Тасманийская история

К югу от Австралии, в 224 км, лежит большой, порядка 68 тысяч квадратных километров, остров Тасмания… Открыт он голландцем Абелем Янзоном Тасманом в 1642 году и назван в его честь.

Умеренный влажный климат похож на климат Британии. С 1803 года на остров хлынули переселенцы: разводили овец, распахивали землю, разводили яблоневые сады. Переселенцев очень огорчало, что на острове живут еще какие-то дикие черные: то ли люди, то ли подобия людей…

Тасманийцы, быть может, единственное общество, сохранившееся к началу европейской колонизации на стадии развития, соответствующей позднему палеолиту. Они проникли на остров еще в эпоху Великого Оледенения, когда уровень океана был ниже, пролива моря между Тасманией и Австралией не было. Уровень Мирового океана поднялся, тасманийцы оказались в изоляции и жили почти так же, как их предки 15 и 10 тысяч лет назад.

Они охотились на кенгуру, опоссума, сумчатых крыс, тюленей, собирали водоросли, моллюсков, грибы, ягоды, коренья, птичьи яйца. Пищу тасманийцы пекли или жарили на кострах, потому что не знали даже самой простой керамики.

Жилищем им служили крайне примитивные шалаши и хижины, заслоны от ветра, а часто и пещеры. Каменные орудия – на уровне тех, что бытовали в Европе 50–60 тысяч лет назад. Наконечники копий тасманийцы обжигали на костре, вырезали из корней дубинки.

Обычно они ходили голыми. Больные, детишки, женщины иногда кутались в плохо обработанные шкуры, и только.

В общем, это был крайне примитивный народ, еще более отсталый, чем австралийцы. Поселенцам мешали две формы жизни: тасманийцы и сумчатые волки, которых в Австралии вытеснили одичавшие собаки динго. Сумчатые волки и тасманийцы ели овец, а коров не трогали – не могли справиться с такими большими животными. И тех и других поселенцы отстреливали и травили ядами: оставляли туши овец, отравленные стрихнином.

Так вот, трудно поверить, но есть свидетельства, что поселенцы иногда… ели убитых тасманийцев. До такой степени не считали их человеческими существами. Убивали, как представителей всякой иной фауны, разделывали, жарили на костерках мясо и ели. Невероятно, но об этом пишет свидетель – британец Клайв Тернбулл в своей книге «Черная война: перемещение аборигенов Тасмании»^[31].

В 1830 году поселенцы окончательно решили тасманийский вопрос, провели «черную войну» с мешавшими им формами жизни: в один прекрасный день они встали на побережье острова, так, чтобы каждый видел двух других. И начали сходиться от побережья к центру острова. По дороге они стреляли из ружей во всех тасманийцев и всех сумчатых волков, которых видели. К вечеру этого дня было убито около 4 тысяч сумчатых волков и примерно 6 тысяч тасманийцев.

И тут они показали, что к сумчатым волкам и тасманийцам относятся одинаково.

Последняя тасманийка по имени Труганини скончалась в 1876 году, в возрасте примерно 70 лет.

Таким же образом истребляли порой и бушменов – по тем же причинам. Они просто физически не могли понять, что овец и коров нельзя убивать и есть. Сама мысль о планировании дольше чем на месяц была им попросту совершенно непонятна.

Возникает вопрос: неужели английские колонисты ели тасманийцев, истребляли их и бушменов вместе с сумчатыми волками потому, что прониклись расовой теорией? Так сказать, воплощали ее в жизнь? Конечно, нет! Сама жизнь показывала им, что они стоят неизмеримо выше тасманийцев. И что бушмены принципиально ничем не отличаются от сумчатых волков, крокодилов и прочей фауны.

Расовая теория? Она только обосновывала то, что европейские народы и так уже знали. Так сказать, подводила теоретическую базу.

Глава 3
Эпоха «Черного рабства»

Плантаторы считали, что негры патологически ленивы и умирают в рабстве им назло – специально, чтобы не работать и чтобы плантаторы потеряли заплаченные за рабов деньги. Наука теоретически обосновала это убеждение плантаторов.

Исторический факт

Два слова о работорговле

Уже при Энрике Мореплавателе в Португалию стали ввозить партии чернокожих невольников. Энрике даже ввел государственную монополию на торговлю неграми. В 1452 году Папа Римский Николай V специальной буллой санкционировал захват португальцами африканских земель и обращение их жителей в рабство.

К началу XVI века в Португалии появились целые районы, где негритянских рабов было больше, чем местных жителей. В Лиссабоне 25 % населения были чернокожие. Но это – вывоз африканцев в Европу. В Америку их начали вывозить испанцы.

В 1510 году первые 250 африканцев с побережья Гвинейского залива были доставлены на золотые рудники острова Эспаньола (Гаити). В Центральную Америку – в 1526-м, в Южную – в 1533 году.

Но масштаб был незначительным, работорговля не стала индустрией. Испанское правительство обязывало доставить некоторое число работников в колонии, раз европейцев не хватало. В британские колонии в Северной Америке тоже сперва ввозили мятежных ирландцев и каторжников, и только с 1620 года начали ввозить негров.

Расцвет работорговли из Африки начался после создания плантационного хозяйства и начала эпохи Просвещения. Громадные торговые компании Голландии и Англии торговали по «золотому треугольнику»: вывоз рабов из Африки, их продажа в Южной Америке, покупка на вырученные деньги сахара и других сырьевых товаров, с целью их торгового обмена на ром и другие товары, производимые в североамериканских колониях, и затем окончательная перевозка экспортных товаров из Северной Америки в Европу.

Вся Западная Африка на протяжении трех столетий превратилась в поле охоты на рабов. Охота за неграми или покупка их за бесценок у прибрежных племен стали особой профессией. Рабов покупали у прибрежных племен или устраивали за ними охотничьи экспедиции. Вождей и царьков спаивали и подкупали, чтобы они продавали своих подданных или устраивали войны, захватывая подданных своих соседей.

За XVII–XVIII века – основные века работорговли – из Африки вывезли примерно 15 миллионов рабов, 10 миллионов из них – мужчины, уже готовые работники. По самым оптимистическим данным, на каждого захваченного и доставленного к западному побережью Африки раба приходилось еще по пять убитых, умерших в дороге, искалеченных и заболевших.

Еще не менее 5 миллионов умерли в пути. Ведь везли рабов в специальных кораблях, чтобы «напихать» их в трюм побольше. Небольшие парусные корабли того времени ухитрялись перевозить за один рейс по 200–300, даже по 500 рабов. Как говорили сами работорговцы, «негр не должен занимать в трюме места больше, чем он будет занимать в гробу». Он и не занимал.

Плавучий гробик под тропическим солнцем сильно нагревался. Воды и пищи было очень мало – их тоже экономили изо всех сил. Рабов и не думали выводить для отправления нужды из трюма. В темноте невольничье судно легко было отделить от любого другого – по исходящему от него тяжелому зловонию. По утрам, когда рабовладельческий корабль открывал свои люки, из трюма поднималось зеленое зловонное облако. Оно висело над кораблем, пока ветер не относил марево.

Опасное это было занятие: вести в открытом море такой корабль, битком набитый отчаявшимися людьми. Невольничий корабль в открытом море определяли по надстроенному укрепленному мостику – для того, чтобы было где отсидеться и отстреляться в случае бунта рабов. Не всем удавалось отстреляться: немало невольничьих кораблей пропали без вести.

В Америке рабов сначала подкармливали, лечили, а потом уже продавали. Впрочем, некоторые старались купить рабов побыстрее – стоимость раба повышалась по мере того, как он отдыхал от «путешествия». Выживших в плавании ждал подневольный труд на плантациях.

Получается, Африка за два столетия потеряла примерно 75 миллионов покойников… Называют и еще более страшные цифры. По мнению сенегальского ученого и негритянского расиста Сегюра и нигерийского историка (еще большего расиста) Ошо, Африка потеряла не менее 100 миллионов человек.

Работорговцы – спасители Африки?

Считается, что европейские колонизаторы очень виноваты перед Африкой. Не будем отрицать очевидного: никто европейцев в Африку не звал. Охота на рабов была делом просто чудовищной жестокости.

Но вот есть и такой подсчет: в Америке раб доживал в среднем до 44 лет, а его африканский сверстник жил в среднем 39 лет.

Некоторые современные ученые идут еще дальше, полагая: Африка к XVI веку оказалась перенаселена. Если бы не работорговля, несчастный континент взорвался бы страшными войнами, взаимным истреблением, голодом и эпидемиями. Впрочем, людоедство уже было. А ведь при всей жестокости колонизаторов никто из вывезенных в Америку не окончил свой жизненный путь на праздничном столе плантаторов.

Не будем уже говорить об исторической перспективе: потомки вывезенных из Африки даже в Гаити и в Бразилии (не говоря о Мексике и США) имеют совершенно другие возможности, чем в любой африканской стране.

Более того – настал момент, и европейцы начали исправлять причиненное зло, каяться, доказывать высокие качества негров. В «Пятнадцатилетнем капитане» Жюля Верна работорговцы выглядят совершенно отвратительно, а негры – хорошие. Негритянский вождь Таманго у Проспера Мериме – в высшей степени достойная личность, а вот работорговцы – плохие^[32]. Не говоря о легендарном «Максимке» К. Станюковича.

Скажите, а существует ли аналогичная негритянская литература, в которой негры извиняются за судьбы европейцев, окончивших свой жизненный путь на обеденном столе африканцев? В которой современные негры возмущаются поведением своих предков и отказываются от опыта нечеловеческого отношения к людям?

Мне неизвестно ни одно такое произведение! В великолепной повести Артура Кларка парень с тихоокеанского острова испытывает неловкость перед европейским сверстником: больше ста лет назад на его острове пытался поселиться европейский колонист с женой и двумя китайскими рабочими. Туземцы убили колониста и китайцев, а женщина уплыла в океан с крохотным ребенком, и с тех пор ее никто никогда не видел. А современный мальчик точно знает, что его прадедушка участвовал, «когда ели второго китайца»^[33].

Но это написал европеец; он просто приписал европейскую психологию туземному парню. Так современный англичанин может испытывать неловкость, точно зная, что его прадедушка «запихивал в трюм второго негра».

А вот повести, в которой темнокожий писатель извинялся бы перед европейцами, что-то я не нашел. Так что разница подходов к общему прошлому – налицо.

Сказанное – не попытка оправдать колониализм и работорговлю. Это лишь пример того, что всякая проблема и всякое явление истории чаще всего не так однозначны, как кажутся.

Может быть, хватит извиняться?

Почему именно негры стали рабами, или Как американцы стали расистами?

Для «прогрессивных» людей, либерастов и толерантов, очень типично издавать эмоциональные всхлипывания, но при этом не отвечать на самые коренные вопросы. Например: а почему именно африканцы сделались рабами в Мировой хозяйственной системе XVI–XIX веков?

Действительно, в античное время рабами были европейцы, никто не ставил задачи привозить в Римскую империю именно негров.

В XVI веке почему-то люди других рас не становились рабами. Индейцев рабами не делали. В Китае рабов не ловили. Малайцев и других жителей Южной Азии не ввозили в Америку в трюмах невольничьих кораблей. Почему?

В XVI веке Испания и Португалия завоевали, ограбили, разрушили до основания государства Америки. Крупные земледельческие народы индейцев испанцы покоряли и эксплуатировали. Но вот появляется плантационное хозяйство… Почему же ни из Перу, ни из Мексики не ввозят индейцев на плантации?

Ответ получается неполиткорректным: потому что в Центральной Америке водится такая птица – кецаль, или квезаль. Очень красивая птица с ярким оперением: красная с зеленой и желтой головой. У этой птицы есть особенность: она не может жить в неволе. Пойманные квезали быстро погибают и никогда не дают потомства в клетках. У индейцев квезаль был священной птицей. В Гватемале он – символ государства.

Индейцы, как квезаль, долго не жили в качестве рабов. Они бешено воевали при попытке захватить их в плен, а на плантациях жили мало, работали плохо, умирали быстро, детей не заводили. Невыгодно.

Так же невыгодно было завозить в Америку и гуанчей – коренное население Канарских островов. Есть интересные исследования о том, что гуанчи могли быть потомками древнейшего населения Европы. У гуанчей находят характерные черты кроманьонцев, древнейшего населения Европы, – это если уж говорить о людях современного антропологического типа. Исчезнувшую расу, к которой относились гуанчи, называют мехтоидной; носители данной расы населяли Север Африки до начала неолита и были ассимилированы или уничтожены носителями средиземноморской расы^[34].

Их было примерно 20–25 тысяч человек, со своими языками, письменностью и цивилизацией на уровне цивилизаций Древнего Востока времен Шумера и Аккада.

Этот первобытный народ очень быстро растворился среди хлынувших на Канарские острова переселенцев из Испании. В 1402 году гуанчи имели счастье увидеть первый корабль испанцев. В 1600 году ученые записали несколько сотен слов на одном из языков гуанчей. Но чистокровных гуанчей больше не было, остатки языка знали нищие и дикие метисы. Сегодня Канары – модный курорт, а гуанчей на Земле больше нет.

В XVI веке они еще были… Но их никто не ввозил в Америку. Ни один гуанч никогда не мотыжил хлопок на плантации.

В английские колонии Северной Америки ввозили рабов… Но притом и белых, и черных. Очень часто в Америку отправляли белых – причем на определенный срок, вместо тюремного заключения. Отбыл свое? И получаешь надел земли, становишься вольным колонистом. Таким же образом и негров часто освобождали после десяти или пятнадцати лет рабства. Особенно часто отправляли за море ирландцев – ну, не любили их англичане, что поделать, вечно они восставали.

Ввозили и белых, и черных с 1620 года, но продолжалась такая межрасовая идиллия всего полвека, до событий 1676 года… У марксистских историков хватает совести называть это «восстанием бедноты» или даже «революцией»…^[35] По существу же дела, военные действия в колонии Виргиния шли между двумя родственниками и очень богатыми людьми.

Губернатор Виргинии, Уильям Беркли, был ветераном гражданских войн в Англии, фаворитом короля во время своего первого срока на посту губернатора, драматургом и ученым. О его убеждениях говорит хотя бы такое высказывание: «Я благодарю Бога, что у нас нет ни бесплатных школ, ни печати, и я надеюсь, что у нас не будет этого еще сто лет; учение приносит неповиновение, и ересь, и секты в мир, и клевету на лучшие правительства. Бог хранит нас от этого!»^[36]

Натаниэля Бэкона (род. около 1640 г.), двоюродного брата жены Беркли, отец отправил в Виргинию потому, что чрезмерно активный юноша вел себя очень уж буйно. Пусть поживет вдали от впечатлительных соседей, которых он шумно обижал и грабил, да наживет ума-разума.