сел, откинувшись на подушку, в ожидании продолжения. На одеяло передо мной легла темно-синяя картонная коробка, а папа положил на нее пестрый пластиковый квадрат. Конечно же, новая компьютерная игра! Я повертел коробочку с диском перед носом, прочитал название, описание и причмокнул. Папа знает мои вкусы! Вечером с ним же и сразимся. И еще неизвестно, кого труднее будет оттащить от клавиатуры! Я подмигнул папе и принялся за второй подарок. В синей коробке оказались кроссовки. Тоже синие, с серебристыми полосками-отражателями. Мягкие, бархатистые, чистенькие! Мне всегда жалко надевать новую обувь – такая она нарядная и чистая! И как аккуратно не ходи, а к вечеру все равно это будет уже не новая обувь… Но кроссовки пока были новыми, и я даже прижал их рифлеными прохладными подошвами к щекам.

– Что, нравятся? – спросила мама.

Я кивнул. Еще бы! Кроссовки – вещь нужная. Я бы даже сказал – незаменимая. Тем более – скоро весна. Если быть совсем точным – уже и есть весна, почти три недели. Но это по календарю. У нас на Севере все чуточку не так. Зима в марте и не думает заканчиваться. Только светлее становится, солнечнее, а оттого радостнее. Вот как сейчас. И солнышко уже дорожку от занавесок до стены проложило, в которой пылинки, как золотые рыбки, бултыхаются, и папа с мамой стоят, обнявшись, улыбаются и на меня смотрят. Причем папа как-то по-особенному улыбается. Задумчиво, и даже как бы загадочно…

О-о-о! Я выпрыгнул из постели и потащил маму в соседнюю комнату.

– А папу ты уже поздравляла?! – зашипел я, косясь на тонкую дверь, отделяющую нас от папы. Я ведь чуть не забыл, что у папы тоже сегодня день рождения. Так уж нас с ним угораздило в один день родиться.

– Нет, конечно, разве я бы стала без тебя… – улыбнулась мама. – Пошли!

Мама достала из верхнего отделения стенки шуршащий сверток, я – из нижнего ящика – свой рисунок, и мы вернулись в мою комнату. Папа так и стоял возле моей взбаламученной постели и все так же по-особому улыбался – чуть-чуть загадочно и слегка растерянно, что ли…

– Поздравляем, дорогой! – чмокнула мама папину щеку и протянула сверток. Папа зашуршал целлофаном.

– Ого! С тройным лезвием! – одобрительно загудел он, вынимая подарки. – А парфюмерии-то сколько! Что я, барышня?

– Это же мужское, – принялась объяснять мама. – Это – лосьон после бритья, это – туалетная вода, это…

Я слушал радостное мамино перечисление всех составляющих подарка и смущенно вертел в руках своё поздравление папе – цветной коллаж, сделанный на компьютере в графическом редакторе. Что в нем особенного? Нужен он папе больно… Но что я ему могу подарить еще, если мне всего одиннадцать – хотя, уже двенадцать! – лет? Раньше я тоже дарил и папе, и маме рисунки – правда, не компьютерные, а выполненные обычными акварельными красками. Но тогда мне казалось, что родители и правда рады таким подаркам. А вот сейчас я почему-то засомневался. И даже солнышко, почувствовав мое сомнение, скрылось, золотые рыбки-пылинки исчезли…

Смущаясь все больше и больше, я все-таки протянул папе лист с поздравлением. Папа глянул на меня – снова как-то необычно, – взял рисунок, сказал «спасибо», внимательно рассмотрел мои «художества», прочитал стихи… Кстати, я сам их сочинил. По-моему, неплохо даже получилось.

– Сам? – спросил папа.

– Сам, – пожал я плечами. – Только машину и цветы из других фоток вырезал…

– А у тебя талант! – похвалил папа. – Можешь стать неплохим дизайнером. А стихи откуда?

– Ниоткуда, сам сочинил… – совсем смутился я.

– Да ну?! Ира, ты глянь, Ромка отличные стихи пишет! – по-моему, папа удивился искренне. Это меня чуточку обрадовало. Да что там чуточку – по-настоящему обрадовало! И даже рыбки снова заплескались в солнечном ручейке.

– Теперь тебе выбирать придется… – притворно вздохнул папа.

– Что выбирать? – Я хоть и понял, что папа шутит, но смысл шутки до меня не дошел.

– Кем быть: дизайнером или поэтом! – засмеялся папа.

И я тоже засмеялся. И мама. И мы все взялись за руки, и пошли пить чай. Потому что день рождения, даже двойной, это хорошо, но школу и работу никто еще по этому поводу не отменял, как сказала мама. Ей-то хорошо рассуждать, день рождения не у нее! А даже когда и был – то пришелся на субботу, и на работу она не ходила. Я понимаю, что так не на каждый год приходится, но в этом году нам с папой определенно не повезло. Ничего, в следующем году суббота как раз наша с папой, я уже посмотрел, а у мамы – воскресенье, тоже неплохо.

Нет, почему все-таки сегодня папа так странно на меня поглядывает? Пьет чай, а над чашкой глаза так и поблескивают в мою сторону! Будто сказать что-то хочет. Но не говорит, а лишь быстрее бутербродом рот себе затыкает. Спросить, что ли? Но мне почему-то становится страшно. Даже не страшно, а неуютно как-то… Словно боюсь, что если спрошу, испорчу себе и ему праздник. Я тут же подумал, что раз боюсь, значит все-таки страшно… Или нет? Пока я разбирался в своих запутанных сомнениях, папа уже допил чай, поблагодарил маму и скрылся в прихожей.

– Ты тоже давай, не зевай, именинник! – поторопила меня мама. – Уроки в честь тебя не перенесут.

И тут папа позвал из прихожей:

– Ромка, подойди-ка…

Папа был уже одет, и даже дверь приоткрыл. Неужели в последний момент сказать решился?.. По моей спине забегали тысячи маленьких холодных лапок.

Но папа сказал что-то совершенно «не в тему», как мне показалось. Он спросил:

– Ты знаешь, что такое семья? Откуда такое слово?